За секунду до сумерек - Евгений Штауфенберг

у него теперь не так уж много.

И тот, совсем поникнув, что-то сказал очень тихо, так, что Чий не услышал, дождался ответа и опять спросил что-то о «когда». Чий не мог поверить в то, что это происходит на самом деле. Он не сказал «ладно», не подтвердил, что пойдет, но он согласится, он сам уже это понял. Но этого не могло быть всерьез, это какая-то глупость. Громовая, три недели. И все стоят и следят за разговором, и никто не удивляется. Он не стал слушать и вышел из круга, встав спиной. Впереди возвышался наполовину вросший в землю огромный кувшин с зерном. Под ним сейчас никого не было, рядом с начерченным полем стоял обколоченный о стенку кувшина сиротливый мех с брагой.

Он подумал о том, что до чего же нелепая выходит ситуация – вдвоем спорили и пришли к обоюдно невыгодному результату, надо было отказаться – пусть даже бы получил, пусть даже все бы мы получили, но это лучше чем так, а с другой стороны, в конечном счете, виноват по-настоящему из них Изран, надо было просто дать в нос и все, без прений этих, простая ведь ситуация, а в итоге…Что, он идти туда хочет? Аж два раза – на кой ему это нужно. А в итоге стал заложником своего же надуманного метода.

Все обсуждали, совершенно серьезно, кивали головами, говорили, как будет разумнее. Потому что Изран сказал, Гроза Амбара же сказал, значит правильно изначально.

Что же ты сделал так коряво, Гроза. Бред какой-то. Ты ведь Гроза. Почему просто сразу не ударить. Ведь был же момент, когда стоило. А если это я понимаю, то ты тем более. Ведь бил же, уже. Чий вспомнил окаменевшее белое лицо без эмоций, но внутри яростное, как он подался вперед на него. Завис, как будто сломался. А потом была одна сплошная нелепость. «Это не Юн тогда ошибся, из-за него», - вспомнил Чий голос из толпы и тут же похолодел, потому что все сразу понял.

Сам Краюха незадолго до самого конфликта упоминал случай тот с Юном, когда Изран не прав был, он после этого и встрепенулся, а потом из толпы. Вот оно где. Он действительно шагал бить, но уже не смог – голос, и он понял, что ему не верят. Его поставили под сомнение. Не Краюха, дался он ему, все. А, значит, надо доказать делом. Он ведь всегда делом…Дурак. Решил, что выхода у тебя нет. Что же ты надумал себе. Бить надо было, и все, и не понял бы никто. Действительно нелепая ситуация – сам себя поймал.

Неправдоподобно как-то получалось. Два ошибившихся человека, один из которых ошибся вдвойне, тоже, кстати, оказывается, просто человек, только ум себе забивший непонятно чем. Амбар этот пыльный, душно. Стадо, которое стоит и обсуждает, как ему внезапно захотелось сходить на Громовую. Чию вдруг показалось, что все это уже было когда-то, на этом же самом месте. Отец… Ведь если туда и пойдет кто, то уговаривать всех, по идее, должен именно он. Из всех собравшихся здесь у него одного есть хоть какая-то причина побывать на Громовой. Чий – единственный человек внутри этих стен, кто знал, что его отец на Громовой был и был не единожды. Но он как раз и понимал, что это нелепо.

Об отце и горе он узнал не так давно. С детства еще знал, что отец ходил в Лес, уже не помнил, когда точно начал это понимать, когда-то очень давно, так что казалось, что знал об этом всегда. Мать рассказывала, он не любил говорить о том, куда уходил, и не говорил, но иногда как-то себя выдавал. Да он и тайны из этого особо не делал – не любил говорить, но и не пытался наврать, когда она догадалась, мол, не твое дело, и все. И о Болоте Чий знал, Лес – Болото, то туда, то сюда, только на Болоте он, вроде как, не останавливался, скорее всего просто проходил. Чий, бывало, думал об этом, но как-то не замечал связи и значения особенного не придавал до тех пор, пока дед Кунар один раз очень давно не стал вспоминать, как они вместе шли где-то у марей – Чиеву отцу нужно было идти дальше, они там должны были разделяться. А потом резко одёрнул себя, стал говорить, что это все глупости, и, когда устал от вопросов, сказал, что уже и не помнит точно, как там на самом деле все получилось, и, может, это и вовсе не с его отцом, как будто они с ним только на марях ходили, да и на марях-то вовсе, мало ли, вон лет десять назад еще до Большого мора они с Лепешкой промышляли на Сухих сопках и в ту осень…

Вот тогда Чий и задумался, дело было даже не в том, что дед Кунар врал, он и до этого подозревал, даже не из-за слов его, просто именно так сложилось в тот момент, что он понял, куда так можно было попасть: в Лес через Болото – болотную сторону Леса. А что в болотной стороне было примечательного, не такого, как везде? Громовая гора.

И ходил он только так, всегда, и когда можно было пройти по-другому…То есть, как потом выяснилось, и не так – сначала он ходил, как попало, со стороны поля тоже, через проход, а уже перед тем как пропал, брат рассказывал, отец, возвращаясь, выглядел всегда одинаково, одежда в корочках засохшей, жидкой когда-то, грязи и тине. Значит, только на болотную сторону, только туда, пока не пропал. «И ведь узнал же как-то о ней», – подумал он, вспомнив, о чем сегодня говорил Изран, о её существовании, ведь, тогда и понятия еще никто не имел, если он не напутал. «До него не имел, – вдруг понял он. – Неужели, не может быть…» Но вроде все так, до него не знали, и правильно, что ничего не изменилось с тех пор, как прошло двадцать лет, с лесовиками торговали и тогда, пока один человек из их Села никуда не ходил. А потом побывал, и сейчас о Громовой знают все. Это выглядело несерьезно и неправдоподобно, но он чувствовал, что как раз именно так у них в Деревне может быть, как-то очень по-житейски…

Он почувствовал толчок, поднял голову и увидел Краюху со смущенной улыбкой на лице.

– Ну что, заработал, – сказал Чий.

– Да ладно, знаю, разберусь. Сам начал, сам и разберусь. Сходим, ничего…

– Сходит он!.. – подошел Шага.

– Не ори. Схожу.

– Дурак! – жалея, сказал Шага.

– А как еще было, по