Разговоры с зеркалом и Зазеркальем - Ирина Савкина

Станлей как социолог предпочитает изучать через тексты опыты женских жизней (и настойчиво сближает в этом смысле автобиографию и биографию). Также она отстаивает тезис о том, что надо изучать не отличие конкретного женского Я от отдельного мужского, а, скорее, отличие женских Я друг от друга, различия в моделях идентичности, которые отражают разнообразие женского опыта (то есть не женскую автобиографию как субжанр, а группы женских автобиографий), и больше обращать внимание на фигуру читателя (читателей). Здесь Станлей имеет в виду не столько имплицитного читателя, конструкции «ты» в текстах, но реальных, «обычных» читателей, которые в процессе чтения соотносят свой опыт с авторским и таким образом строят свою собственную идентичность.

Несмотря на то что социологическая позиция Станлей не всегда кажется корректной с точки зрения филолога, ее работа в определенной степени симптоматична, так как выявляет тенденцию к суммированию, обсуждению и критике тех идей, которые развивались в феминистских исследованиях женской автобиографии в 1970-е годы. Недаром Станлей начинает с «историко-критического обзора» работ своих предшественниц.

Поиск универсального женского субъекта — пройденный этап?

Подобный пафос ревизии или, скорее, ощущение начала какого-то нового этапа в исследованиях в области женской (и не только женской) автобиографии можно найти в статье Нэнси Миллер[116], хотя последняя стоит несколько на иных методологических основаниях, чем Станлей, и размышляет внутри филологического дискурса.

Миллер отмечает, что феминистская критика 1970-х годов вдохновлялась идеей пересмотреть и разоблачить ту концепцию универсального и целостного субъекта, который существовал в традиционной критике, и открыть во вновь прочитанных, «выведенных из тени» женских текстах женский универсальный субъект, отличный от мужского. Одним из важнейших моментов, определявших его специфику, как уже было показано, был принцип построения своей идентичности через других, через соотношение со значащими другими.

Но 1980-е годы, как замечает Миллер, показали, что универсальный женский субъект может быть не менее подавляющим, чем его мужская пара. Однако в ходе опытов по изучению специфической женской идентичности феминистская критика разработала новые и продуктивные стратегии исследования автобиографического текста, которые позволили по-иному посмотреть и на канонизированные мужские произведения.

Рассматривая в своей статье автобиографии Арта Спигельмана и Августина, Миллер обнаруживает, что идеи, которые развивались при обсуждении специфики женского текста и субъекта, вполне применимы и к мужским текстам, если мы будем читать их по-новому.

Например, ясно, что повествование о себе всегда предполагает повествование о себе через других, Я определяется по отношению к Ты. Из этого следует, что «нам надо больше думать о том, как наши интерпретации Я и других, отдельности и дифференциации, автономии и связи с другими зависят от допущений об автобиографическом гендере или поддерживают их»[117], то есть надо более подробно рассмотреть вопросы о соотношении гендера подписи и способов построения идентичности через других и поставить вопросы о том, «каковы эти другие, как они располагаются в повествовании о себе. Мужские другие так же значимы в самоконструировании, как и женские? Можем ли мы измерять степень автономности гендером? Это фиксировано или изменчиво?»[118].

Здесь, как и в прежних своих книгах, Нэнси Миллер развивает мысль о важности гендера читателя, о необходимости обратить внимание на читателя как такого другого, из потребности в котором, возможно, и пишутся автобиографии.

Миллер сосредоточивает в своей статье внимание на трех моментах, которые особо активно стали обсуждаться в 1990-е годы и не сняты с повестки дня до сих пор.

Существует ли «универсальный женский субъект», и если нет, то что мы изучаем, о чем ведем речь, когда говорим о субъекте женской автобиографии?

Если мы изучаем женскую автобиографию в сравнении с мужской, то что мы понимаем под последней, каким образом конструируется в этих сопоставлениях канон, по отношению к которому определяется специфика женского текста?

В какой мере значима проблема адресата и читателя (женского) автобиографического текста, не являются ли (гендерные) установки читателя смысло- и жанрообразующими?

