Подари мне пламя. Чернильная мышь (СИ) - Дана Арнаутова

— Полагаешь, это лучше? — тихо-тихо спросил Монтроз. — Ты хоть видела, что такое тюрьма? На грязных нарах с товарками по камере или в караулке у охранников тебе понравится больше? Глупая девчонка, за тебя же никто не заступится. Думаешь, Эдвард Оршез не сумеет откупиться или свалить все на тебя? И учти, что мне стоит пообедать с королевским обвинителем — и ты пожалеешь, что на свет появилась.

— Не надо…

Губы не слушались. Маред вдруг поняла, что происходит: вот прямо здесь и сейчас. И никак это не остановить, словно в страшном сне, когда руки-ноги не слушаются. Дура. Какая же она дура. И поздно жалеть и каяться…

Жесткие горячие пальцы вздернули ей подбородок кверху, не позволяя опустить глаза. Монтроз — Корсар проклятый — медленно и размеренно продолжил, роняя каждое слово, будто гвоздь забивал:

— Не надо? Я тебя сюда не звал, глупая девчонка. Ты сама захотела: то ли легких денег, то ли еще чего. А за все надо платить. Выбирай: твое будущее или одна ночь. Что, смелости не хватает? Боли боишься? Или мораль не позволяет? О морали и порядочности надо было думать раньше, когда шла воровать. А теперь скажи спасибо, что я буду один. Делиться не люблю, так что больше тебя пальцем никто не тронет. И если будешь умницей, то утром уедешь домой, а не на тюремные нары.

Маред замотала головой, пытаясь вырваться. К глазам подступили слезы, но она представила, как презрительно скривится проклятый ублюдок и извращенец — и слезы высохли, не успев брызнуть. Боль? Да не боится она боли! Но как же это мерзко! Стыдно, грязно, отвратительно…

— Не хочу, — проговорила она чужими, застывшими, как на морозе, губами. — Пожалуйста, не заставляйте. Я не хочу.

— А тебе и не обязательно хотеть, — промурлыкали ей жарко в самое ухо, обдавая его горячим дыханием. Пальцы снова сжимали подбородок, теперь просто не давая отстраниться. — Главное, что хочу я. Очень хочу. Будешь моим подарком на день рождения, девочка.

Пальцы легко и равнодушно толкнули ее, исчезая, Маред сжалась в кресле, ненавидя себя, как никогда в жизни. За глупость, за жадность, за то, что сдалась. Сдалась ведь!

— Тебе нужно в ванную? — безразлично поинтересовался Корсар и, дождавшись, когда она помотает головой, протянул руку в отвратительной пародии на учтивость: — Тогда идем.

Подняться из кресла оказалось невозможно. Совершенно невозможно. В горле встал плотный горький ком — куда тяжелее, чем от кофе — и Маред подумала, что ее сейчас вырвет. А ноги точно не удержат.

— Даже не думай, — ласково предупредил ее Монтроз. — Я не верю женским истерикам и считаю лучшим средством от них пару пощечин. Если и правда плохо — сходи в ванную, тебя проводят. Позвать прислугу?

— Нет, — выдавила Маред.

Она встала сама, но каблук зацепился за совершенно гладкий ковер. Маред едва устояла на подгибающихся ногах, невольно схватившись за подставленную ладонь. Тут же выпустила ее, словно обожглась.

— Осторожней, — хмыкнул ее мучитель. — Не делай такое лицо, словно идешь на заклание. Просто слушайся — и все будет хорошо.

«Не будет, — с абсолютной ясностью подумала Маред. — Уже никогда ничего не будет хорошо. Или хотя бы так, как было. Ненавижу. Все равно, что он со мной сделает — ненавижу. И убью… когда-нибудь. Не знаю, когда и как, но убью. А сейчас просто придется потерпеть. Это не со мной. Это все просто происходит не со мной, — повторяла она привычную с детства успокоительную мысль. — Я выдержу. Главное, чтобы там не было огня. Ведь не будет же, правда?»

