Галактическая баллада - Эмил Манов

В то время, когда я писал книгу, я часто попадал в смешные ситуации. Так, например, на лекциях в коллеже я непрерывно путал года и даже века, и только невежество учеников спасало меня от позора.

Случалось, что, начиная лекцию с царствования Людовика XI в XV веке, я заканчивал ее, сам не понимая как, Президентством Нерона XI, который, по моим подсчетам, должен был появиться к середине XXII века. Ученики почтительно обращали мое внимание на то, что я путаю имена, и я оправдывался неизбежными для историка "ляпсус лингве"...

Случалось, я приглашал после работы кого-нибудь из моих коллег: Давай зайдем ненадолго в таверну!

- В таверну? - поднимал тот удивленно брови.

- Пардон, в бистро...

Однажды, 14 июля, когда мы проходили перед трибуной Президента стройными солдатскими рядами, я, вместо хорового возгласа "Да здравствует Тиберий III", выкрикнул "Аве Цезарь, моритури те салутант", чем вызвал необходимость предоставления обширной анкеты относительно своего духовного здоровья и гражданской благонадежности. Только заметка в "Орор" спасла меня. Она дала медицинской комиссии достаточное основание снисходительно похлопать меня по спине и отпустить на все четыре стороны, советуя слушаться жену.

Ан-Мари-Селестин была озабочена моим здоровьем. Она часто и при этом среди ночи склоняла надо мной свою белокурую головку и всматривалась мне в глаза:

- Почему ты не спишь, милый?

- Сплю, - отвечал я раздраженно, и она со вздохом отстранялась.

Поверьте мне, очень досадно, когда с тобой начинают разговаривать как раз в тот момент, когда ты уже совсем рельефно представляешь себе стационарную электрическую решетку для жарки на огне, смонтированную на перекрестке перед бывшей Ротондой - поскольку в конце XXII века едва ли вспомнят, что представляли собой дрова в XV. Я даже как бы наяву видел, кого именно поджаривают на решетке и как восторженно ревет толпа, вдыхая запах жареного мяса - но, ах, уж эта моя заботливая супруга! Любовь подчас - жестокое бремя, братья мои, земляне. От всей этой сцены у меня в памяти остался только традиционный котелок жертвы, который валялся возле мангала. Это заставило меня включить в свою уникальную "Историю" только котелок.

Другими словами, написание "Истории грядущего века" сопровождалось известными трудностями, которые я упорно преодолевал. Не случайно мадам Женевьев предпочитала меня остальным обитателям "Рю де ля Гер, 22". Если мой отец столько лет мог водить электровоз по темным туннелям парижского метро, почему я не могу пройтись по хорошо освещенной поверхности истории? А, мерд!

Но, как я понял позднее, именно эти-то прогулки и вовлекли меня в неприятные и непонятные для меня приключения. И если я выбрался из них целым и невредимым, заслуга, уверяю вас, - не моя.

Как-то поздним вечером, войдя в комнату, чтобы проглотить третью рюмку саке, я заметил, что кто-то рылся в ящиках моего старого письменного стола. Все было перевернуто вверх дном, а сами ящики вынуты и разбросаны по полу. Папки со статистическими данными покоились под кушеткой. Варианты моих представлений о грядущем веке висели, как приклеенные, на люстре и по стенам кабинета. Но то, что удивило меня более всего - это состояние моей почти законченной рукописи: она лежала на письменном столе, заботливо уложенная в пластмассовую папку - разве что последняя страница была на самом верху, а первая - внизу. Как-будто кто-то прочитал ее с конца до начала.

Мои дье, сказал я себе в первый момент, как же неаккуратна наша полиция! Но подумав более трезво, я понял, что неправ, и даже мысленно извинился: полиция так грубо не работала. Она соблюдала правила приличия кроме случаев, когда какой-нибудь чрезмерно тупой предатель Отечества становился совсем уж невыносим. Она любила филигранную работу.

В результате этого заключения я пошел жаловаться в ближайший Комиссариат. Там выслушали мои соображения и улыбнулись:

- Да, мсье, вы правы. Благодарим вас за хорошее мнение о нас. Мы попытаемся найти преступника.

Они не нашли его. Несколько месяцев у меня дома спало по десятку штатских агентов. Каждый день они монтировали у окон телевидео-аудио-аппаратуру весом в несколько тонн - и ничего... Не помогла и их совершенная дактилоскопия, снимающая отпечатки пальцев, даже если пальцы находились на расстоянии двух километров от предмета их вожделения. Ничего не дали и звукограммы, воспроизведенные аппаратурой, которая улавливала звуки пятивековой давности. Эта аппаратура (когда ее использовали в научных целях) доставляла французам редкое удовольствие слышать голос самого Людовика XIV, но в данном случае она оказалась бессильна: просто куски тупого железа...

- Это - необъяснимо, это - сверхъестественно, - заключил наконец комиссар Мегре (он еще был жив). - Мсье Гиле, на вашей рукописи мы обнаружили только ваши отпечатки... Что это значит? Вы не разыгрываете нас?

Я энергично запротестовал. Слава богу, Мегре остался все тем же добряком: он принял мой протест с сочувствием "Ну, ладно" и распорядился сделать фотокопию моей рукописи и отдать ее полицейским психиатрам. Они, со своей стороны, нашли, что идея моего труда - действительно несколько необычна, но все остальное соответствует нормальной логике, и переслали фотокопию в музей нераскрытых криминальных случаев. На этом все и кончилось.

Однако, странные дела продолжали твориться... Несколько дней спустя я констатировал, что кто-то постоянно ходит за мной. Возвращаясь домой из итальянского ресторана "Рк де пижон" после вечеринки с друзьями, я услышал за спиной шаги. Я бы не обратил на них никакого внимания, если бы каждый шаг не сопровождался тихим серебристым звоном. Как будто человек, шедший за мной, привязал к своим ботинкам маленькие рождественские колокольчики, которыми дети обычно украшают елки. Я обернулся - на улице никого не было.

Остановился, чтобы лучше осмотреться - звук шагов затих, пошел опять возобновился. Я повторил свой эксперимент, но результат был тот же: за мной кто-то шел, и я не мог его обнаружить.

Я поспешил домой. Ничего не сказал ни Ан-Мари, ни Пьеру, чтобы не пугать их. Как и всегда, мы ужинали в маленькой столовой, окно которой выходило во внутренний двор. Я сидел лицом к окну.

Пьер рассказывал нам веселые школьные новости - между прочим, как ему снизили оценку по поведению, застукав его в тот момент, когда он целовался со своей Марианной у двери директорской. Я пожурил его и заметил, что для этой цели он мог бы выбирать менее респектабельные места, и как раз собирался передать ему кое-что из своего личного опыта, когда... Когда окно столовой медленно открылось и так же медленно закрылось.

Между тем никто из нас троих не трогался с места.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});