Шкатулка с бабочкой - Монтефиоре Санта

— Вы с папой уже закончили свой разговор? — спросила она.

— Да, дорогая. Завтра мы отправляемся в Качагуа, — ответила Элен, зная, насколько это обрадует дочь.

Федерика улыбнулась.

— Я рассказала Хэлу историю о принцессе инка, а сейчас он заснул. — Она рассмеялась, оглянувшись на Хэла, который лежал на спине, раскинув руки и ноги в блаженном забытье.

— Хорошо, не будем его будить, — сказала Элен, нежно глядя на сына. Хэл так напоминал своего отца. У него были такие же, как у Рамона, темные волосы и карие глаза, разве что без блеска самодовольства, так раздражающего Элен в последнее время. Федерика была вполне счастлива, находясь в одиночестве, а вот Хэл нуждался в постоянном внимании. Он был частицей Рамона, которого она любила, и был очень привязан к матери.

Федерика бросилась в дом и нашла отца в гостиной — тот говорил по телефону на испанском языке. Она подошла к нему со шкатулкой в руках и уселась на подлокотник, ожидая, когда он закончит, чтобы поболтать с ним. Прислушавшись, она поняла, что он разговаривает с ее бабушкой.

— Скажи Абуэлите про мою шкатулку, — возбужденно сказала она.

— Нет, ты сообщишь ей все сама, — возразил он, вручая ей трубку.

— Абуэлита, папа привез мне шкатулку, которая когда-то принадлежала принцессе инка… да, настоящей принцессе… да, я расскажу тебе завтра… крепко целую тебя, йо тамбиен те куэро, — произнесла она и чмокнула губами телефонную трубку, что так умилило ее отца.

— Ладно, Феде, а чем мы сейчас займемся?

— Я не знаю, — ответила она и улыбнулась, зная, что у отца всегда имеется заготовленный план.

— Давай пойдем в город и купим подарок для твоей бабушки.

— И купим сок, — добавила она.

— Сок и сэндвич с палта, — добавил он, вставая. — Пойди и скажи маме, что мы вернемся к чаю.

* * *

Мариана Кампионе положила телефон и стала звать своего мужа Игнасио, который лежал в гамаке на террасе, оседлав очками свой орлиный нос и опустив панаму на кустистые брови — явное свидетельство того, что он не желает, чтобы его беспокоили.

— Начо, Рамон вернулся и завтра он будет у нас вместе с семьей, — радостно сообщила она. Игнасио никак не отреагировал, не считая того, что перевернул страницу. Мариана, полная и ширококостная женщина с серебристо-седыми волосами и добрым открытым лицом, вышла из дома и направилась к тому месту, где в тени акации расположился ее муж. — Ми амор, ты меня слышишь? Рамон уже дома. Завтра они приедут к нам в гости, — повторила она, и ее щеки порозовели от удовольствия.

— Я слышал тебя, женщина, — произнес он, не отрывая взгляда от своей книги.

— Начо, ты не заслуживаешь своих внуков, — упрекнула она его, улыбаясь и укоризненно качая головой.

— Он исчезает на долгие месяцы, даже не удосужившись написать письмо. Кто так поступает со своей семьей? Я опасаюсь, что Элен в конце концов потеряет свое ангельское терпение. Со мной это случилось уже много лет назад, но я ведь не состою с ним в браке, — резонно заметил он и посмотрел на жену поверх книги, чтобы увидеть ее реакцию.

— Не говори глупостей, — мягко укорила она его. — Элен хорошая жена и мать. Она прекрасно относится к Рамону. Я не хочу сказать, что он поступает правильно, постоянно оставляя ее в одиночестве, но она воспитана в старых английских традициях, и она понимает его. Я очень взволнована тем, что они приезжают. — Ее крупное лицо вновь расплылось в улыбке.

— Как долго они собираются у нас гостить? — спросил супруг, все еще глядя на нее.

— Не знаю. Он не сказал.

— Тем не менее полагаю, что мы должны испытывать чувство благодарности, — саркастически произнес он. — Из наших восьмерых детей реже всего мы видим Рамона, так что его появление — это поистине историческое событие.

— Не следует так явно выражать свое недовольство.

— Ради бога, Мариана, ему уже сорок лет или около того. В этом возрасте пора уже брать на себя ответственность, если не хочешь потерять все, что имеешь. Если его многострадальная жена когда-нибудь уйдет от него, то ему останется пенять только на себя, причем я на сто процентов буду на ее стороне.

