Два товарища - Марк Эгарт

— Вот жулик! — возмущенно прошептал Слава. — Настоящий разбойник?

— Постой, мы его поймаем, — ответил Костя. — Смотри, он еще индюка хочет прикарманить.

И правда, Галаган, увидев жирного индюка, с важностью выступающего по двору, опустил мешок на землю, широко раскинул красные волосатые руки и пошел на индюка. Но тот был не дурак. Заметив опасность, он со всех ног кинулся прочь.

Мальчики не могли удержаться от смеха, глядя на то, как толстый Галаган неуклюже гоняется и не умеет поймать такого же толстого и чем-то похожего на него индюка. Устав гоняться за птицей, Галаган выругался, взвалил мешок на плечи и пошел со двора.

Костя выскочил из-за ворот, схватил крупный голыш, изо всех сил запустил в широкополый бриль Галагана. Пока тот, ругаясь, нагибался за слетевшей с головы шляпой и грозил ребятам кулаком, они уже были далеко.

Они хотели сообщить в милицию о проделках Галагана, но не успели. Дорогу им преградил грузовик. Из кабины шофера высунулась тетя Даша и замахала Косте рукой:

— Куда ты девался? Полезай скорее наверх. Вы оба…

Мальчики не заставили себя просить, мигом взобрались в кузов машины. Она была доверху нагружена детскими кроватками, тюфячками, стульчиками и прочей утварью детского сада. Косте и Славе пришлось держаться обеими руками, чтобы не свалиться с этой горы. Машина, тяжело кряхтя и ухая, словно пугаясь, спускалась по крутому склону к пристани.

На пристани ребята помогли выгрузить вещи и остались караулить, а тетя Даша уехала за остальным имуществом. Она успела сказать, что пароход ожидается часа через два.

— Вот видишь! — заявил Слава, к которому вернулось хорошее настроение, и побежал домой помогать матери.

На пристани становилось тесно, шумно. Наряд милиции с трудом сдерживал толпу.

— Порядок, граждане! — раздавался сильный раскатистый голос начальника милиции Теляковского. Он предупреждал, что пароход небольшой и возьмет только стариков, больных и женщин с детьми.

Теляковского все знали. Это был самый высокий человек в городе. Его гимнастерку перекрещивали ремни, кавалерийские рейтузы заправлены в щеголеватые сапоги, усы лихо подкручены, Что придавало ему воинственный вид.

— Порядок! — гремел Теляковский на всю пристань. — Вам говорят! — остановил он небритого гражданина, норовившего пролезть к причалу и не дававшего пройти матери Славы, которая несла на руках маленькую Лилечку. Следом Слава тащил чемоданы.

Костя подхватил один чемодан.

В эту минуту он увидел Семенцова. В одной его руке была винтовка, другой он поддерживал фуражку, непрочно сидевшую на забинтованной голове, и энергично проталкивался к Теляковскому.

Старшина Семенцов, раненный в первый день войны, попал в городскую больницу. Сильная боль и слабость, вызванная потерей крови, вынуждали его лежать. Но ни на минуту не оставляла его мысль о том, что он должен вернуться на свой тральщик в Севастополь. Как только Семенцов почувствовал себя немного лучше, он, не слушая врача, оделся и ушел в военкомат. Там его ждали неутешительные известия: железная дорога перерезана противником, а морем вернуться в Севастополь пока нет возможности. Все военнообязанные поступают в распоряжение местного комитета обороны. Вот как случилось, что Семенцов очутился здесь.

— Приказано явиться в ваше распоряжение, — доложил он начальнику милиции. — А вас требуют… — Семенцов добавил что-то, но так тихо, что Костя, вертевшийся возле него, не расслышал. Он только заметил, как сумрачно блеснули желтые глаза Семенцова.

Теляковский подумал.

— Что ж, раз требуют, принимай команду! — Он молодцевато расправил плечи. — Действуй, старшина! — и ушел.

С помощью милиционеров и пристанского сторожа Михайлюка, передвигавшегося на костылях, Семенцов пропускал к причалу только женщин с детьми и стариков, остальных решительно оттеснял, предлагая им либо ждать баржи, либо уходить степью.

Когда привезли детей-сирот, находившихся на попечении детского сада, Семенцов быстро расчистил дорогу, устроил малышей возле женщин с детьми, ожидающих парохода.

Костя и Слава помогали тете Даше, доставившей детей, и Костя, желая обратить на себя внимание Семенцова, строго покрикивал:

— Посторонитесь, граждане… видите: дети!

Он даже поругался с тем небритым гражданином, который ухитрился-таки пролезть к причалу и которого Семенцов выпроводил, к удовольствию Кости.

