Вкус ужаса: Коллекция страха. Книга II - Дэл Ховисон

И я ожидал увидеть милого пожилого джентльмена в очках с толстыми стеклами и слабым голосом. Но представили меня мужчине лет тридцати, с глазами ясными, как алмазы, и взглядом, пробирающим до костей; с гривой непослушных волос, которые, как я позже заметил, странно шевелились, когда он говорил.

— Скорее всего, он у нас ненадолго, — с искренним сожалением предупредил меня Смит. — Боюсь, его… э-э-э… привычки не отвечают нашим стандартам.

— Привычки? — спросил я, опасаясь… нет, надеясь услышать какую-нибудь скандальную деталь. В восемнадцать я с ума сходил от всего необычного и запретного.

— У него ненормированный рабочий день…

«Ага!»— радостно подумал я.

— И я нанял его только потому, что он действительнопрофи и, честно говоря, он мне нравится. Но стоит позволить работникам такой индивидуализм, и управлять конторой станет невозможно. Это плохо сказывается на трудовой дисциплине.

К концу его речи я был окончательно заинтригован, и первый же взгляд на мистера Пердью ничуть не убавил моего любопытства. Он сидел за высоким столом, методично постукивал по стопке учетных книг и казался композитором, полностью ушедшим в сочинение сложной мелодии. Он даже не слышал наших шагов. Просто смотрел в окно, постукивал карандашом, слегка покачивался из стороны в сторону и тихонько мурлыкал. Помню, тогда это показалось мне больше похожим на заклинание. Мы остановились, глядя на него, и я заметил, что Смит восхищенно улыбнулся.

И прочистил горло.

Пердью развернулся, и, клянусь, когда он нас увидел, волосы у него встали дыбом.

— Это Джастин Реддинг, мистер Пердью, тот молодой человек, о котором я говорил.

Пердью мягко улыбнулся и подошел ко мне.

— Да, конечно, — сказал, точнее, почти пропел он.

— Мэттью известно о твоем образовании, Джастин, и он знает, что тебе нужно делать. Так что слушай его внимательно и многому научишься. Многое узнаешь.

Мне показалось, что он имел в виду не только счетоводство.

Мэттью, как и предсказывал Смит, оказался умелым и терпеливым учителем. Время, казалось, летело на крыльях, особенно когда он разбавлял наставления смешными замечаниями обо всем на свете. Эти шутки часто были приправлены тем, что мне в ту пору казалось вполне привлекательным здоровым цинизмом. Обладая превосходным образованием, Мэттью мог вдумчиво комментировать самые разные темы, и только его привычка время от времени отключаться на середине предложения и полностью уходить в себя иногда меня раздражала.

Вскоре я узнал, что истинной его страстью были музыка и кино. В те времена кинофильмы назывались «движущимися картинками» и считались низкопробным развлечением. Так что его интерес к ним лишь усилил мое восхищение этим человеком. И когда однажды вечером Мэттью пригласил меня на ужин, я согласился не раздумывая.

Он был владельцем небольшой квартиры в том же районе, где я снимал комнату, и жилище его оказалось уютным и обустроенным. Оно совсем не подходило на логово холостяка-эскаписта, каким я считал Мэттью Пердью.

— Познакомься с моей женой, Либерти, — сказал он, проводив меня в кухню.

Она стояла у стола в центре комнаты и готовила ужин. Когда я увидел ее, мое сердце пропустило удар, я чуть не потерял сознание. Во рту пересохло, в ушах зазвучала чудесная музыка.

— Я пригласил друга на ужин, — сказал Мэттью. — Джастин Реддинг, новый сотрудник нашей фирмы.

Приветствие далось мне с трудом, но я справился. Ее улыбка могла бы расплавить даже металл. Чудесные густые волосы, собранные на затылке, создавали ощущение уюта. Голос был тихим, как шепот, но при этом совершенно не робким. Я никогда в жизни не видел такой прекрасной женщины.

Мэттью, наверное, заметил мое невинное восхищение его женой, но продолжил, как ни в чем не бывало, легкую беседу о том о сем. Либерти была молчалива и лишь изредка добавляла пару реплик к его монологу. Я заключил, что они отлично ладили. И просто сидел, восхищаясь… ими обоими.

— Вы считаете себя решительным человеком? — спросил меня Мэттью за чашкой кофе.

— Мне нравится так думать, — охотно ответил я.

— Отлично. Тогда отправляемся в даунтаун. [2]

— В даунтаун?

Но он уже поднялся и вышел из комнаты. Затем через пару минут вернулся со стопкой нотной бумаги и жестом пригласил меня следовать за ним. На полпути я заглянул в кухню, чтобы поблагодарить и попрощаться.

