Мстислав Келдыш - Владимир Губарев

Когда вспоминают программу «Союз-Аполлон», я почему-то сразу же вижу эту сцену: зал приемов, музыка и летящая по паркету красивая пара – седой Теоретик Космонавтики и полуобнаженная актриса…

…Крохотный зал Центра дальней космической связи под Евпаторией. Большая комната, перегороженная пополам диваном. С той стороны пульты управления, за которыми сидят операторы, тощая фигура Георгия Николаевича Бабакина – Главного конструктора, мечущегося между пультами, и академик Келдыш, отдыхающий на диване. С этой стороны – вся остальная публика: члены Госкомиссии, журналисты.

Для Келдыша это была бессонная ночь, он вылетел из Москвы за полночь, а на рассвете (Венера – Утренняя звезда!) уже был в Центре дальней космической связи. Мне показалось, что Мстислав Всеволодович заснул…

Оператор сообщает данные о ходе полета аппарата в атмосфере Венеры – температура, давление, высота над поверхностью…

Бабакин мечется вдоль пультов…

Келдыш сидит с закрытыми глазами…

Напряжение страшное: все-таки впервые автоматический зонд пытается осуществить посадку на поверхность чужой планеты…

Наконец, приходит последнее сообщение, связь прерывается…

«Сели!» – радостно кричит Бабакин.

Зал взрывается аплодисментами…

Келдыш открывает глаза, говорит:

– Не будем торопиться. Мне кажется, до поверхности еще далеко – там совсем иные условия, чем мы представляем…

Но ликует не только этот зал, но и «Москва», где принимали данные о полете «Венеры», и голос Келдыша не услышан. Ему так и не удалось доказать наверху, что торопиться не следует, – официальное сообщение ТАСС объявило «об очередной победе в космосе – посадке на планету Венера»…

Через пару недель в кабинете Главного конструктора Г. Н. Бабакина шло совещание по итогам полета автоматической станции. Было уже ясно, что реальное принято за желаемое, а аппарат раздавлен во время спуска – давления на Венере совсем иные, чем представляли астрономы… Бабакин снял трубку «кремлевки» и набрал номер Келдыша. Он доложил о выводах их комиссии. В ответ услышал: «Я ни секунду в этом не сомневался… Порадовались немного, а теперь пора за работу – я верю, что вы посадите аппарат на поверхность!»

Б. Е. Патон и М. В. Келдыш встречают нобелевского лауреата Дж. Дж. Томсона, приехавшего на конференцию в Киев

И это вскоре случилось…

У меня в кабинете висит фотография межпланетной станции «Венера» с автографами Келдыша и Бабакина. Помню, они расписывались на ней с удовольствием…

Лысенко и Сахаров

Эти две истории не связаны между собой, да и случились они в разные годы.

Однако для меня у них есть общий стержень – это позиция президента Академии наук.

В обоих случаях М. В. Келдыш доказал не только свою принципиальность, но и мужество.

Власть в биологии Трофима Денисовича Лысенко беспредельная. Сначала его поддерживал сам Сталин, а следовательно, и весь партийно-государственный аппарат.

В 30-е мир науки, как и все общество, раскололся надвое.

С одной стороны – Николай Иванович Вавилов и его ученики. Среди них – молодой генетик Николай Дубинин, чье имя уже хорошо известно во всем научном мире.

По другую сторону – группа агронома Лысенко. В ней выделяется Презент – юрист по образованию, но провозгласивший себя философом и биологом. Он – идеолог, Лысенко – практик. Этот тандем начал рваться к вершинам научного сообщества.

Кстати, на первом этапе Презент всячески восхваляет Дубинина и его работы. Он надеется привлечь молодого профессора на свою сторону. А когда этого не случается, он становится его злейшим врагом.

На стороне Вавилова и его учеников – великая правда науки.

Группа Лысенко наверняка очень быстро исчезла бы в водовороте событий тех лет. Но случилось невероятное. Лысенко выступал на съезде колхозников-ударников. Как всегда, его речь пестрела лозунгами. Один из них – «Даешь перестройку сельского хозяйства на научных основах!». И вдруг в наступившей тишине прозвучал голос Сталина, присутствующего на съезде. «Браво, Лысенко!» – крикнул он.

И это «Браво, Лысенко!» определило судьбу нашей биологической науки на многие годы.

