Масоны и революция - Арон Аврех

Н. Яковлев берет масонского быка за рога с первой же страницы своей книги в введении, озаглавленном довольно интригующе: «Вводное замечание к уже написанному другими». Смысл этого «Замечания» состоит м том, что вес написанное другими о первой мировой войне и Февральской революции имеет один существенный пробел: в нем нет ни слова о масонах. А именно они, как оказалось, были подлинными руководителями русской буржуазии в указанные годы, а не буржуазные партии, вроде кадетской, как принято было считать до сих пор. И причина тому не историки, а эти самые масоны, которые тщательно хранили тайну своей деятельности и в эмиграции, и лишь с середины 1950-х гг. кое-что стало пробиваться наружу. Далее идет ссылка на известное нам место из воспоминаний Милюкова, где он пишет о спайке пресловутой четверки во Временном правительстве и сообщается о том потрясении, также нам известном, которое испытала Кускова (а за ней и Керенский), узнав об этих «сделанных походя» замечаниях. «Так, — восклицает автор, — в середине пятидесятых годов была приоткрыта завеса над деятельностью тайной масонской организации, у руководства которой к 1917 году стояли Н. В. Некрасов, Л. Ф. Керенский, М. И. Терещенко, А. И. Коновалов — ведущие деятели Временного правительства!»[2].

После этого идет рассказ о потасканном фате князе Бебутове и глупой охранке, давшей себя запросто провести хитроумному Милюкову, к которому мы еще вернемся.

Историю возникновения этой организации, ее цели и средства их достижения, принятые ею, Н. Яковлев изображает следующим образом. В сентябре 1915 г., после провала переговоров «Прогрессивного блока» с правительством, «те, кто считал себя руководителем русской буржуазии, решили создать тайную организацию». Они «преисполнились решимости пренебречь всеми партийными различиями» и создать организацию «но тину масонских лож», с тем чтобы «охватить высшую структуру Российской империи, особенно двор, бюрократию, технократию и армию». Все это нужно было для того, чтобы нейтрализовать или устранить монархию и осуществить «переход всей полноты власти в руки буржуазии в рамках диктатуры». Последняя же нужна была для того, чтобы не допустить революции, а если она все же вспыхнет, — потопить ее в крови. Это «была главная цель объединения политиков, формально принадлежавших к разным буржуазным партиям». Такова посылка, далее идут доказательства.

Доказательством номер один служит «Диспозиция № 1», которой автор придает ключевое значение. В начале сентября 1915 г., уверяет Н. Яковлев, «возник сверхзаконспирированный «Комитет народного спасения», который и издал 8 сентября указанную «диспозицию». В этом «таинственном документе», найденном в бумагах Гучкова, «формулировались цели этой новой организации». Об этом говорит содержание документа. В нем утверждалось, что Россия ведет две войны — «против упорного и искусного врага вовне и против не менее упорного и искусного врага внутри». Достижение победы над первым немыслимо без предварительной победы над вторым, под которым разумелась «правившая династия». Для победы над внутренним врагом надо оставить всякую мысль о «блоках и объединениях с элементами зыбкими и сомнительными» (слова документа) и немедленно назначить штаб верховного командования, основную ячейку которого составят князь Г. Е. Львов, А. И. Гучков и А. Ф. Керенский.

«Отцы — основатели организации», пишет далее автор, настаивали: борьба «должна вестись по установленным практикой правилам военной дисциплины и организации» (цитата из «диспозиции»), С самого начала, указывает Н. Яковлев, подчеркивался избранный, а не массовый характер организации. «Сия работа, — цитирует он, — не касается обыкновенных граждан, а исключительно лиц, участвовавших в государственной машине и общественной деятельности». В «диспозиции» в качестве пригодного метода признавался прежде всего «отказ войск» иметь какое-либо «общение» с лицами, подвергнутыми остракизму штабом верховного командования, удаленными от государственных и общественных функций. Хотя, естественно, в скобках замечает по этому поводу Н. Яковлев, «они продолжали занимать соответствующие посты в иерархической пирамиде империи!».

