Простые слова - Адин Штайнзальц

Обычно мы признаем требования общества, не замечая этого. Принимая их как должное, мы спешим с выводами и без тени сомнения соглашаемся с общеизвестными фактами и ежедневными реалиями. Однако когда дело доходит до Веры с большой буквы, все усложняется, ибо многие просто не в состоянии постичь ее.

Конец двадцатого века нельзя назвать эпохой Веры. В общем-то, мы верим, полностью или частично, в тысячи вещей (часть из которых — сущая чепуха), но утратили Веру в высоком смысле слова. Так сложилось, что мы живем в эпоху не рациональности и скептицизма, а, скорее, — легковерия и доверчивости.

Различие между двумя уровнями веры: верой в условную мудрость и Верой в Б-га — носит не психологический, а социальный характер. Человек, который утверждает, будто он ни во что не верит, делает неосторожное заявление. По-настоящему неверующий не смог бы ступить и шагу, ибо в основе каждого действия лежит множество вещей, принимаемых нами на веру.

Все традиционные религиозные конфессии проповедуют идеи, в которые люди должны верить; в то же время они предостерегают от ересей, которым верить не следует. Когда организованная религия вышла из моды, а наука, подменившая ее с девятнадцатого века, стала куда менее догматической и самоуверенной, это открыло широкую дорогу суеверию. (Этому немало способствовали теория относительности, теория первозданного хаоса и квантовая механика.) Интеллектуалы, и в особенности псевдоинтеллектуалы, восприняли это не как несчастье, а, скорее, как естественное явление. Настоящий агностик всегда готов поверить в любое суеверие, ведь для него не существует ничего абсолютно невозможного, как нет разрешенных или запрещенных верований. Он открыт для любой идеи или теории, любого «изма», допуская любую возможность. Такая позиция не позволяет агностику верить во что-либо до конца, но он верит во все частично.

Однажды к одному из величайших физиков двадцатого века Нильсу Бору зашел посетитель. К своему огромному изумлению, он увидел подкову, повешенную у двери «на счастье». Спустя некоторое время между ними завязались дружеские отношения, и гость спросил профессора, верит ли тот в то, что подкова приносит счастье. Бор сказал: «Вовсе нет». На удивленный вопрос: «А зачем же она висит у двери?» — он ответил, что подкова помогает даже тем, кто в нее не верит.

Все мы знаем здравомыслящих, интеллигентных людей, которые не пойдут в синагогу, потому что существование Б-га не доказано. При этом они с энтузиазмом расскажут вам о паранормальных явлениях и экстрасенсах, лечатся при помощи кристаллов, стараются уберечься от злосчастной цифры 13, советуются с астрологом и изучают гороскопы. Конечно, не все образованные люди в наше время подвержены предрассудкам «нового поколения» — некоторые более консервативны: они твердо верят комментариям в «Нью-Йорк Тайм», психоанализу, полагаются на мудрость и вкус театрального обозревателя. Вера таких людей неиссякаема. Но это отнюдь не относится к вере в Б-га. Требуется определенное усилие, чтобы раскрыть Ему душу и разум. Современные общественные нормы во многом схожи с религией, ибо заставляют каждого из нас рассматривать все происходящее с определенной точки зрения и действовать строго соответствующим образом. Общество провозглашает: «Культурные люди этого не делают, так не говорят, в это не верят». Вспомните выражение «это не по-американски». (Есть еще более старое выражение: «не по-английски», — которое убивало в зародыше идеи и новые начинания во времена расцвета Британской империи.) Чтобы выпутаться из сетей общественного давления, человеку приходится применить всю свою способность сражаться, плыть против течения. Для этого нужны силы и решимость.

Несмотря на то, что способность верить у людей не стала меньше, существует глубочайшая пропасть между их верой во что угодно и верой в Б-га. Разница здесь скорее не в сфере рационального, а на уровне восприятия. Тысячи вещей, принимаемые на веру каждым из нас постоянно, не осознаются людьми как требующие веры — отношение к ним обусловлено «здравым смыслом» и «знаниями». По общему мнению, вера нужна там, где кончается знание или меняется норма общества и эпохи. Но Вера — это прорыв: в какой-то момент мы оказываемся перед необходимостью сделать вывод, не являющийся частью общепринятого и дающийся нелегко. Вера с большой буквы имеет гораздо более сложную природу, чем вера в окружающие нас повседневные реалии, и влечет за собой множество последствий, как мировоззренческих, так и практических. Ведь многое принимается нами на веру именно потому, что не воспринимается как важное и значительное. Например, если я спрошу, когда жил Александр Великий, то те, кто помнит историю, назовут приблизительные даты его жизни и смерти. Ни у кого не возникнет сомнений относительно того, существовал ли он на самом деле. Почему? Объяснение очень простое: есть предания и древние источники, которые, по мнению ученых, принадлежат к эпохе Александра Великого. Есть и косвенные подтверждения тому, что Александр Великий действительно существовал, но этот факт не столь уж и очевиден.