Мариана засмеялась и медленно пошла обратно в спасительную прохладу дома. Она уже неоднократно выслушивала его доводы, так что знала их наизусть. Рамон — свободная душа, а Игнасио не понимает его, так же, как и Элен, подумала она, направляясь в кухню, чтобы сообщить своей молодой служанке Эстелле о предстоящем появлении гостей. Он настолько талантлив, что было бы большой ошибкой лишить его свободы действий и таким образом загубить столь великолепную творческую деятельность. Мать с восхищением читала и заново перечитывала все его книги и статьи и испытывала безмерную гордость, когда люди говорили, как им нравятся его произведения. Его очень ценили в Чили, и он, бесспорно, заслужил каждую частицу того уважения, которым пользовался. «Я понимаю, что я его мать и не могу быть до конца объективной, — любила говорить она мужу, — но он действительно замечательно пишет».

Эстелла проснулась после сиесты и готовилась к нарезке овощей для обеда, когда в кухне появилась Мариана. Как и в большинстве зажиточных чилийских хозяйств, кухня являлась частью женской половины дома, вместе с ее спальней и ванной комнатой, и располагалась в задней части дома, скрываясь среди пышных кустов бугенвиллей[2]. Эстелла работала в этом доме недавно. После того как умерла Консуэло, проработавшая у них служанкой в течение двадцати лет, им очень повезло, когда с помощью друзей, у которых был летний дом в соседней деревне Запаллар, они нашли эту милую девушку. Она сразу же понравилась Мариане. Консуэло была слишком старой, чтобы хорошо справляться с уборкой, и чересчур угрюмой, чтобы готовить с вдохновением. Эстелла сразу же с энтузиазмом взялась за работу. Она полировала мебель, подметала и мыла полы, проветривала комнаты с энергией, присущей молодости, и с улыбкой, свидетельствующей о ее дружелюбном характере и желании доставить хозяйке удовольствие. Эстелла была любезна, рассудительна и схватывала все буквально на лету, что было жизненно важно для Игнасио, который отличался раздражительностью и педантизмом.

— Эстелла, завтра к обеду приезжает мой сын Рамон с женой и двумя маленькими детьми. Пожалуйста, позаботься, чтобы для них были приготовлены голубые комнаты для гостей, а также соседние комнаты, поскольку мой сын любит простор.

— Да, сеньора Мариана, — ответила та, стараясь скрыть свое возбуждение. Она очень много слышала о Рамоне Кампионе, много раз видела его портрет в газетах и даже читала некоторые из его статей. Поэтический стиль его описаний взволновал ее сердце, и она мечтала о встрече с ним с того самого момента, как только поняла, кем были ее новые хозяева. Эстелла обожала расхаживать по дому, рассматривая фотографии, расставленные на столах и каминных полках. Рамон был так красив и романтичен со своими длинными черными волосами, пронзительным взглядом карих глаз и четко очерченным ртом, который казался слишком большим для его лица, но в то же время необычайно привлекательным. Во время каждой уборки она проводила достаточно много времени, протирая стекла, предохраняющие от пыли его изображения на многочисленных фотографиях. Сейчас, когда предстояла личная встреча с ним, ей едва удавалось держать себя в руках.

— Надуши белье лавандой, и еще я хочу, чтобы во всех трех спальнях были свежие цветы. Не забудь сделать это, Федерика очень любит природу — она такая милая девочка. Да, и, разумеется, чистые полотенца, свежая питьевая вода и фрукты, — перечислила Мариана, не забыв ни одной детали.

— Как долго они собираются гостить, сеньора Мариана? — спросила Эстелла, стараясь, чтобы ее не выдал предательски дрожащий голос.

Мариана пожала плечами.

— Не знаю, Эстелла. Дней десять, а может, больше. Я собираюсь уговорить их остаться на Новый год, но моего сына очень тяжело удержать на одном месте. Рамон воспринимает каждый новый день только тогда, когда он наступает, и никогда ничего не планирует заранее, — с гордостью сообщила она. — В одно мгновение он здесь, и ты думаешь, что он остается, но внезапно мой сын резко поднимается и уходит, вот так-то. А потом мы месяцами не имеем от него никаких вестей. Но таким его создал Бог, так что я ни о чем не жалею.