Дорога Отчаяния - Йен Макдональд

— И я не смогла бы, отец, я не могу без тебя.

— И значит, мы всегда будем вместе? Всегда?

— Да, отец. Но скажи мне еще раз, что это за место, куда мы направляемся.

— Оно называется Дорога Отчаяния, и это такой маленький и такой далекий город, что известен он только благодаря историям, которые о ним рассказывают.

— Туда мы и направляемся?

— Да, котенок, в самое далекое место в мире. В Дорогу Отчаяния.

Мередит Голубая Гора и его дочь, Рути, были люди тихие. Самые обычные, неприметные люди. В вагоне третьего класса неторопливого грузопассажирского транспустынного поезда Меридиан–Белладонна они совершенно затерялись под грудами багажа других пассажиров, цыплятами других пассажиров, детьми других пассажиров и другими пассажирами. Никто с ними не разговаривал, никто не спрашивал разрешения присесть рядом или свалить на них багаж, цыплят, детей или себя. Когда они сошли на маленькой пустынной станции, их отсутствие заметили только через час и не смогли вспомнить, как они выглядели.

Никто не видел, как они вышли из поезда, как пришли в Дорогу Отчаяния — даже Раджандра Дас, самозваный начальник станции, который приветствовал каждый поезд, прибывающий к его ветхой платформе — и как в двенадцать часов двенадцать минут вошли в Б. А. Р./Отель. Затем что‑то вроде долгой вспышки молнии залило помещение светом, и в эпицентре этой вспышки стояла прекраснейшая из женщин, которую когда‑либо видел мир. Все мужчины в комнате с усилием сглотнули. Каждая женщина ощутила невыразимую потребность вздохнуть. Дюжина сердец раскололась пополам, выпустив всю любовь, какая была в них, и та облаком жаворонков закружилась над невероятным созданием. Как будто сам Бог вошел в комнату.

Потом божий свет погас и остались только темнота и резь в глазах. Когда зрение восстановилось, все увидели маленького, чрезвычайно обыкновенного человека и юную девушка примерно восьми лет — самое заурядное, самое серое существо, которое когда‑либо видел мир. Ибо такова была природа Рути Голубая Гора, девушки поразительно неприметной: впитывать прелесть всего, что ее окружало, как солнечный свет, и сохранять до того момента, как она решала освободить ее в одной вспышке концентрированной красоты. После этого она возвращалась в состояние неряшливой анонимности, оставляя после себя только исчезающий образ невосполнимой утраты. Это была первая тайна Рути Голубая Гора. Вторая заключалась в том способе, которым отец создал ее в генезис–бутыли.

Примечательное событие все еще обсуждалось в Б. А. Р. е, когда Мередит Голубая Гора и его дочь отправились на встречу с доктором Алимантандо. Великий человек работал в своей погодной комнате, заполняя стены неразборчивыми алгебраическими символами при помощи кусочка угля.

— Я Мередит Голубая Гора, а это Рути, моя дочь (здесь Рути поклонилась и улыбнулась так, как было отрепетировано в комнате отеля). Я животновод из Марсарита, увы, неправильно понятый сообществом. Моя дочь значит для меня больше, чем что‑либо еще, но ей нужно убежище, нужна защита от жестоких и опасных людей, ибо моя дочь, к великой моей печали — несчастное простое создание, застывшая в ментальном плане на уровне пяти лет. Итак, я прошу об убежище для себя и моей бедной дочери. — Так умолял Мередит Голубая Гора.

Доктор Алимантандо протер очки.

— Мой дорогой сэр, я прекрасно понимаю, что значит непонимание сообщества, и могу уверить вас, что никто и никогда не получит отказа в Дороге Отчаяния. Несчастные, нуждающиеся, преследуемые, изверившиеся, голодные, бездомные, нелюбимые, виноватые, терзаемые прошлым — здесь найдется место для любого. — Он сверился с главным Пятисотлетним Планом, нанесенным на стену погодной комнаты и со всех сторон обложенным наступающими математическими символами. — Надел 17, пещера 9 — ваши. Обратитесь к Раэлу Манделле насчет сельскохозяйственных инструментов, а к господину Иерихону — по поводу постройки дома. Покуда же он не построен, вы можете бесплатно жить в городском отеле. — И он вручил Мередиту Голубая Гора свиток. — Документы для получения гражданства. Заполните их, когда вам будет удобно, и отдайте мне или Персис Оборванке. И наконец, запомните два правила. Правило первое: не входить без стука. Правило второе: не шуметь во время сиесты. Придерживайтесь их, и вам будет здесь хорошо.

И Мередит Голубая Гора с дочерью отправился к господину Иерихону, который пообещал выстроить дом в течение одной недели — с водой, газом с общественной метановой установки и электричеством с общественной солнечной электростанции; затем к Раэлу Манделле, который ссудил им культиватор, заступ, мотыгу, автосеялку, а также различные семена, клубни, ризомы, отводки и подвои. Кроме того, из своего клеточного запаса он выделил им культуры свиней, коз, кур и лам — все ускоренного развития.

