Пацанские рассказы Витьки Воробья - Виктор Савельев

– Вот жаворонок! – радостно воскликнул Булкин и ткнул указкой в плакат.

– Ну молодец, – обрадовалась Вера Пантелеевна. – Наконец ты стал учить уроки.

Все в классе прыснули и стали следить, как зайчик «подсказывает» Булкину, где найти на плакате скворца и большого грача. Но Вера Пантелеевна уже заподозрила неладное, потому что многие ребята начали оглядываться и искать глазами, кто же пускает луч. И, будьте уверены, она разобрала это раньше многих, потому что сразу пошла к четвёртой парте у окна.

– Как не стыдно, Егоров! – в сердцах крикнула она, и мы увидели, как она отбирает зеркальце у покрасневшего, как рак, и прятавшего глаза Толика. – Дай твой дневник, я запишу замечание. А зеркало у тебя забираю!

В переменке все мальчишки из нашего класса собрались возле Толика:

– Ты не горюй! Она посердится – и отдаст. А дневник дома не показывай!

– Да вы не знаете мою маму, – говорил Толик. – Она всегда дневник смотрит.

– Ну ничего, – махнул рукой, прожёвывая бутерброд, лентяй Булкин, который из всех один не горевал и не сочувствовал Толику, хотя через него и спасся от «двойки».

После уроков мы с Толиком остались и не уходили, всё ждали, когда же выйдет из учительской наша Вера Пантелеевна, потому что знали, что она горяча, но отходчива. Ждать пришлось довольно долго, пока она разговаривала с другими учителями. Но вот она заметила нас:

– Ну, что, Толя, ты уже осознал свой проступок? – спросила она, подойдя, и поглядела почему-то на меня. Я уже подумал, что для большей жалости лучше сразу ей рассказать, как мы сменяли подарок Толиного папы и как у нас осталось лишь одно это зеркало, но Вера Пантелеевна вдруг сама достала из сумки осколок и отдала Толику:

– Иди домой. А в школу это больше не носи.

– Ура-а! – закричали мы и, бросая в воздух портфели, помчались на улицу.

Был замечательный весенний день, и солнце сияло, как оглашенное. От этого солнечный зайчик, который мы по пути пускали в стёкла домов, был удивительно ярок, и все оконные стёкла от него вспыхивали, как маленькие пожары. Мы резвились, как сумасшедшие, направляли луч в автобусы и в голубей на бульварах, спугнули им с ворот рыжего кота с рваным ухом, светили в лужи и в подъезды, и даже одна молодая, но уже взрослая девушка в берете засмеялась в ответ на наш лучик и даже не рассердилась на нас за эту шалость, а просто в шутку погрозила нам пальцем. И нам было очень весело – так весело, как уже давно не было…

Но если уж на честность, если говорить вам до конца и самую-самую правду – даже в эту весёлую и самую хорошую в жизни минуту нам до смерти было жалко увеличительного стекла Толика, с которым мы уже не разожжём костёр на необитаемом острове.

Гроза «попрыгунчиков», или Как мы пугали Бондарягу

В классе у нас был мальчик Женька Бондарев, страшный хвастун. Мы звали его Бондаря́гой – с ударением на «я». Он был хороший мальчишка, с нежной розовой сыпью на лице, но, подозреваю, врун. Во всяком случае, то, что он рассказывал в школе про Атаманскую слободу, было похоже на сказки.

Дело в том, что Женька единственный из нашего класса, а может, и школы, кто жил и приходил к нам учиться из этого посёлка на городской окраине. Все почему-то знали, будто основали Атаманскую слободу лихие разбойнички, бежавшие от царя в лес, где теперь стоит этот рабочий посёлок. У нас считалось, что там живут главные хулиганы города.

Женька-Бондаря́га эту легенду всячески поддерживал, пугая ребят, а особенно девчонок:

– Вчера возвращаюсь из школы домой, а на углу возле водоколонки семь хулиганов стоят с финскими ножами. Дай, говорят, закурить. Это они так придираются, чтобы деньги отнять. Ну я им и дал! Одному в ухо, другого борцовским приёмом бросил, все ножи повыбивал…

– Ой, Жень, ты знаешь борцовские приёмы? – взвизгнула одна из девчонок.

– У меня врождённый талант борца и боксёра! – хвастливо отвечал Бондаря́ га. – А эти хлюпики с ножами-«финками» ещё что! Вот «попрыгунчики» – это да!

– Какие «попрыгунчики»? – замирал, ожидая жути, класс.

– А такие, что на ночь надевают на ноги пружины, заворачиваются в белые простыни, а лица светящейся краской мажут! Как выпрыгнут из-за угла, как подпрыгнут выше дома на пружинах, так прохожие со страху в обморок падают. При мне одна девушка упала, когда я вечером гулять пошёл…

– И ты не боялся? – охнула самая наивная из наших девчонок, Катя.

