Сказания Меекханского пограничья. Небо цвета стали - Роберт М. Вегнер

Бесара покачала головой:

– Нет. В том, что происходит, нет и капли смысла. Людей убивают, они исчезают. На карте места исчезновений и смертей укладываются в широкую спираль, центр которой приходится примерно на окрестности Кехлорена или замок графа, в зависимости от того, как читать знаки. А полной картинки у нас нет, поскольку наверняка выявлены не все убийства, в этих горах есть долины, которые только теперь начинают восстанавливать контакты с миром после зимы, к тому же, полагаю, ряд аристократов не сообщают нам о каждом пропавшем человеке. Мы до сих пор не знаем, кто стоит за этими смертями и исчезновениями. Отчего один селянский воз проезжает дорогой в безопасности, а другой, следуя за ним всего лишь в четверти часа, испаряется? Отчего в многолюдном селе кто-то входит в дом и убивает всех, вместе с беременными женщинами и младенцами, а другие семьи оставляет в покое? Отчего убивает гарнизон охранной башни, а одного из часовых выводит и калечит? Отчего бесследно исчезают патрули Горной Стражи? Мы не знаем. Наши просьбы о том, чтобы из других провинций прислали подмогу, получают отказы, а потому нам приходится справляться с тем, что у нас есть.

– То есть?

– Несколько чародеев, в том числе один, который пригождается лишь для передачи приказов, пара десятков шпионов, разбросанных по селам и городкам, два боевых отряда. Обычно такое число людей работает в одном большом городе, но не в целой провинции.

– Чародеи что-то нашли? Хоть что-то?

– А вы что-то нашли? Хоть что-то? Искренность за искренность.

Кайлеан глянула на Дагену. Та лишь приподняла брови.

– Я не входила в башню, – пробормотала она. – А с тем несчастным у меня был лишь короткий контакт, и я больше старалась его поддержать, чем проверить. Может, если бы могла сейчас…

– Он мертв. Умер вчера, хотя за ним постоянно присматривали. Ослабил путы, во время кормления вырвал у стражников ложку, вложил себе в глазницу и ударил лицом в стол. Умер на месте. – Старшая женщина впервые потянулась за вином. – Как видите, отчаявшемуся человеку хватит удара сердца, чтобы расстаться с жизнью. А ты, Инра?

– Ничего. Я не разбираюсь в аспектах и всяком таком. А ваши чародеи? – повторила Кайлеан.

Бокал поднялся вверх. Даже отпивая из него, Бесара не сводила с нее глаз.

– Аспекты перепутаны. Все. И на местах убийств, и там, где исчезали люди. Этого они никак не могут объяснить – в привычных терминах. Это невозможно пристроить ни к Кругу Венгерисса, ни к Монзельскому Дубу, ни к другим образцам. В этой башне мы нашли следы Зуба, Черного Мха, Масла и Ручья. Эти аспекты лежат на противоположных сторонах Круга, на разных ветвях Дуба. Я не слыхала ни об одном чародее, который владел бы ими одновременно. А если бы это были два или больше магов, чары их друг другу мешали бы, Зуб и Масло не переносят друг друга… Кроме того, наши чародеи утверждают, что эти аспекты, похоже, не использовались, они просто сильно возбуждены. И, как я вижу по вашим физиономиям, вы и понятия не имеете, о чем я говорю.

Кайлеан послала ей очаровательную улыбку, затрепетала ресницами.

– Мы – простые девицы из Степей, обученные лишь из лука стрелять и саблей махать. Куда нам до всех тех чародейств, кругов и деревьев! Это меекханские чародеи понапридумывали всякого, что Силу можно поймать в пергаменты, описать, взвесить и измерять. А еще – что, назвав, ее можно взнуздать. А когда эти чародеи встречают на своем пути Пометника, то ссут под себя в страхе, поскольку у них все аспекты перепутываются.

– Это не Пометники убивают – их смрад несколько другой. Это-то мы умеем распознавать, да и вы тоже, полагаю.

– Но мы не распознаем то, чего еще в глаза не видывали. Пустые разговоры. Пока что, когда в моем окружении кто-то тянулся к Силе, я не тратила времени на мысли: это аспекты, призвание духов, демонов или всего-то пердеж – я просто прошивала его из лука или убегала. Такая вот судьба.

Бесара нахмурилась, и Кайлеан поняла, что впервые вывела ее из равновесия.

– Это не было мило, девочка. Я не люблю безрассудства.

– А я – пренебрежения. Мы говорили об искренности, а ты рассказываешь нам историю о том, что ты ничего не знаешь, после чего ждешь, что мы выдадим свои секреты.

– Ты утверждаешь, что мы что-то скрываем?

– Я это знаю. Ты следишь, чтобы мы ели сколько влезет, и раз за разом доливаешь нам вина, хотя сама – едва отпила несколько глотков. Ты пришла не поговорить – а лишь потянуть нас за язык. Такова уже природа шпиона: воровать чужие тайны, не выдавать собственных. Я права?

