Старая легенда - Вероника Кузнецова

— Но меня совсем не интересует эта девушка! — с негодованием воскликнул Гонкур.

— Зато её очень интересуешь ты.

Наступило молчание. Подумав и отвергнув несколько пришедших на ум линий поведения на завтра, Гонкур вздохнул. Он очень хотел прекратить ухаживание Ренаты, но боялся обидеть её резкостью. Наверное, девушкам трудно признавать, что их нежные чувства не находят отклика, а сами они не вызывают желания продолжить знакомство. Потерпев поражение, прежние поклонницы Гонкура не на шутку оскорблялись, и молодому человеку не хотелось повторения обычной истории.

7

Гонкур прошёл в комнату господина Вандесароса, чтобы помочь ему лечь, и удивился силе и ловкости друга. Он готовился бережно на руках перенести старика с кресла на кровать, а потом, как маленького, переодеть в пижаму, но тот быстро подкатил кресло к кровати, подтянулся на руках и в один миг не то перевалился, не то перекатился на неё.

— Что смотришь? — спросил он, заметив взгляд Гонкура.

— Ничего.

— Удивлён моей сноровкой? — самодовольно спросил старик, которому нелегко было овладеть этим способом укладывания спать, и потому он чувствовал естественную гордость.

— Да, пожалуй.

У Гонкура вновь мучительно защемило сердце от беспомощности друга.

— Устраиваюсь на ночь я сам, а вот утром без посторонней помощи обойтись не могу. Ко мне приходит Каремас и переносит в кресло.

Глаза старика погрустнели.

— Другие и лечь-то не могут сами, — неуклюже ободрил его Гонкур.

— Тоже верно. Но скоро я научусь и вставать самостоятельно. Я уже почти нащупал способ. Идёшь спать?

— Помочь тебе раздеться?

— Нет, уж это я сумею сам. Приятных сновидений, дорогой. Если придёт Нигейрос, позови меня.

Гонкур засмеялся.

— Договорились, дед. Спокойной ночи.

Он прикрыл дверь в комнату старика, прошёл в гостиную и сразу же постелил на кожаный диван приготовленные стариком одеяла и простыни, чтобы почитать в постели и сразу же выключить свет, едва почувствует приближение сна, затем он медленно снял пиджак, ещё медленнее повесил его на спинку стула, сел и задумался, машинально разглаживая морщинку на рукаве рубашки и глядя на свои сапоги. Мысли скакали с предмета на предмет, ни на чём не задерживаясь, но возвращаясь снова и снова то к людям, с которыми сегодня познакомился, то к впечатлениям дороги, то к инвалиду, пытающемуся достигнуть хотя бы видимости самостоятельности, то к странному Нигейросу, легенду о котором ему начали рассказывать. Впечатлений было слишком много, и немалое место в его мыслях занимала Мигелина, своим равнодушием, в котором не было ничего показного, задевавшая его самолюбие и разжигавшая интерес к себе. Вот брюнетка проще и понятнее. Сразу видно, что он ей понравился, и она этого не скрывала, а напротив, своим вниманием проявляла даже назойливость. Будь эта особа скромна, её красота только бы выиграла. И что у него за несчастная судьба? Почему к нему липнут девицы, которые его не интересуют, а единственная понравившаяся ему девушка ясно даёт понять, что он ей безразличен, если не более?

— Извините, я вам не помешаю? — раздался приятный женский голос.

Гонкур так вздрогнул, что стукнулся плечом об угол стола. Потирая ушибленное место, он с тревогой взглянул на дверь и увидел Ренату.

— Что вам угодно? — осведомился он охрипшим от волнения голосом.

"Теперь девушки ко мне стали являться прямо в спальню, — подумал он с растущим беспокойством. — Только бы никто не узнал, а то попробуй объясни её присутствие у меня. Как бы её повежливее спровадить?"

— Я хотела узнать, не нужно ли вам чего-нибудь? — сказала девушка.

Это, конечно, было очень любезно, но надо было от неё поскорее отделаться, поэтому он ответил возможно холоднее:

— Нет, спасибо. У меня есть всё необходимое.

Гонкур ожидал, что, встретив такой суровый приём, она тут же уйдёт, и приготовился как можно приветливее пожелать ей спокойной ночи, но, к его ужасу, девушка прошла в комнату.

— Можно войти? — спросила она, когда оказалась уже у стола. — Вы ведь ещё не ложитесь спать?

Гонкуру ничего не оставалось, как сказать:

— Садитесь, пожалуйста.

Он снял со спинки стула пиджак и накинул на плечи, потому что в особняке, где хозяйкой была столь изысканная старая дама, как госпожа Кенидес, принимать гостью, находясь только в рубашке, казалось ему не совсем удобным. К несчастью, разобранная постель была слишком на виду и чрезвычайно смущала молодого человека. Поправить дело было нельзя, и ему оставалось лишь хмуро наблюдать, как Рената, изящно подобрав платье, садится в кресло.

