Стать Медузой (ЛП) - Хамм Эмма

Медуза помнила историю о тех женщинах. Как они делили глаз и передавали его между собой. Они могли видеть сердце смертного, пришедшего в их логово безумия и магии, насквозь.

Эти девушки были сестрами этих монстров?

Она попыталась подавить дрожь страха, зная, что рядом были два создания, которые могли прожить века на этой земле. Они будут тут, когда кости Медузы станут пылью и пеплом. Они увидят конец времен, если захотят, хотя она не представляла, что бессмертных можно было убить.

Тысяча вопросов расцвела в ее голове. Бессмертные могли умереть? Или они жили, даже если хотели, чтобы их жизни закончились?

Она заметила, что сестры внимательно смотрели на нее.

Медуза кашлянула.

— Что такое?

— Мы видим все твои мысли на твоем милом личике, — ответила Сфено. Ее глаза были яркими, блеск был опасным, и Медузе это не нравилось. — Ты хочешь знать о нас больше. Все, что можно, потому что ты не боишься нас, да?

— Ты была добра со мной, — ответила она. — С твоей помощью я сбежала от скучной жизни. Ты поговорила с Высшей жрицей, чтобы я могла быть тут. Я в долгу перед тобой, Сфено.

— О, я не хочу долг смертной. Ты мало можешь мне дать, у меня уже многое есть, — она указала на город. — В конце концов, у всех нас есть это. Но, милая, я хочу от тебя то, что ты можешь дать только по своей воле.

Она сглотнула. Эта дочь первобытных богов хотела попросить то, что она не захотела бы отдавать? Ее душу? Ее жизнь? Это было бы ужасно и печально.

— Чего ты хочешь? — с дрожью спросила она.

— Твою дружбу, — сказала Сфено. Она взяла сестру за руку и протянула руку к Медузе. — Мы как ты, Медуза. Ты единственная из жриц не смотришь на нас со страхом, как на монстров. И мы хотим дружить с тобой. Только и всего.

Жар расцвел в ее груди. Да, она хотела дружить. Она хотела таких подруг.

Она взяла Сфено за руку и повернулась, чтобы смотреть с ними закат. Впервые с решения поехать в Афины Медуза ощущала себя как дома.

ГЛАВА 9

Алексиос смотрел на погребальный костер, лишенный эмоций.

Не так должна была сложиться его жизнь. Он не мог поверить, что его отец умер.

Он все еще видел тело в огне. Так старик хотел уйти, и он выполнил желание отца. Но он не понимал, как больно будет смотреть, как старик сгорает.

Все произошло слишком быстро. Его отец был в порядке, ходил по саду, указывал на места, которые нужно было прополоть. Он даже помогал Алексиосу вечером в кузне. Он бил молотом так же, как и когда был на пике силы.

Следующим утром Алексиос коснулся плеча отца, чтобы сообщить, что он пошел на рынок.

А он был мертв.

Холодный, и тело уже не выглядело как его отец. Холодные останки не были ярким мужчиной, которого он знал всю жизнь. Казалось, со смертью его отец пропал, оставив незнакомца вместо себя.

Золотые монеты, которые он опустил на глаза отца, сияли красным в огне. Скоро и они пропадут. Он хотя бы дал отцу монеты, чтобы тот заплатил паромщику в Загробном мире.

Ладонь сжала его плечо с силой, которая была больше, чем у смертного.

— Мне так жаль, друг.

Только Персей остался, пока он разбирался, что делать с отцом. Никто из деревни не помог ему, хотя его семья помогала жителям больше других. Гнев пылал в его груди. Он хотел ломать вещи, разбивать носы, заставить их ценить то, чего добился его отец.

Но он не мог.

Единственным оставшимся светом было воспоминание о девушке, пропавшей с золотым браслетом. Он больше не увидит ее, но будет хорошим ради нее. Он был в этом уверен.

Алексиос вздохнул и потер лицо ладонью.

— Я не знаю, что теперь делать. Я даже не знаю, куда идти.

— Я вижу два варианта, — Персей обвил рукой его плечи и отвел его от костра. — Ты можешь остаться тут и работать, как твой отец, местным кузнецом.

