Рука Кассандры - Зиновий Юрьев

– Я вижу, тебе лучше, – улыбнулся старик, отчего его глаза под седыми кустистыми бровями стали совсем по-детски ясными. – Когда человек любопытен – это уже признак здоровья. Ты спрашиваешь, почему я в тюрьме. Потому что я болтлив и иногда по старческой рассеянности говорю правду. От царского же советника правды не ждут. Царь Приам, сын Лаомедонта, властитель Илиона и любимец богов, всегда прав. Ему не нужно знать правды, ибо он сам творит ее. А раз так, гнать этого слабоумного старика Антенора, в тюрьму его, в каменный мешок. И правильно. Многие считают, вернее, считали меня мудрым, а где место мудреца, как не в тюрьме? Пусть посидит, вспомнит свою сорокалетнюю службу царю, поразмыслит, чего стоит в наши дни правда… Я не надоел тебе, незнакомец?

– Бог с тобой, Антенор!

– Бог? Один бог? Что значит это выражение?

– Бог? У нас, там, где я живу, был один бог, всего один. Да и того теперь уже нет.

– Один бог? – вздохнул Антенор. – Какая экономия слов! У нас их столько, что вязнут на зубах. На каждое дело свой бог. Как видишь, наши, по сравнению с твоим, изрядные лентяи. И как же ваш один бог управляется со всеми делами?

– Не очень хорошо. Поэтому-то и остался безработным.

– А ты смело говоришь, юноша. Откуда ты?

– Из страны, которой еще нет, и из времени, которое еще не наступило.

Антенор нахмурил брови и пристально посмотрел на Куроедова. На мгновение в глазах старика с комочками слизи в уголках мелькнул гнев, но тут же погас. Он едва заметно пожал плечами.

– Я не могу объяснить тебе, как это произошло, о Антенор, – сказал Куроедов. – Но я попал сюда из страны будущего, из времени, до которого должно пролететь тридцать веков.

– Тридцать веков? – медленно переспросил Антенор. – Это много времени. Оно уничтожит храмы и алтари, обратит в пыль и прах народы и сотрет с людской памяти многие имена…

– Я знаю твое через три тысячи лет…

– Через три тысячи лет… Значит, тебе открыто, что случится с Троей?

– Увы…

– Ты боишься сказать мне?

– Я предпочел бы рассказать тебе что-нибудь приятное, но…

– Не бойся, я знаю и так: Троя погибнет. Кассандра знает, она много раз рассказывала мне…

– Кассандра? Дочь Приама? Та, которая обладала даром предвидеть будущее?

– Значит, и ее имя осталось… – вздохнул Антенор и вытер краем грязного плаща уголок глаза.

– Осталось. Она не погибнет в роковой день, ее возьмет к себе царь Агамемнон. Она умрет вместе с ним от руки его супруги Клитемнестры. И тебя пощадят греки… Так, во всяком случае, говорят предания…

– Знаю, знаю… Кассандра рассказывала мне. – Старик снова тяжко вздохнул. – Я старик, у меня слезятся глаза и дрожат руки. Я устал. Я уже не боюсь путешествия в царство теней, я уже почти там. Я иногда даже мечтаю о нем, как мечтают о крепком сне… Но Кассандра… Каково ей знать страшное будущее и не быть в силах изменить его, предотвратить! Ведь это тысяча смертей вместо одной. Говорят, что когда боги хотят наказать человека – они отнимают у него разум. А есть наказание пострашней – мудрость и знание.

– И вы сидите сложа руки и ждете, как жертвенные животные, пока свершится судьба? Даже зная, что Троада падет и Илион превратится в руины, вы не должны вздыхать, сделайте что-нибудь, уговорите Приама сделать что-нибудь!

– Поздно, – вздохнул Антенор, – поздно. Нет уже в живых Гектора, погиб и злосчастный Парис, убив предварительно Ахиллеса, поздно. И по-прежнему ехидна Елена строит глазки Приаму, и по-прежнему собаки Ольвида охотятся за каждым, кто хоть на мгновение усомнится в мудрости царя. Ведь ты, сын мой, тоже познакомился с ними. Тише, кто-то идет, наверное, это Кассандра. Вот и она, добрая душа.

В подземелье тихо проскользнула женщина. Увидев Куроедова, она вздрогнула и вопросительно посмотрела на Антенора. В полумраке Куроедову показалось, что глаза у женщины огромны и печальны. От нее пахло какой-то горьковатой травой, похожей на полынь.

– Не бойся, дочь моя, это новый узник. Он чужестранец и пришел издалека, но Ольвид уже успел побеседовать с ним.

– Старый шакал, – прошептала Кассандра, и Куроедов уловил ненависть, вогнанную в одно короткое слово.

– Меня зовут Александр, – мягко сказал Куроедов.

Он встал, пошатываясь, и смотрел на женщину. Тело ее было легким, сухим и смуглым. Она тяжело дышала, и в глазах – они действительно были огромны – прыгали странные огоньки.

– Иногда меня тоже зовут Александра, – сказала она. – Дай мне твою руку.

Куроедов протянул руку и со странным замиранием сердца ощутил прикосновение маленькой сухой ладони.

– Не шевелись! – умоляюще и вместе с тем властно прошептала Кассандра, и Куроедов скорее догадался, чем увидел, как она вдруг напряглась, напружинилась и застыла, хрипло дыша. Лоб ее влажно блестел, и ладонь на его руке затрепетала. Прошла минута, другая, а Куроедов все еще боялся пошевельнуться. Внезапно Кассандра глубоко и трепетно вздохнула, как-то обмякла и ровным бесцветным голосом сказала:

– Да, ты издалека. Ты добрый человек, и я буду любить тебя. И тебя тоже судьба заберет у меня. Ты принесешь мне много боли, но сладкой боли. Ночью я приду за тобой, ты должен выйти из этой ямы.

Она тихо скользнула к двери, а Куроедов, почему-то опустошенный и смертельно усталый, медленно опустился на пол. В воздухе еще чувствовался еле слышимый запах какой-то горькой травы, похожий на запах полыни, и сухая ладонь Кассандры все еще лежала у него на руке.

– Александр, – услышал сквозь сон Куроедов тихий торопливый шепот, – проснись…

Он попытался вскочить на ноги, но покачнулся, избитое и занемевшее тело плохо слушалось его.

– Обопрись на меня, и идем. – Кассандра на мгновение коснулась ладонью щеки Куроедова, и у него остро и сладко защемило сердце. – Не бойся, стражники спят. Я угостила их таким вином, от которого они будут храпеть всю ночь… Идем.

Ночь была теплой. Легкий ветерок с Геллеспонта доносил запах погасших костров и полоскал белье, развешанное для просушки в узких переулочках города. Бесшумной тенью скользнула кошка, где-то вдали взвизгнула во сне собака. Луна казалась плоским медным диском.

– Идем, идем, – Кассандра потянула за руку Куроедова, – сюда.

Перед ним неожиданно возникли мощные стены Пергама. Они прошли вдоль них несколько шагов и остановились перед узким входом, у которого дремал, прислонившись к камням, стражник.

– Кто это? – спросонья пробормотал он.

– Кассандра, протри глаза.

– Ведешь к себе дружка, а? – добродушно ухмыльнулся стражник. – Царской-то дочке все можно…

Коротким неуловимым движением, не размахиваясь, Кассандра дала стражнику пощечину.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});