Старшая женщина улыбнулась. Красиво, искренне, открыто.

– Прекрасно. И подумать только, что Эккенхард утверждает, что вы – обычные глупые прошмандовки, которым только бы постель греть.

Кайлеан не купилась ни на улыбку, ни на удивление в голосе.

– А теперь ты пытаешься направить наш гнев на кого-то другого.

На этот раз Бесара улыбнулась одними глазами.

– Хорошо… Очень хорошо. – Она положила себе немаленькую порцию пирожных и долила вина. – Лучше, чем я полагала. Стало быть, с этого момента – ни слова на тему магии, задания или любых тайн. Пока пирожные не закончатся, станем говорить лишь о мужчинах и о том, отчего они такие глупцы.

Девушки обменялись взглядами, одновременно отодвинули тарелки и шаловливо улыбнулись.

– Мы слушаем, госпожа Бесара.

* * *

– Итак? Что-то еще? – Кеннет повнимательней поглядел на Андана, который как раз делился информацией, раздобытой у знакомых из восьмой роты. – Твой земляк ничего больше не сказал? Третья десятка вышла, чтобы найти лучшую дорогу, и через пару дней вернулась, доложив о пропаже сержанта. Восьмая сразу же начала поиски. Искали-искали, но ничего не обнаружили, а потому оставили его в горах и помаршировали дальше? Вот так-то?

– Вот так-то, господин лейтенант. Восьмая вышла из казарм довольно поздно, приближалась зима, в любой день мог пойти снег и ударить такой мороз, от которого столетние деревья пополам трескаются. У них не было выбора.

Кеннет почесал нос, потом подбородок, все еще не сводя взгляда с Андана. Что-то в поведанной истории не клеилось.

– Этого в документах не было. Получается, решение оставить сержанта Стражи в горах – решение командира восьмой… как там его имя?

– Лейтенант Саленв-лен-Мохенн.

– И тот лен-Мохенн отправился маршем в Олекады, бросив собственного десятника, может, мертвого, а может, всего лишь раненого, вместо того чтобы прочесать окрестности в радиусе двадцати миль, да?

– Именно так, господин лейтенант. – Глаза Андана блеснули.

– Не нужно такого лица, Андан, просто скажи, демоны тебя подери, отчего на конюшне сидит третья, а не командир роты?

– Потому что эти парни страшно путались в показаниях, господин лейтенант. – Бородатый сержант хмуро скривился. – Сперва твердили, что этот десятник, Аленф Фансох его звали, так вот, что этот Фансох вышел утром осмотреться, вверх по какому-то там ручью, отдав приказ, чтобы они ждали его, и они и вправду ждали чуть ли не до полудня, а потом начали искать, искали весь день, до поздней ночи, а утром следующего дня вернулись к остальному подразделению за помощью.

– Ага…

– Уже то, что десятник пошел один, было странно, ну а потом один из третьей проговорился, что вышел тот не утром, а вечером, другой сказал, что не вверх, а вниз по течению, еще один, когда выпил, проболтался, что искали они так сильно, что затоптали все, что могли. Было это настолько странно, что после прибытия лейтенант Саленв-лех-Мохенн отрапортовал обо всем, едва только восьмая добралась до места. Наверняка в какой-то степени от страха за собственную шкуру…

Кеннет слегка прищурился.

– Как поднимешься еще на пару званий, Андан, сможешь так вот отзываться об офицерах, понял?

– Так точно.

– И не морщись так, а то кажется, будто у тебя запор. Понятно, что все это дело воняет, а командир восьмой должен хоть как-то объяснить, почему не искал своего человека. Вот только если у третьей был целый день, чтобы спрятать тело… Или если у Фансоха имелся в запасе целый день и ночь, чтобы исчезнуть… Его бы и полк не нашел. Крысы их допрашивали?

– Через месяц. Но говорят, что тогда-то уж их показания были схожими, господин лейтенант.

– Чудненько, десять человек, повторяющие одно и то же: или у них идеальная память, или они врут, словно кот над сметаной. Вархенн, а ты? Что-то слышал о третьей?

Десятник кивнул.

– Чуток. Эргехенн Аленсамн – десятник в восьмой. Он из того же клана, что и моя мать, а потому не может, вернее, не должен бы мне брехать. – Он подмигнул. – Тот Фансох был молодым, умелым и задиристым. Эргехенн его любил, говорил – хороший материал для офицера. Якобы сам вызвался отправиться в Олекады. А мог остаться, потому что там у него были жена и дети, а из их полка на восток отправляли только добровольцев или холостых. И третья десятка его любила. Вся восьмая удивилась, когда парни без протестов согласились прервать поиски и отправляться дальше. Это и говорят. Зато я немало узнал об остальных.