— Скажи мне, отец, здесь мы останемся навсегда?

— Да, мой котенок, здесь.

— Здесь хорошо, но немного сухо, да?

— Так и есть.

Рути задавала довольно тупые и очевидные вопросы, но что мог Мередит Голубая Гора ожидать от девушки, в ментальном плане застывшей на уровне пяти лет? Так или иначе, он любил ее тупые вопросы. Он любил ее нежную зависимость и безрассудное поклонение, но иногда жалел, что не спроектировал ее с несколько большим коэффициентом умственного развития.

11

Бабушка и Дедушка Харан сочетались браком под шелковичным деревом в саду доктора Алимантандо в первый месяц весны года 2. День был ясный, безмятежный и голубой, каким и должен быть первый день весны. Впрочем, в Дороге Отчаяния большинство дней были ясными, безмятежными и голубыми. Отправлял ритуал доктор Алимантандо, Раэл Манделла был шафером, Ева Манделла и маленькая Таасмин — подружками невесты, а Микал Марголис охотно передал невесту в руки жениха.

— Ты должен выдать свою мамочку замуж, — прощебетала Бабушка во время первой и единственной со времени прибытия встречи с сыном.

— Я, мама? Разве ты не можешь найти кого‑то более достойного?

— Я пыталась, Мишка, пыталась, но если б твою дорогую, измученную матушку выдал замуж кто‑то другой, это было бы бесчестно. Это должен сделать ты.

Микал Марголис никогда не умел сказать матери «нет». Он согласился несмотря на презрение Персис Оборванки к его слабости и слова матери, сказанные при расставании.

— И не забудь, Мишка: это особенный день для твоей мамочки, и я не желаю, чтобы он был испорчен присутствием этой безнравственной дешевки, ты понял меня?

В результате Персис Оборванки не было на проповеди доктора Алимантандо. Он сам написал ее. Он полагал, что она звучит прекрасно. Доктор Алимантандо считал, что у него прекрасный, звучный голос. Затем, после проповеди и песнопений, обмена кольцами и венчания, последовало празднество.

Это было первое празднество в истории Дороги Отчаяния, и, конечно же, самое великолепное. Над пышущими жаром ямами жарились целые ягнята, по рукам ходили подносы с лукумом и фаршированными финиками, парили огромные котлы с матоке и кускусом, а глотки гуляк освежались холодным фруктовым пуншем. К ветвям шелковичного дерева лентами привязали конфеты, и дети прыгали под деревом, срывая их. Лимаал и Таасмин — чистые обезьяны, а не дети — до тошноты объелись карамельными ангелами. Жирный Джонни Сталин, несмотря на преимущества, предоставляемые возрастом, не сумел ничего добыть и отвратительно ныл под столом весь остаток вечера.

Когда первый иголочки звезд пронзили бархат неба, на деревьях зажглись бумажные фонарики и маленькие клетки со светлячками. Дети щекотали насекомых соломинками, чтобы те не засыпали, и как–будто бы целая галактика нежных зеленых звезд, скатившись с лунокольца, осыпала ветви. А затем произошло самое чудесное событие вечера. Раджандра Дас и Эд Галлацелли прикатили огромный радиоприемник, который они втайне от всех собрали специально к свадьбе в одном из упаковочных ящиков Раэла Манделлы. Раджандра Дас размашисто поклонился и объявил:

— Дамы и господа! Счастливая пара! Дорогие друзья — да будут танцы! Да будет музыка!

Эд Галлацелли покрутил ручку настройки и зазвучала музыка — хриплая, далека, едва слышная, но все‑таки музыка. Гуляки задержали дыхание. Раджандра Дас тронул своими магическими пальцами ручку настройки, приемник экстатически застонал и музыка полилась из него: мощная, настойчивая, так что ноги зазудели. Все разразились криками восторга. Все зааплодировали.

— Не потанцевать ли нам? — сказал Дедушка Харан невесте. Бабушка зарделась и присела в реверансе. Дедушка обнял ее и в тот же момент они закружились по утоптанной земле в урагане нижних юбок и шелков ручной вышивки. Вдохновленные примером, остальные разбились на пары и танцевали танцевали танцевали под греховную, отчаянную музыку Высадки Западного Солнцестояния. Доктор Алимантандо вел Еву Манделлу в тяжеловесном, величественном народном танце земель Второзакония. Поборов страх перед материнским осуждением, Микал Марголис пригласил на танец Марию Квинсану, которая так улыбнулась ему и так прижалась к нему всем телом, что остаток ночи он протанцевал, страдая от болезненной эрекции. Сталины и Тенебра танцевали парам, комментируя неуклюжесть и неловкость друг друга, хотя Женевьева Тенебра отдала один круг господину Иерихону и нашла его весьма скорым на ногу. Персис Оборванка, покинутая на всю ночь, танцевала по очереди со всеми братьями Галацелли, столько раз глядя в одно и то же лицо, что под конец ей уже казалась, что танцевала она все время с одним. Лимаал и Таасмин Манделла гарцевали с неослабевающей энергией, а Джонни Сталин слонялся вокруг, подкрепляясь объедками.