– А что мне бояться? Я сразу на них бросился, чтобы пружины у них с ног срывать, потому что без пружин они, как кони без подков. Так они знают, кто я. Сразу от меня врассыпную – и бежать. То есть скакать…

– Врёшь ты всё, – сказал тут Мишка Борщов. – Никаких «попрыгунчиков» нет. Это ты всё выдумываешь.

– А ты приходи в полночь к нам в Атаманскую слободу, – не сдался Бондаря́га. – Ну, приходи-приходи! Ага, слабо́! Прямо к водоразборной колонке иди – они туда часто прискакивают. Попрыгают-попрыгают – и пить скачут… Вот только не бледней, если они придут, а я опоздаю… Ещё храбрые есть? Приходите все, и посмотрим, кто врёт!

В общем, за счёт своих подвигов в Атаманской слободе Женька Бондарев заимел авторитет, которому мы все стали завидовать. Правда, силач Вовка Колесов из нашего класса попытался его на чистую воду вывести.

– Пойдём, – говорит, – Бондаря́га, за школьный двор на бокс. Вот там и посмотрим, какой ты боец.

– Не могу, – говорит Женька. – Если боксировать, то нужно по правилам в боксёрских печатках…

– А мы шапки вам на кулаки наденем, – дружно закричали мы, поскольку иногда устраивали «боксёрские турниры» за школьным двором, намотав шарфы на кулаки и засунув их в шапки-ушанки.

– Не-а, – отнекивался Бондаря́га. – Напоказ во мне боец-молодец спит. А вот когда опасность, когда девушку или тётеньку надо спасти, вот тут во мне просыпается лев…

В общем, врал он нам, жуя при этом бутерброды с колбасой, которые часто носил прямо в кармане. Но в Атаманскую слободу было идти боязно. Да и далеко. Да и опять же, вдруг правда? Где этого Женьку в полночь там найдёшь, чтобы он защитил?

Так всю зиму до весны мы слушали Женькины рассказы, как он разогнал то семь человек, то изловил до приезда милиции бандитов, решивших ограбить в слободе сберкассу. Но однажды очкарик Петька Клюев, он самый умный из класса, говорит:

– Идея, братцы! Давайте позовём Бондаря́гу в «ути́льку» – ну на базу «Утиль-сырьё» – в железках порыться. Там место глухое, он никого из нашего двора не знает, а тут к нему наши «хулиганы» и подойдут…

– Да-а, – сказал в ответ Сашка Фефёлов, он тоже из нашего двора и напугался. – А вдруг в Бондаря́ге и в самом деле спит лев? Что тогда, когда он проснётся?

– Ничего, – фыркнул Петька, который сам не лез, а другим идеи давал, и чуть не плюнул на пол в школьном коридоре. – Да убегут: чай, не вперво́й нашим пацанам! Руки есть, так отобьёмся, ноги есть, так оторвёмся…

В общем, на тайном совете ребят из класса мы решили Бондаря́гу проучить. Чтоб не хвастал и не врал про подвиги. Тем более, что идея про «Утиль-сырьё» была замечательная.

Это был большой пустырь с кучами утиля и металлолома, огороженный забором, в метрах двухстах от дома, где многие из нас жили. Там то и дело валялись интересные железки или выброшенные прохудившиеся противогазы – в них полдвора превращалась в «слонов», пугая бабушек. Одну старушку двор довёл чуть ли не до слёз, когда она спустилась из своей квартиры загнать домой своего Колянечку, а вместо внука увидела двадцать «слоновьих» масок, трубящих и гундящих через шланги. Все тайные проходы в «ути́льку» и оторванные доски в её заборе наша дворовая шпана знала назубок!

– Сходим с нами в одно место, – предложили мы с Мишкой Борщовым Женьке-Бондаря́ге на переменке в школе. – Там металлолом, всякого добра вагон, один пацан даже наган нашёл…

– Настоящий? – заинтересовался Женька Бондарев.

– Настоящий-настоящий, – закричали мы с Мишкой во весь голос для того, чтобы план не сорвался. – Только очень ржавый, не стреляющий, потому что его со дна реки достали, где Чапаев утонул…

В общем, после уроков мы повели Бондаря́гу на территорию свалки, где запросто валяются ржавые наганы и даже гайки от самолётов.

– А сторож нас не поймает? – забеспокоился Женька, когда мы через дырку в заборе затащили его на базу «Утиль-сырья» и пошли вдоль куч металлолома и выброшенных вещей. Тут был целый город разных куч, некоторые были в два-три роста.

– Не поймает, – сказал я. – Здесь страшная собака водится, так она сторожа съела.

– Ага, третьего по счёту, – поддакнул Мишка.

Он и я знали, что за кучей металлолома с этого края «ути́льки» уже сидят в засаде пацаны с нашего двора Гоша и Павлик, которые «сыграют бандитов» для проверки храбрости Бондаря́ги.

– Да, ты не бойся, она бешеная, – успокоил я Женьку Бондарева. – У неё один глаз не видит, а другой косит. Так что убежим, пока она нас различит.