Куколка - Генри Олди

Демонстрируя замечательные вкусовые качества «замазки», он зачерпнул кашицу пальцем и сунул себе в рот.

– Ай, вкусно! М-м…

Если бы Жорж сейчас расхохотался, Тарталья запустил бы в него миской. Но ланиста молчал, отвернувшись, и чистил ногти кончиком изящной пилочки.

– Ням-ням, вкуснота…

Кипя от раздражения, он ткнул ложкой в несговорчивый рот блондина. Тот, по-прежнему игнорируя еду, в ответ протянул руку к самому Лючано.

– Ты чего?! Ты смотри у меня!..

Нет, блондин был смирней овечки. Он всего лишь опустил ладонь на плечо Тартальи и начал гладить. Еле-еле, почти незаметно. Гомик? Извращенец? Опешив, Лючано сперва убедился, что ничего страшного не происходит – ну, один мужчина кормит другого с ложечки, а тот гладит кормильца в знак благодарности! Ерунда, пустяк… – и лишь потом опять взялся за ложку. На сей раз «овощ» безропотно открыл рот, и дело пошло на лад.

«Замазка» скоро кончилась.

Тарталья встал, чтобы уйти, но блондин придержал его за одежду. И еще с минуту гладил, пуская слюни. Наконец жертва насилия вырвалась и покинула камеру.

– Кого теперь кормим?

– Никого, спасибо, – остановил ланиста злого, возбужденного Лючано. – Контакт возник, будем закреплять. Этого «овоща» записываем на вас, Борготта. Теперь вы кормите только его. Два раза в день: утром и вечером. Помимо кормления желательно время от времени посещать «овоща». Если угодно, сидеть рядом и молчать. Он теперь ваш.

– Мой?!!

– У каждого семилибертуса есть свой подопечный. Вам повезло: он сразу пошел на контакт. Хороший, проверенный «овощ». Иной гладиатор кормит всю компанию месяц подряд, прежде чем кто-нибудь срезонирует…

– Я… я понял.

– Ничего вы не поняли. Не обижайтесь, Борготта, это вполне естественно. Сейчас вам и не нужно ничего понимать. Кроме главного: если вы не придете, ваш «овощ» останется голодным. А после второй неявки голодным останетесь еще и вы. Держите, вот ключи.

III

На лестничной площадке им встретилась брюнетка, которую Лючано видел за завтраком. Кимоно она успела сменить на другое, лилового шелка, с алыми розами.

– Привет, Жоржик. Как успехи?

– Успехи потрясают, – ланиста чмокнул даму в душистую щечку. – Знакомьтесь: Лючано Борготта – Николетта Швармс. Николетта у нас уже второй год семилибертит. По контракту.

– По контракту?!

– Вы не любите самостоятельных женщин? – картинно изумилась Николетта, сложив пунцовые губы бантиком. – Очень жаль! Между прочим, еще год – и я куплю себе домик на Куэдзако. Хотите, приглашу в гости? Будем кейфовать под цветущими вишнями…

Она свысока глядела на Лючано – свысока во всех смыслах, ибо стояла на две ступеньки выше. «А как же свобода? – хотел спросить Тарталья. – Добровольно продаться в рабство…» И не спросил. В конце концов, что он, по большому счету, знает о жизни семилибертусов? Об обстоятельствах самой Николетты?

Ничего.

Кажется, брюнетка о многом догадалась по его лицу.

– Добро пожаловать в братство лучших из худших! – рассмеялась она. Стало ясно, что Николетта пьяна. С утра. Видно, очень уж приятна и необременительна эта служба, раз женщина надирается, едва встав на ноги.

От радости, должно быть.

– Выбрал себе цуцика? – Николетта двусмысленно играла складками кимоно.

– Выбрал, – ответил за Лючано Жорж.

– Какого?

– Четвертого.

– А-а, хороший «овощ». Сочный. А мой сварился, – доверительно наклонилась она к Тарталье. – Иду по-новой дергать. Жаль, что четвертый – твой. Он мне нравился… Жоржик, дай ключи.

– Держи.

– А как его зовут? – спохватился Лючано, когда брюнетка скрылась внизу.

– Кого?

– «Овоща». Моего.

– Никак его не зовут, – пожал плечами Мондени. – Придумайте ему кличку, если хотите. Кстати, у вас в 15:00 – транслят-шоу. В пол-третьего ждите в холле, за вами приедут.

– Шоу? Я… я не готов! Мне нужно…

– Ничего вам не нужно, Борготта, – Жорж увлек его вверх, к бронированной двери. – Поверьте мне. В студии сидят профессионалы, они все сделают. Вы, главное, отвечайте на вопросы, и дело будет в шляпе.

– Отвечать на вопросы?

– Да. И не стройте из себя девицу на выданье! Камер он боится, готовиться ему надо… Сказано – шоу, значит, становись шоуменом! Понятно?!

– Ага, – угрюмо буркнул Лючано.