— Вам здесь нравится? — непринуждённо спросила девушка.

— В городе я ещё не осмотрелся, а в доме очень нравится, — вежливо ответил Гонкур, удивляясь, как ей не стыдно являться в спальню к почти незнакомому мужчине.

— О, здесь очень хорошо! — воскликнула Рената и замолчала, не зная, что добавить.

Когда она шла сюда, ей казалось, что разговориться с молодым археологом не составит труда, а на деле она не могла придумать, что сказать.

— Вам не холодно? — спросил Гонкур, чтобы прервать тягостное молчание.

— Да, немного. Здесь прохладно.

"Вот и шла бы к себе", — с неприязнью подумал Гонкур, снимая пиджак и протягивая ей. Рената закуталась в него и уютно устроилась в кресле, заставив молодого человека позавидовать её самообладанию. Повернув к мрачному археологу голову, она спросила, улыбаясь:

— А вы не посылаете меня в душе к чёрту?

— Я?.. Н-нет, — промямлил Гонкур и вдруг неожиданно для себя засмеялся, сразу почувствовав себя легко и свободно. Теперь даже расстеленная постель перестала представляться ему в кошмарном виде.

— Не сердитесь на меня, — жалобно сказала Рената, — мне просто очень скучно. Здесь хорошо первые два дня, а потом всё надоедает, потому что говорят на одну и ту же тему: Нигейрос, Замок Руин, Чёрный кавалер. И так в каждый мой приезд. Сначала я очень боялась таких рассказов, а потом и это надоело. Сколько о нём можно говорить? А не говорить ещё скучнее. И ведь никто, абсолютно никто его не видел!

— А Чорада? — спросил Гонкур.

— Вам и это успели рассказать? Кто же? Дедушка?

Гонкур кивнул.

— Я думаю, Чораде только показалось, что она его видела. Наслушалась страшных историй, осталась в комнате одна, а в это время или тень мелькнула, или дверь скрипнула, или… статую какую-нибудь увидела в темноте, их здесь много. Я в детстве тоже боялась каждой тени, всё мне казалось, что меня подстерегает Чёрный кавалер, но мама это заметила и стала отсылать меня в детскую, когда речь заходила об этой легенде, и скоро мои страхи прошли. Нервы, наверное, стали крепче.

Гонкур одобрил действия госпожи Гарс, избавившей свою дочь от ненужных переживаний.

— А сколько лет Чораде? — поинтересовался он.

— Пятнадцать.

Молодому человеку эта задумчивая девочка казалась значительно моложе, но всё же он предположил:

— Может, и её страхи со временем пройдут?

Рената покачала головой.

— Не знаю… — протянула она. — Дедушка за неё очень боится. Он думает, что никто этого не замечает, но я вижу, как тревожно он смотрит на девочку, когда кто-нибудь упомянёт о Нигейросе.

— Почему вы называете его дедушкой? — удивился Гонкур. — Ведь его сестру вы зовёте тётей.

— Даже не знаю. Как-то получилось само-собой… Понимаете, когда его парализовало и его привезли сюда, тётя Оратанз была не слишком довольна… ну, тем, что он будет здесь жить. Говорят, в молодости они постоянно ссорились. Да и сейчас тоже, — Рената засмеялась. — Вначале дедушка был очень несчастен и одинок. Мигелина вообще нелегко сходится с людьми и с ним тоже долгое время была очень холодна, дядя — тоже. Тётя старалась, чтобы он почувствовал себя в доме хорошо, но это ей не удавалось, потому что они давно не виделись и отвыкли друг от друга. Только Витас и Каремас к нему привязались сразу, но их никогда не было дома. Мне стало очень жалко старика, ну и… как-то так получилось, что я назвала его дедушкой. Теперь я даже не могу себе представить, что его можно назвать дядей. Дедушка. Очень милый и славный дедушка. Какой же он дядя? У меня никогда не было дедушки, а мне всегда хотелось его иметь. Кстати, его все так называют: и Каремас, и Витас, и Мигелина, и Чорада, и Клодия. А он не возражает. По-моему, ему даже нравится.

Гонкур не думал, что возвращение в родной дом было для старика Вандесароса так мучительно, и он почувствовал к девушке благодарность за то, что она отнеслась к инвалиду с такой добротой.

— А я привык называть его "дед", — признался он. — И это тоже вышло как-то само собой. Да он и был мне почти дедом: и поворчит, и на ум наставит.

— Дед… дедушка… — оценивающе произнесла Рената, чуть склонив красивую голову и прислушиваясь к звукам этих близких по значению слов. — Почти то же самое, но «дедушка» как-то ближе, роднее.