Мулан - Computers

Подобравшись к выходу из палатки, они увидели, как полог раздвинулся, и Чи Фу, обмотав полотенце вокруг пояса и мурлыча под нос какую-то мелодию, бодрым шагом направился к реке — жара, видимо, доконала и его, и он хотел немного освежиться.

Мушу и Сверчок у него за спиной тотчас проскользнули в палатку.

Первое, что они увидели, был стоящий на столе портрет Чи Фу, держащего за руку самого императора.

Пока Мушу задумчиво рассматривал портрет, Сверчок вскочил на стол, обвалял свои лапки в ванночке с растертой тушью и прыгнул на лежащий рядом лист бумаги. Складывая лапки так и эдак, перепрыгивая по листу самым причудливым образом, Сверчок быстро «отпечатывал» на нем аккуратные ряды иероглифов. Когда работа была окончена, Мушу взял лист в руки:

— Покажи, что получилось? — и он стал читать: — «От генерала Ли. Дорогой сын, мы ждем у перевала. Будет очень славно, если ты явишься сюда». — Наклонившись к Сверчку, Мушу слащавым голоском проговорил:

— Чудесно, ничего не скажешь! Еще можешь добавить: «И будь так любезен, принеси розовых лепестков!» — Сверчок радостно закивал головой.

Мушу оскалил зубы и заорал на него:

— Он военный! Они так не пишут, нужно более решительно! — он скомкал лист бумаги и швырнул его в угол. — Ты понял меня?

Сверчок испуганно вытянулся перед ним и отдал честь, а затем снова прыгнул в ванночку с тушью и сразу — на лист бумаги. Щелкая по листу лапками, он стремительно запрыгал, печатая новый вариант письма. Мушу следил за ним и, как только письмо было окончено, схватил бумагу, просмотрел и с криком:

— Так лучше, гораздо лучше! — вскочил из палатки.

Найдя Хана у колоды с водой, Мушу вскочил к нему на спину и попросил с подчеркнутой фамильярностью:

— Мурёнка, детка, подвези нас! — но Хан только презрительно покосился на него, набрал из колоды воды и так фыркнул на дракончика, что тот кубарем слетел с его спины.

* * *

Чи Фу возвращался к своей палатке не в духе. Купающиеся воины обошлись с ним без всякого почтения. Они устроили в воде такие гонки, что не дали ему как следует помыться, он поскользнулся и упал в грязь, а потом потерял тапочки. Один тапочек был у него в руках, а второй он так и не нашел — его унесли волны, поднятые этими неотесанными оболтусами.

— Что за наглые разбойники, — ворчал он. — Вам придется купить мне новые белые тапочки! — выкрикнул он в сторону реки. В ответ на это с той стороны послышался дружный хохот и вопли. — И я не визжу, как девица…

Но тут он как раз сам отчаянно завизжал. Да и как было не завизжать — перед ним внезапно появилась из темноты громадная панда![7] Она хладнокровно взяла в пасть уцелевший тапок, который Чи Фу держал в руках, и стала его с видимым удовольствием жевать. На панде сидел верхом какой-то диковинный человек. Он протянул Чи Фу руку с бумагой и провозгласил:

— Сообщение от генерала!

Чу Фу с раскрытым от изумления ртом смотрел, как в пасти панды постепенно исчезает его тапочек. А сидящий верхом на панде всадник раздраженно сказал:

— Чего уставился? Никогда курьера не видел?

Чи Фу взял бумагу, которую странный человек протягивал ему, и с подозрением спросил:

— Кто вы такой?

— Извините, а кто вы такой? — резко ответил тот, толкая Чи Фу в грудь, так что он отшатнулся. — Идет война, ясно? Не время задавать глупые вопросы, за это следовало бы лишить шляпы![8] Но я сегодня добрый. Иди, пока я не подал на тебя рапорт!

В то время как он говорил, панда с сидящим на ней гонцом протопала мимо. Если бы Чи Фу присмотрелся, он мог бы заметить, что на панде был вовсе не человек, а набитая соломой куртка с надетыми поверх нее доспехами и шлемом. Снизу были привязаны сапоги, а лицо было сделано из двух тряпок. Сидящий сзади Мушу с помощью длинных палочек заставлял руки «всадника» двигаться, а внутри шлема Сверчок двигал тряпки, заставляя его открывать «рот». Но Чи Фу поспешил развернуть переданную ему бумагу и ничего этого не увидел. А пока он читал, панда дошла до ближайшего дерева и залезла на него так легко, как будто продолжала идти по земле, так что, когда советник обернулся, рядом с ним уже никого не было.

Как был, полуголый, Чи Фу кинулся к палатке, в которой жил Ли Шанг:

— Капитан, срочное сообщение от генерала! Нас перебрасывают на фронт!