Желудок от злости сводило судорогой. Проклятье! Успокоил, начальничек, настроил на нужный лад!.. взял цуцика за шкирку, ур-р-род… Он вспомнил, что «цуциком» Николетта обозвала «овоща» – и настроение от дурацкого, мерзкого сопоставления испортилось окончательно.

IV

Он хотел пойти в город, развеяться, но вместо этого вернулся в номер и завалился спать. От душевного расстройства. Проснулся без четверти два, с головой мутной, как всегда после дневного сна. Во рту – засохший цемент, череп набит мокрой ватой. И добро бы с похмелья! Хотелось придушить кого-нибудь, застрелиться самому, упасть спать до глубокой ночи и выпить пива.

Все сразу, смешать и не взбалтывать.

Ровно в половину третьего, как и было обещано, в холле гладиатория объявился патлатый юнец с носом настолько длинным, что Лючано вспомнил куклу «пиноккио». У обычных людей такие носы не растут. Наверное, имплантант – для участия в комик-шоу.

– Борготта? Я за вами. Едем на студию.

– Как передача называется? – спросил Лючано, усаживаясь в мобиль, похожий на огромный кирпич. – Мне ничего не сказали…

Пиноккио запустил двигун.

– «Жизнь замечательных людей».

– Это я-то – замечательный?!

– Каждый человек в чем-то замечателен. Главное найти, в чем, пока человек не умер, – философски заметил носатый. – А уж вы-то – и подавно! Только успевай замечать…

– Сколько времени длится ваша «Жизнь…»?

– Полтора часа, – Пиноккио рассмеялся. – А ваша?

Лючано не ответил.

Снаружи транслят-студия производила впечатление жуткой эклектики. Здание в стиле имперского классицизма: колоннада, ступени, фронтон с барельефами – и несуразная конструктивистская надстройка на полтора этажа. Поляризованный плексанол, ажурные фермы, пучки направленных антенн выцеливают на орбите коммуникационные спутники; пялится в зенит раструб экранированного блока гиперсвязи…

Внутри эклектика просто зашкаливала. Фойе с ковровыми дорожками, скрытые «лампионы» с псевдоживым огнем, микро-оранжерея кактусов с краником, торчащим из голубой агавы; охранник в форме любезничает с красоткой в сетчатом трико. Антикварный механический лифт, приняв пассажиров, устремился почему-то вниз. По выходу из лифта начался строгий коридор без излишеств, если не считать биопласта «под чешую».

Звукоизолирующие двери, люминат потолка…

Пиноккио обернулся на ходу:

– Тут раньше наше консульство было. В прошлом году съехали. А дом вещуны за бесценок выкупили…

– Вещуны?

– Ну, вещательная компания. Пришлось достраивать «купол»…

За дверью с номером XXXVIII обнаружилась уборная. Из кресла навстречу гостям взлетел франт в роскошном сюртуке и темно-красных лосинах. Он сверкнул лучезарной улыбкой, как если бы снимался в рекламе геля для зубов, и заученным движением откинул голову назад, тряхнув взбитым чубом.

– Благодарю, Марий, вы пунктуальны. Феликс Киприан, ведущий программы. Ну-ка, повернитесь, дайте на вас посмотреть…

От франта исходил напор кипучей, упругой энергии. Лючано невольно заулыбался в ответ и, забыв поздороваться, начал вертеться наподобие модельной дивы.

– Замечательно! Я вижу, у вас есть сценический опыт. Это ваша повседневная одежда?

«Честно ответить, что никакой другой не успел обзавестись?»

– Да.

– Отлично! Ключевое слово в названии нашего шоу – жизнь! Естественность, натуральность… Впрочем, капелька грима не повредит. Прошу в кресло!

Гостем занялся пожилой молчун-гример. В представлении Тартальи он походил на шестирукое брамайнское божество, ловко орудуя аэрозолями-распылителями, кисточкой, пуховкой, виброгребнем и тональным оптимизатором на длинной штанге с полудюжиной сочленений. Закончив, гример позволил объекту бросить взгляд на контрольный дисплей.

– Вы – виртуоз!

Облик Лючано не изменился. Но на дисплее он теперь смотрелся куда выразительней, чем в зеркале, а в зеркале – стократ выразительней, чем в жизни.

– Время-время-время! – прервал славословия ведущий. – Начинаем через пять минут. Вы не против, если я буду звать вас по имени? Отлично! А меня зовите Феликсом. Пройдемте в студию. Это здесь я балаболю без передышки, а в студии работать языком придется вам. Мое дело – вопросы, и все. Готовы?

– Да.

– Прекрасно! Только не надо этих односложных реплик: да, нет, помню, не помню… Накручивайте подробности, яркие детали. Народу это интересно…

«Чтоб ты сдох, болтун!» – мысленно выругался Лючано, когда они с Феликсом оказались в зале, полном людей. Он-то думал, что в студии они будут вдвоем. А тут – целая толпа зрителей! Трибуны амфитеатром – синий сектор, желтый и красный. Человек сто, не меньше. Все, естественно, помпилианцы.