Она зло скинула опустившуюся на плечо ладонь Монтроза, шарахнулась к стене.

— Не трогайте меня! Сама пойду!

Глава 3. Форс-мажор на фоне канделябра

В спальне Монтроза было тихо и темно. Теплый свет сочился сквозь кремовый стеклянный колпак изящного бра и ложился только на кровать, оставляя комнату в шоколадной полутьме. «Как на сцене», — подумала Маред, привычно отметив краешком сознания, что лампа — астероновая. Зато у изголовья кровати над специальной полочке для мелочей стоял подсвечник на дюжину свечей, и вот он-то Маред не понравился совсем. Тонкие красные столбики воска, такие невинные, обычные… Маред сглотнула и отвела от них взгляд, с тоской подумав, что вот бы этим подсвечником — да лэрда королевского стряпчего по голове. Маленький, тяжелый, так и просится в ладонь… Но на сегодня она уже достаточно натворила глупостей, не хватало только случайное убийство к ним добавить. В доме, где между ней и выходом толпа гостей, отлично запомнивших Маред в лицо. Еще и фониль остался в кабинете Монтроза, его не забрать, а по личному номеру кристалла ее найдут в тот же день.

Маред вдохнула — глубоко, как могла, — и выдохнула, не решаясь сделать шаг от двери в полутьму комнаты.

— Так и будешь там стоять? — поинтересовался Монтроз.

Сам он, пройдя в спальню, первым делом подошел к шкафчику в углу и добавил бренди в стакан, из которого тянул весь вечер по глоточку. Затем опустился в глубокое низкое кресло на границе сумрака и полной тьмы, развалившись там с ленивой грацией тигра. Для довершения сходства светлые глаза совершенно по-звериному поблескивали из темноты. Стакан, поставленный на широкий подлокотник, ловил отблески света, золотясь, и таким же золотом поблескивала крупная монета, которую Корсар крутил в пальцах, так что кругляш то скрывался в ладони, то вновь выныривал на свет. Проклятый даблион, цена ее глупости…

— Если мне придется повторить приказ или вопрос, ты об этом пожалеешь, — предупредил Монтроз.

Голос его был мягок и сладок, он словно растекался, обволакивая, ласкал слух, но Маред помнила, как легко в этой мягкости прорезается сталь.

На негнущихся ногах она сделала шаг вперед, еще один. Встала перед креслом в свете бра, падающем из-за спины и немного сбоку. Голова была ясной и пустой до омерзения, словно и вправду все происходило не с ней, а где-то далеко и с кем-то другим. Так же ясно, холодно и зло она подумала, что ни за что не будет просить пощады и объяснять, что не хотела воровать. Толку-то? Никто ее здесь не пожалеет, уж точно не этот высокомерный ублюдок, привыкший получать все, что захочет. Вот не будет просить! И сама, без приказа, ничего делать не станет. Мало ему продажных женщин, захотелось порядочную? Вот и получит… порядочное бревно.

Губы Монтроза тронула улыбка. Взяв стакан, он медленно глотнул, не сводя глаз с Маред.

— Раздевайся.

Стакан тихонько стукнул о полированное дерево подлокотника. Блеснул раскаленным угольком дублон.

Маред сжала губы, с трудом подняла взгляд, заставляя себя смотреть мимо черноволосой макушки. Наклонившись, сняла ботинки вместе с чулками, взялась за платье. Пуговицы лифа расстегивались легко, форма студенток изначально кроилась и шилась так, чтобы снимать её без горничной. Неловко подхватив непослушными пальцами подол, Маред второй раз за вечер потянула его наверх, путаясь в жесткой ткани. Скомкала широкую юбку, зло рванула и выскользнула из расстегнутого платья, оставшись в одной рубашке, корсете и коротких, всего по колено, панталонах. Только не смотреть ему в глаза! Только не смотреть… Бригита милосердная, слава тебе, что это чудовище хотя бы не получит ее девственной. Иначе, стань он ее первым мужчиной, проще и легче было бы умереть.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});