Либерти улыбнулась мне. Я никогда не забуду этой улыбки. Всю жизнь, до самой смерти она улыбалась мне так.

Мы с Мэттью сели на троллейбус и сошли на Смитфилд-стрит. По пути он объяснил мне, что по ночам работает в другом месте и любит эту вторую работу всей душой, вот только платят там слишком мало. В нашей конторе он через третьих лиц вышел на некоего мистера Дж. П. Харриса, владельца нескольких заведений развлекательного толка, одним из которых был магазин на первом этаже (Мэттью называл его «Никелодеон»), где за небольшую плату показывали «движущиеся картинки». Когда мистер Харрис понял, что Мэттью — талантливый пианист, он попросил моего друга исполнять звуковое сопровождение к показам. Мэттью, естественно, тут же ухватился за это предложение.

Я уже слышал о подобном «кино», но ни разу не был на показе. Мои родители были пуританами. Не поймите превратно, несколько раз я с друзьями пробирался в бурлеск [3]на углу Форбс-авеню, а в то время на бурлеск стоило посмотреть. Но я понятия не имел, что ждет меня на этот раз.

«Никелодеон» мистера Харриса оказался вовсе не прокуренным грязноватым логовом, как я того ожидал. И совсем не походил на бурлеск. Это местечко обладало стилем и очарованием, и позже я узнал, что так и было задумано владельцем. Он ожидал расцвета киноиндустрии и хотел привлечь к новому жанру достойных зрителей.

Мы вошли, Мэттью отыскал для меня местечко в зале и тут же исчез. Пару секунд спустя я заметил его за пианино. Несколько посетителей терпеливо ждали начала представления. Все они показались мне знатоками данного вида развлечений.

Прошло несколько минут, и свет в зале погас. Где-то позади я услышал движение, затем механические звуки проектора. И вдруг мерцающий луч света пронесся над головой и расцвел на белой стене волшебным потоком движущихся фотографий. Пьеса называлась «Тэсс из Страны бурь». Главную роль исполняла энергичная девушка по фамилии Пикфорд. Я мало что помню о фильме (как позже выяснилось, пленка была бракованной), но головокружительное восприятие нового искусства навсегда изменило мою картину мира. Я сразу стал пылким поклонником «движущихся картинок».

Сам Мэттью во время показа был для меня лишь силуэтом, раскачивающимся в ритме музыки и сюжета. Его игра и изображения на стене слились для меня в единое целое. Его движения, казалось, идеально совпадали с эмоциями на экране. Когда в фильме кипели страсти, он тоже был страстным, когда же наступал перерыв, Мэттью расслаблялся. Мне было немного стыдно говорить ему об этом, ведь я считал, что не оправдал его надежд, поскольку Мэттью приглашал меня как слушателя. Но он лишь обрадовался моей «рецензии».

Он остался на второй сеанс, и я вернулся домой в одиночестве. Представление взбудоражило меня, лишило сна в ту ночь.

Мне хотелось продолжить наш с Мэттью разговор. Я мечтал посмотреть новые фильмы с его музыкой.

И снова увидеться с Либерти.

А на следующее утро Мэттью опоздал на службу.

В тот год лето выдалось теплым, и Мэттью с Либерти часто приглашали меня на выходные за город, на пикник. Мы вместе посещали концерты и выставки в новом музее Карнеги. Я полюбил их компанию и до сих пор дорожу воспоминаниями о тех днях как о самом счастливом времени в моей жизни. Меня все так же поражали познания Мэттью, а Либерти с каждым днем казалась мне все прекраснее. Я заметил в ней некую чертовщинку. Она была остра на язычок, но в ее шутках никогда не было жестокости или желания унизить.

В то лето я все чаще бывал в кино. Поначалу в компании Мэттью, а со временем начал ходить один, пробираясь на место до начала его выступления и стараясь, чтобы он этого не заметил. Я пристрастился к новому жанру искусства и вскоре обладал немалыми познаниями в этой области. Я начал разбираться в качестве кинокартин. Знал наперечет названия компаний, которые создавали их в Нью-Джерси. И стал поклонником некоторых актеров, в особенности мисс Пикфорд.

Но вскоре я понял, какую огромную роль играл Мэттью во время этих показов. Однажды вечером он приболел и не смог играть. В тот раз показывали картину, которую я видел уже дважды (да, я был завсегдатаем повторов). История понравилась мне и без музыки Мэттью, но заметно меньше, чем раньше. К тому же я отметил, что фильм был немного другим.