Тогда почему люди верят в существование Александра Великого? Причина лежит на поверхности: им все равно. Даже если такого человека и не было, а его кто-то придумал, от этого ничто не меняется, одним полумифическим персонажем больше, вот и все. Существовал он в действительности или нет, в нашей жизни это ничего не определит. Точно так же мы относимся к информации о площади Тихого океана или гареме султана. Вера в подобные вещи не имеет последствий, поэтому по большому счету неважно, верим ли мы в них. Настоящая, серьезная вера очень требовательна, она многое меняет в жизни человека, влияя на мировоззрение, поведение, моральные ценности, представление о добре и зле. Это не тот вид знания, от которого можно отказаться в любой момент. Признание существования Б-га имеет определяющее значение. До тех пор, пока люди не осознают, во что они верят, или пока ленятся быть последовательными в вере (а это относится почти ко всем), они позволяют себе делать что угодно, особо не задумываясь. Люди стараются поменьше думать, потому что так проще жить.

Принять принципы веры не составляет труда, сложнее потом смириться с последствиями этого решения. Можно провести некую аналогию. Есть состояния, существование которых для нас несомненно, хотя мы не можем подтвердить это на основе собственного опыта, и как только человек осознает их неизбежность для себя лично, он в корне меняет свою жизнь. Возьмем, например, смерть. Мы не можем узнать на собственном опыте, что это такое, вся информация о ней получена при наблюдении за другими, а это совсем иное дело. Мы живы и не приемлем мысль о том, что рано или поздно умрем. Когда же человек понимает, что смерть неизбежна (неважно, в каком возрасте такое понимание к нему приходит), его отношение к жизни становится иным: меняются планы, надежды, ожидания и приоритеты. И хотя сознание неизбежности смерти само по себе не есть что-то ужасное, порой бывает непросто, хотя и необходимо, смириться с этим.

Вторая проблема состоит в том, что вера действительно представляет собой скачок, резкое изменение в состоянии человека. На такой шаг нужно решиться самому; люди, как правило, сопротивляются, когда на них оказывают давление. Потребность в вере обычно появляется под влиянием неразрешимых вечных вопросов, зачастую носящих философско-экзистенциальный характер. И Декарт в «Рассуждении о методе»[1] и Льюис Кэрролл в «Алисе в Стране Чудес» рассматривают проблему реальности существования, хотя и с разных позиций. А пророк Исаия приступает к ее решению с принципиально иной точки зрения. Он говорит: «Поднимите глаза ваши к небесам и посмотрите: кто сотворил их? Кто выводит воинство? Он всех их называет по имени…» (40:26).

Однако глобальные вопросы о существовании Того, Кто создал вселенную и поддерживает в ней порядок, терзают лишь очень немногих. Большинство людей, особенно городские жители, вообще никогда не видят звезд. Вряд ли у них возникает желание поднять голову, а если оно и появляется, то вместо звезд они видят огни рекламных щитов. «Зачем все это? Для чего? За что?» — вот вопросы, приводящие к вере. Чаще всего на них нет ответов — до тех пор, пока мы не делаем шаг к ней. Каждый из нас задает их себе, и каждый — по-своему, в свое время. Порой они возникают в тяжелый, критический момент, но чаще всего человек вдруг спрашивает себя: «Моя жизнь расписана по минутам; я что-то делаю, бегаю с места на место, живу, ем, притворяюсь кем-то, но куда я спешу? Какова моя цель, зачем все это?» — и начинает искать ответы.

Идти по жизни — все равно, что блуждать по лабиринту, постоянно разыскивая выход, разгадывая загадки. Неприятно почувствовать, что ты заблудился, но самое страшное — прийти к выводу, что этот лабиринт вовсе не имеет выхода, что ты так и будешь всю жизнь бесцельно бродить по коридорам. Мы не всегда задумываемся о значении чего-либо или о цели, но раз возникнув, эти вопросы могут стать навязчивой идеей. Мы жаждем ответов на них, и ответов нетривиальных, но получаем только стандартные, такие, как «так уж получилось», которые не приносят удовлетворения.