«Заговорщики считали, однако, совершенно обязательным, — подчеркивает Н. Яковлев, — чтобы не допускалось стачек, могущих «нанести ущерб государству», т. е. стремились предотвратить любое массовое движение против царизма. Иными словами, — делает он главный вывод, — речь шла о подготовке верхушечного дворцового переворота, но отнюдь не революции». Люди, которые его готовили, «не были столь наивны, чтобы вместе с масонским жаргоном, на котором написана «Диспозиция № 1», брать все у идейных предшественников». Фартуки, символика и прочее были отменены, допускались женщины, главным была глубокая тайна и клятва хранить ее. Организация состояла из лож по пять человек, «подчиненных в конечном счете «штабу верховного командования». Здесь, как видим, Н. Яковлев перешел от «диспозиции» к известному нам письму Кусковой, которое он далее и излагает[3]..

Итак, в интерпретации Н. Яковлева, дело с «Диспозицией № 1», которую он называет «поразительной»[4]., выглядит следующим образом: 1) она исходит от «сверхзаконспирированной» тайной организации, возникшей в начале сентября 1915 г.; 2) «отцы — основатели» этой организации считали, что она должна действовать как военная организация; 3) ядром ее будущего штаба является тройка — Львов, Гучков и Керенский, которым предписывалось этот штаб немедленно создать; 4) цель — дворцовый переворот; 5) организация в виде лож по пять человек, подчиненных штабу, но без масонской символики, за исключением клятвы о соблюдении тайны, однако сама «Дпспозиция № 1» написана «на масонском жаргоне».

Документ, который так поразил Н. Яковлева, был опубликован более 50 лет тому назад, и не где-нибудь за тридевять земель, а в широко известном советском архивном издании[5].. И ни один советский историк не обратил на него ни малейшего внимания, не придал ему никакого значения. Только белоэмигрантский историк С. П. Мельгунов за 45 лет до Н. Яковлева (о чем последний почему-то умалчивает) подверг «Диспозицию № 1» детальному анализу и пришел к выводу, что это достаточно серьезный документ масонского происхождения, с которым историк не может не считаться.

Но, к чести Мельгунова, который с первых же страниц своей книги предупредил читателя, «что в ней будет много предположений и догадок»[6]., он отнесся к «диспозиции» гораздо осторожнее и выводы сделал куда более умеренные, чем Н. Яковлев. Приведя текст «диспозиции» почти целиком, Мельгунов задается вопросом: «Что это? Мистификация? Полицейское измышление? Плод досужей фантазии любителя измышлять проекты? Из трех предположений третье наиболее возможно». Здесь-то Мельгунову и следовало бы остановиться, чтобы не подвергать риску свою репутацию историка. И, судя по поставленным вопросам, он это понимал. Но... не удержался. Соблазн доказать, что масоны принимали активное участие в оппозиционном движении и подготовке дворцового заговора, пересилил осторожность и преодолел сомнения. «Надо, однако, признать, — пишет он далее, — что при всем своем своеобразии документ довольно отчетливо формулировал задачи, которые преследовала оппозиционная правительству политика. Быть может, у иного читателя такое предположение вызовет ироническую улыбку. Но ведь все масонство, в сущности, было «игрой» в аллегории и символы. Иносказательный язык и моральные сентенции — органическая часть масонского «просвещения». Любой масонский документ будет производить впечатление ходульной наивности. В чьем ином мозгу в 1915 г. могла создаться столь необычайная комбинация, которая соединила в одно кн. Львова, Гучкова и Керенского?»

Как видно из приведенного отрывка, Мельгунов, настаивая на масонском происхождении документа, чувствует себя неуверенно и не столько убеждает, сколько просит с ним согласиться. Дальше эта неубедительность становится еще более неубедительной. «Если предположить, — рассуждает он, — что Львов и Гучков принадлежали к масонству 15 г., имевшему карбонарские черты (под последними Мельгунов имеет в виду подготовку дворцового переворота.— А.А.), тайна могла бы до некоторой степени разъясниться». Такое предположение, на его взгляд, возможно, но никаких конкретных данных, подтверждающих эту гипотезу, нет. Масонство 1915 г. имело «левое» направление. Гучков же «числился» в рядах правых. Таким образом, Мельгунов прямо признает, что зачисление Гучкова и Львова в масоны не более как его предположение, не имеющее никаких конкретных доказательств. В отношении последнего он сделал следующее примечание: «То, что Львов долгое время во Временном правительстве поддерживал тройку (Керенский—Некрасов—Терещенко), скорее говорит в пользу масонских связей. Характерно, что в кадетской среде поддерживали Львова, числящегося скорее в правом крыле этой партии, где он был, в сущности, случайным гостем, именно левые, провинциальные кадеты, которые, главным образом, и улавливались в масонские ложи».