Перелом наступил, на мой взгляд, лишь в конце 50-х, когда один из ближайших соратников Лысенко, Нуждин, баллотировался в действительные члены Академии наук. Тогда против него единым фронтом выступили физики-ядерщики, а также молодой математик академик М. В. Келдыш. И первым прозвучал голос трижды Героя Социалистического Труда академика Андрея Дмитриевича Сахарова. Нуждина провалили. Это был первый удар по Лысенко. Тем не менее отечественные генетики по-прежнему работали под дамокловым мечом лысенковщины – одной из изощренных форм сталинизма.

Первой и главной жертвой стал Николай Иванович Вавилов. Его арест стал триумфом Лысенко и его бредовых теорий.

Вскоре были арестованы и другие крупные генетики.

В ворота сталинских лагерей выстроилась очередь из ученых. Нет сомнений, что в ней оказался бы и Николай Дубинин, но тут началась война, которая отбросила дискуссии в науке на задний план.

Но это была лишь отсрочка.

В августе 1948 года Сталин и Лысенко завершили разгром генетики, который они начали в канун войны.

Августовскую сессию ВАСХНИЛ открыл своим докладом «О положении в биологической науке» академик Лысенко. Уже в первых фразах своего доклада он дал понять, что получил добро от самого вождя.

Не имеет смысла пересказывать, какая вакханалия творилась в зале заседаний. Это был разгром генетики, торжество Невежества над Разумом. Пожалуй, впервые после мракобесия Средневековья и инквизиции столь масштабно уничтожались ученые. Нет, их не сжигали на кострах и не пытали физически, но моральное уничтожение было полным.

Приведу лишь два документа из сотен.

Первый я выбрал специально. И тому есть причина. Меня один из читателей обвинил в том, что я преувеличиваю роль Дубинина в нашей науке, мол, он не подвергался сильному остракизму на сессии ВАСХНИЛ. Этот человек написал мне длинное письмо, где доказывал свою правоту. Подпись меня удивила: автором письма был сын доктора биологических наук И. Е. Глущенко.

Неужели сын не знает, что говорил его отец на сессии ВАСХНИЛ?!

В таком случае напоминаю.

Из выступления доктора биологических наук И. Е. Глущенко:

«В чем смысл работ Дубинина? Чем он обогатил нашу советскую науку? Этот человек, которого давно провозгласили «вундеркиндом» (и, кажется, первым это сделал Кольцов), на протяжении многих лет является импортером самого отсталого, самого реакционного, что есть в зарубежной морганистике… В своих псевдонаучных работах о гене, как о центральной проблеме морганистской генетики, Дубинин приходит к чудовищному положению, а именно: «ген является базисом жизни…». В оправдание факта игнорирования Дубининым генетических работ академика Лысенко говорится, что нельзя требовать от Дубинина положительной оценки научных взглядов академика Лысенко, ибо Дубинин их не разделяет…»

Напрасно спустя полвека сын пытается защитить отца. Сессия ВАСХНИЛ 1948 года – это не только дискуссия о судьбе генетики и науки в целом, но прежде всего нравственное испытание ученых, всех вместе и каждого в отдельности. И лишь единицы выдержали его. Один из них – Николай Петрович Дубинин.

Из Постановления Президиума АН СССР:

«…3. Упразднить в Институте цитологии, гистологии и эмбриологии лабораторию цитогенетики, возглавляемую членом-корреспондентом Дубининым Н. П., как стоящую на антинаучных позициях и доказавшую в течение ряда лет свою бесплодность. Закрыть в том же институте лабораторию ботанической цитологии, как имеющую такое же неправильное и антинаучное направление…»

Пунктов в этом Постановлении было много, и каждый из них наносил смертельный удар по науке…

А теперь я хочу поговорить о другом. Сколько раз можно наступать на одни и те же грабли! Я имею в виду администрирование в науке. К сожалению, наша история знает множество примеров, когда власть и властители пытались «поправить науку», и каждый раз (исключений нет!) это приводило к катастрофам, трагедиям, отбрасывало общество на десятилетия назад. Тем не менее власть снова и снова пытается «учить ученых», она вынуждает их жить по чуждым для свободного творчества правилам. Нынче – ситуация аналогичная. То, что называется модным словечком «реформирование науки», не что иное, как очередная попытка надеть узду на ученых и науку, подчинить своим сиюминутным интересам. Безусловно, найдутся люди, причастные к научной среде, которые будут петь дифирамбы власти, верно служить ей. Но проку от этого не будет никому, как это и случилось в середине прошлого века.

Встреча с сибирскими учеными в Академгородке

Сессия ВАСХНИЛ 1948 года – это величайший позор нашей науки, а потому ее надо изучать и знать.