Мушу, который слышал все это, сидя недалеко на ветке дерева, сказал Сверчку:

— Собирайся, букашка, мы выступаем! — он был в полном восторге, что проделка его удалась.

* * *

Войско выступило в поход на следующий день. Значительная часть воинов была безлошадной, поэтому все шли пешим порядком, а на имеющихся лошадей навьючили припасы. Воины шли по полям, где крестьяне, сажавшие рис, разгибали усталые спины и с надеждой смотрели на них, и по горам, где их осыпала сырая пыль водопадов. Они видели большие города, замершие в ожидании, когда война докатится до них, и уединенные буддистские храмы, прижавшиеся к диким скалам.

Ли Шанг, верхом на коне, объезжал растянувшиеся колонны, чтобы убедиться, что все в порядке. Он поторапливал своих солдат, боясь, что они опоздают — утром поднимал их чуть свет, а вечером они без сил валились на землю, едва успевая разбить лагерь.

Несмотря на все трудности пути, воины разговаривали и шутили друг с другом, и их дружба, начавшаяся во время обучения, крепла все больше.

Чаще всего разговоры эти, как водится у солдат, касались женщин. Воины хвастались своими победами на этом фронте, мечтали о своих оставшихся дома невестах и женах, обменивались секретами путей к женским сердцам. Бинг, конечно, присутствовал при этих разговорах, но всегда молчал и спешил отойти в сторону, если речь заходила о совсем уж неприличных вещах. Сначала над ним посмеивались, а потом перестали обращать внимание на эти странности.

Наконец войско достигло подножия гор. Высоко перед ними лежал перевал Тань-Шао.

Не получая никаких сведений о расположении неприятеля, Ли Шанг оставил основную часть войска в долине с приказом разбить лагерь и при необходимости перекрыть путь к столице, а сам с маленьким отрядом пошел по горным дорогам в обход, чтобы выйти к перевалу с другой стороны и разведать, где находятся гунны, а где — войска императора.

В этот отряд вошли лучшие воины — Яо, прекрасно знавший горы, поджарый худощавый Линг, виртуозно владевший ударами головой, Чьен По с его непомерной силой… Каждый из воинов, входивших в отряд, чем-то выделялся. Взяли и Бинга, который отличался быстротой и ловкостью, а кроме того, Хан, как лучший конь в отряде, тащил повозку, нагруженную съестными припасами и запасом пороховых ракет.

Целый день отряд разведчиков под предводительством капитана пробирался по узким тропам, а на ночь устроили привал высоко над перевалом Тань-Шао, чтобы с утра спуститься уже за ним, к маленькой деревушке, которую собирался, отправляясь в поход, защищать генерал Ли.

* * *

Они стояли перед сожженной и разрушенной деревней, не веря своим глазам. От домов остались только обгорелые балки, и даже окружавшая деревню глинобитная стена во многих местах была разрушена.

Над развалинами свистел по-зимнему холодный ветер. Висевший на столбе неподалеку от ворот деревенский колокол покачивался и иногда издавал глухой тоскливый звук.

Затяжная холодная весна этого года не спешила переходить в лето, и тут, на большой высоте, все было покрыто плотным слоем снега, одевавшего, как саваном, мертвую землю.

Отряд вступил в разрушенную деревню. Воины растерянно оглядывались — не верилось, что тут еще недавно жили люди, кипела жизнь.

— Поищем живых! — воскликнул Ли Шанг.

Люди разошлись по деревне в разные стороны. Шанг на коне направился прямо вперед. Он ехал, внимательно вглядываясь в окружающие развалины, но нигде не было заметно ни малейших признаков жизни, только иногда от сотрясения земли конскими копытами рассыпались и падали недогоревшие остатки домов по сторонам дороги.

Мулан направилась влево. Пройдя под обгоревшими балками ворот большого дома, она направилась туда, где когда-то была спальня. Остатки кана и мебели выдавали это место. На полу возле столба что-то лежало. Мулан наклонилась и подняла тряпичную куклу — ту самую, что сокол принес Шань Ю, когда тот со своим войском стоял у подножья гор, хотя Мулан и не знала этого. Она вспомнила, что в детстве у нее была такая же кукла, и представила девочку, игравшую тут, под крышей сожженного дома. Где она? Уцелели ли ее родители? Что их ждет? И дикая, первобытная ненависть к врагам, принесшим смерть на их землю, затопила ее сердце. Мулан зажмурилась и затрясла головой, отгоняя эти чувства — сейчас, как никогда, им нужно спокойствие и точный расчет, иначе Китай погибнет.

Ли Шанг подъехал, слез с коня и подошел к Мулан.

— Я не понимаю… Мой отец должен был быть здесь… — пробормотал он.