Это был не лучший вариант. Он не хотел оставаться тут, гнить в воспоминаниях о семье, которая могла у него быть, и которую он потерял.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— А другой вариант? — буркнул он.

— Пойти домой со мной, — Персей отпустил его и отошел, глаза сияли искренне. — Я хочу, чтобы ты встретил мою семью. Ты уже мне как брат, а я знаю тебя лишь пару месяцев. Я знаю, рыбалка тебе не близка, но ты можешь делать нам крючки, чинить лодку, делать все, что можешь, а мы примем тебя с распростертыми объятиями.

Он не хотел и этого. Алексиосу нравилась эта деревня. Даже если они бросили его в этот момент, они хотя бы давали ему работу, чего могло не быть в других поселениях.

И вдруг Медуза вернется? Он хотел дождаться ее тут.

Мысль о ее возвращении без него тут была невыносимой. Он говорил себе, что будет верным, храбрым, хоть надежда не имела оснований. Но он не мог оставаться в тени тех воспоминаний.

Наконец, он кивнул. Онемение снова охватило его разум, и он услышал, как буркнул:

— Я пойду с тобой.

Алексиос смутно осознавал, как попал из своего дома к Персею. Он помнил корабль, и как он сидел у борта и смотрел на горизонт, ждал, что морской монстр приплывет и проглотит его целиком. Он помнил, что остров назывался Серифос, и почти все на нем были рыбаками.

Когда он пришел в себя, он не помнил даже, сложил ли свои вещи. Наверное, ведь на его спине был тяжелый мешок. Персей был слева от него, поднимался на небольшой холм, направляясь к рыбацкой хижине у края океана.

— Только не говори с Диктисом о моем отце, — сказал Персей. — Понятно?

Алексиос не помнил, о чем они говорили.

— Разве Диктис не твой отец?

Персей подмигнул и указал на него.

— Именно. Вот так и веди себя.

Алексиосу было все равно, что за семейная драма у них была, или насколько странными были их отношения. Он просто хотел место, чтобы опустить голову, стать тем, кем он был всегда.

Дверь хижины открылась, и вышла женщина. Ее волосы были прямыми, расчесанными так гладко, что сияли на солнце, как только вскопанная почва. Хоть на ее висках была седина, на ее блестящей коже не было морщин. Она была в простом хитоне и гиматии, но одежда была хорошо сделанной и ухоженной.

Она протянула руки и закричала:

— Персей! Сынок, ты дома!

И юноша бросил сумку и побежал в объятия матери.

Значит, это была Даная.

Алексиос вспомнил, как Персей говорил о ней весь путь. Он не переставал говорить о своей матери и ее красоте. Как даже Зевс не смог устоять перед ней. И от этого родился Персей.

Он вспомнил, что золотой дождь пролился на Данаю, и она забеременела сыном Зевса. Звучало глупо, по мнению Алексиоса. Такую историю мать рассказывала бы ребенку, когда не хотела, чтобы он знал, что она изменила его отцу.

Хотя Персей говорил, что она была замужем за королем, а не Диктисом. Рыбак принял Данаю, когда нашел их в море, дал им дом.

Диктис хотел, чтобы его звали отцом Персея, но он не был мужем Данаи.

Алексиос выждал, пока они встретятся, а потом подошел ближе. Он знал, как выглядел. Огромный мужчина с тяжелыми кулаками и нависающим лбом. Она посмотрит на него и спросит, почему сын привел домой солдата. Или решит, что он был должен денег, и бандит пришел забирать их.

Но Даная отреагировала не так. Она отпустила сына и протянула руки к Алексиосу.

— Друг моего мальчика — мой друг. Ты такой юный, но такой большой.

Он замешкался на миг, а потом дал ей обнять его. Он прильнул к ее теплу, его сердце немного успокоилось. Так ощущалось, когда у тебя была мать? Она должна быть такой хрупкой и нежной?

Потеря отца обжигала сильнее, чем раньше. Он думал о неподвижном теле, не мог прогнать картинку из головы. Он хотел помнить отца как кузнеца, сильного мужчину и доброго родителя. А не то, каким он умер.

Персей подошел и опустил ладонь на его плечо.

— Он потерял отца, единственного члена семьи. Я сказал, что он мог остаться с нами, пока не найдет, чем заняться.