Умножая различия

Первый из сформулированных выше вопросов активно обсуждается, при этом исследователи женской автодокументалистики используют в своих изысканиях различные современные теории. Их обзор делают во Введении к антологии «Женщины, автобиография, теория» Сидония Смит и Юлия Ватсон. Они выделяют целый ряд направлений, по которым осуществляется сегодня в науке и политической, культурной практике ревизия концепции универсального женского субъекта, посвящая каждому из этих подходов отдельную главу в своей работе. Ниже я их перечислю и коротко прокомментирую.

«Ставя под вопрос понятие „женщин“, умножая различия» (Interrogating «Woman», Multiplying Differences). Здесь речь идет о работах, которые делают акцент на множественности и асимметрии различий, обращая внимание на «локальные, маргинальные группы» женщин (прежде всего в американском обществе): цветные, азиатки, иммигрантки, лесбиянки. В подобных исследованиях поднимаются вопросы: «Как понимать множественность векторов идентичности? Сексуальное различие — это лишь одно из многих имеющих влияние исторических, культурных и социальных различий, которые мобилизуются в разные моменты времени. Реагируя на такие щекотливые вопросы, теоретики продолжают обдумывать по-новому отношения между разносторонними позициями маргинальности: гендерными, расовыми, сексуальными, классовыми»[119].

«Пост/колониальные движения» (Post/Colonial Moves) обсуждают вопросы «незападной» женской идентичности, стараясь найти для этого новые термины, которые отражали бы «комплекс векторов деколонизации и мультикультурной субъективности. Различными адъективами обозначаются субъекты „промежутка“ (subjects of the „in between“): гибридный, маргинальный, мигрирующий (кочующий), диаспорный, мультикультурный, пограничный, принадлежащий к меньшинствам (миноритизированный), местизный, номадный (кочевой), „третьего места“ (hibryd, marginal, migratory, diasporic, multicultural, border, minoritized, mestiza, nomadic, „third space“)»[120].

«Теории многоголосия (полифонии) и разнородности» (Theories of Heteroglossia and Heterogeneity), использующие идеи М. Бахтина о языковой полифонии и диалогизме для того, чтобы проблематизировать «представления об „аутентичном“ голосе некой „универсальной женщины“»[121] в автодокументальном тексте, так как текст — всегда диалог, сложное пересечение «своего» и «чужого» слова.

«Теории повседневности и культурные исследования» (Theorizing the Everyday and Cultural Studies), которые предлагают расширить поле исследования: преодолеть завороженность текстами, имеющими статус «высокой» литературы, и обратить внимание на женские дневники, письма или — еще более радикально — рассматривать как тексты все виды культурной продукции (например, телевизионные ток-шоу или беседы в группах самопомощи).

«Персональная (личностная) критика» (Personal Criticism), которая, по определению Нэнси К. Миллер, включает открытый графический перформанс (an explicitly autobiographical performance) в акт критики.

«Queering the Scene, Аннулируя „Женщину“» (Queering the Scene, Undoing «Woman»). Здесь речь идет об исследованиях, ставящих под вопрос понимание гетеросексуальности как «природной» нормы и проблематизирующих само понятие «пола», особенно о теории перформативности Джудит Батлер. «Деконструируя концепты гендерного голоса, гендерного тела и гендерного текста queer, теория влияет на способы, которые используются сегодня для чтения женских автобиографических текстов. Анализ теперь сосредоточивается на рассмотрении автобиографической идентичности как перформативной»[122].

«Тела и желание» (Bodies and Desire). В этом разделе рассматриваются теории, обсуждающие то, как «вписано» в автобиографический текст «тело» и «желание» автора.

«Практическое теоретизирование» (Practical Theorizing) понимается как теоретическая саморефлексия женщин внутри создаваемых ими автобиографических текстов (в частности, феминистских).

Все названные теоретические направления, как показывают Смит и Ватсон, сложно взаимодействуют, полемизируют, пересекаются, иногда накладываются друг на друга. Они создают новые возможности прочтения женских автобиографий, возбуждают новые вопросы и заставляют на ином уровне вернуться к старым проблемам[123].