Потом Костя вспомнил о рюкзаке с вещами. Он юркнул в толпу и вскоре вернулся, запыхавшийся, довольный, и протянул тете Даше ее рюкзак.

— Ах, Костик, — проговорила она ласково-грустно и тихо. — Ах, Костик, Костик… — и больше ничего не сказала.

2

Пароход пришел поздно ночью, без огней, из опасения быть обнаруженным вражескими самолетами, и остановился далеко от берега. Его не сразу заметили в темноте. А когда подошла шлюпка, все кинулись к причалу. Семенцов, Михайлюк и милиционеры с большим трудом восстановили порядок.

На пароход пропускали женщин с детьми и сирот из детского дома. Выяснилось, что вещи не разрешается брать, — пароход перегружен людьми. Семенцов действовал неумолимо, и все имущество детского сада, все чемоданы Славиной матери остались.

Шлюпка с парохода и вторая с пристани были полны. Мать Славы со своей девочкой находилась в первой шлюпке, тетя Даша с малышами — во второй. Костя и Слава считали, что они — мужчины — должны сесть последними. Но, когда осипший от крика Семенцов, сдерживая теснившихся к лодкам людей, пропустил Славу к сходням, из толпы закричали: «Пустите! Пустите!» — и к причалу вынесли на руках стонущую женщину: ее доставили в последнюю минуту из больницы.

Семенцов находился в затруднении: взять женщину — значило не взять мальчиков, родные которых были уже в лодках. Но Слава сам уступил свое место больной, а Костя закричал тете Даше:

— Следующей приедем, не бойся!

Слава видел обращенное к нему побледневшее лицо матери, но только помахал ей рукой. Гребцы, опасаясь, как бы опять не началась кутерьма, поспешно оттолкнулись веслами, и лодки ушли.

— Молодец, парень! — Семенцов одобрительно похлопал Славу по плечу и обернулся к людям на пристани: — Учились бы, а то… — Он потрогал повязку на голове, болезненно поморщился.

В небе, как все эти ночи, но еще сильнее полыхало багровое зарево. Отсвет его ложился на лица, отражался в воде. Тишина стояла теперь такая, что слышны были стук колес на дороге и дальний всплеск весел в море. Перегруженные лодки двигались, должно быть, медленно.

Вдруг вверху возник прерывистый звук самолета, и точно большая лампа повисла в небе, осветила мертвенным светом берег, море и далеко в море крохотную белую точку — пароход. Услышав уже знакомый им страшный звук, люди бросились бежать. В одну минуту пристань опустела.

— Ну и публика, — проворчал Михайлюк, тяжело поворачиваясь на костылях, и поднял кверху бородатое, освещенное ракетой лицо. — Разве ж он, гадюка, сюда метит?

Костя и Слава жмурились от яркого, обнажающего света и старались держаться ближе к Семенцову.

— И к кому привязался, скажи на милость… — продолжал возмущаться Михайлюк.

Ракета медленно опускалась, а самолет, невидимый в вышине, кружил и кружил, подобно большому шмелю, который вот-вот укусит. И укусил… Вдали что-то ухнуло, будто обвалилась скала на мысе Хамелеон. Гулкий удар прокатился над морем.

— Швырнул-таки, гад! — выкрикнул со злобой Семенцов.

Ухнуло еще раз — и стихло. Самолет ушел. Ракета погасла, но вместо нее взметнулся в море язык пламени.

— Беда… пароход, — проговорил упавшим голосом Михайлюк. — Что делать будем?

Несколько мгновений все четверо — Семенцов, Михайлюк, Костя и Слава — безмолвно смотрели на огонь в море, словно не верили, что это тот самый пароход и что он горит. Костя будто окаменел, не в силах был сдвинуться с места. Слава шумно дышал и, сам того не замечая, теребил Костю за руку.

— Лодку! Лодку! — закричал Семенцов. — Ведь детишки!

Костя опомнился и рассказал о Славиной лодке, которую они на днях оснастили парусом.

— Где она? — перебил Семенцов. — Показывай живей!

И все трое побежали за лодкой, оставив хромого Михайлюка на пристани.

Лодка оказалась на месте. Мигом отвязали цепь, которой она была привязана, притащили весла. Семенцов посмотрел на ребят:

— Возьму одного, места не хватит. Кто из вас? Живо!

— Я! — разом ответили Костя и Слава.

— «Я, я»… Еще с вами канителиться. — Семенцов столкнул лодку на воду. — Слушай мою команду! Ты, — он кивнул Косте, — на руль, а ты, — обернулся он к Славе, — беги в горсовет к Теляковскому, ищи лодки: с одной разве управимся?

Ветра не было, парус швырнули на дно. Заскрипели уключины, и лодка понеслась. Слава остался на берегу.