На пути в бездну (СИ) - Sleepy Xoma

Мать, в очередной раз безошибочно угадав настроение, подошла к принцу и обняла его.

— Мы что-нибудь придумаем, сынок, обязательно.

— Спасибо, мама, — Таривас нежно погладил ее руку и улыбнулся, — ты всегда поддерживала меня.

— А как же иначе.

В дверь постучали и Кэлиста отстранилась. Таривас сразу же представил, как она поднялась, сложила руки так, чтобы те подчеркивали форму безупречной груди, приосанилась, убрав с лица все намеки на страх, неуверенность или слабость. Ее эмоции, впрочем, как и всегда, бурлили, но тут уж ничего нельзя было поделать — Роза Юга никогда не отличалась сдержанностью.

Злость, раздражение, жалость.

— Войдите, — распорядилась она, и дверь открылась.

— Госпожа, есть новости. — Вошедшей оказалась Мислия.

Боль, усталость, жалость к себе.

Первая Тень, как рассказывали принцу, с трудом пережила ту страшную ночь, и до сих пор полностью не восстановилась от ран.

— Да, и новости очень важные.

Вслед за Мислией вошел Амандус.

С одной стороны, это было удивительно, но с другой — ожидаемо. Таривас сразу же понял, что они сейчас скажут, а потому — напряженно замер, готовясь встретить надвигающуюся бурю.

— Слушаю, — коротко бросила королева.

— Посланники Волукрима, — в один голос произнесли канцлер и первая Тень.

Жаркая волна ярости затопила все вокруг. Эмоции матери оказались столь сильными, что принц тихонько охнул, не в состоянии справиться с ними.

"Три, два, один"…

— Что-о-о!!! Какие еще посланники! — Вопль правительницы Дилириса, должно быть, слышали в самом дальнем флигеле дворца. — Вздернуть их на ближайшей осине!

Это было ожидаемо. Они с матерью задумывали то, что задумывали не для того, чтобы теперь пойти на попятную, но все-таки, столь бурная реакция не могла не вызвать улыбку. Мать, как всегда, была искренна в своих чувствах, и если уж ненавидела кого-то, то делала это всей душой.

— Я понимаю ваш гнев, о моя госпожа, — ровный и уверенный голос Амандуса, как всегда, сумел притушить ураган по имени Кэлиста, — но все-же вынужден настаивать на приеме послов. Дворяне не желают войны и открыто высказывают свои мнения, мы не можем не учитывать этого, а потому должны показать, что не являемся агрессорами.

— Это так, — подтвердила первая Тень. — Ночное нападение на дворец, несмотря на все свое вероломство, испугало многих. Они не понимают, что происходит, и чем мы заслужили возмездия Вороньего Короля и Охотника. А напуганные и непонимающие люди — плохое сочетание. Нужно сделать так, чтобы виноватой стороной оказался именно Волукрим.

— Что весьма непросто будет организовать, — продолжил за нее Амандус, — если посланцев, имеющих дипломатическую неприкосновенность, казнят без суда и следствия.

И снова мать заскрипела зубами в бессильной ярости. Она знала, что советники правы, более того, эти вопросы не один и не два раза обсуждались до начала путешествия, и все-же, принять истину было трудно даже для нее.

— Хорошо, — наконец процедила Кэлиста Вентис, — пусть прибудут в столицу для переговоров. Я даю слово, что ни один волос не упадет с их головы. Мислия, ты знаешь, что нужно сделать.

— Знаю, — холодно и бесстрастно ответила она.

Холодная решимость, злость, злорадство.

Таривас с трудом сдержал вздох. Еще каких-то три недели назад эти слова переполнили бы его радостным возбуждением, но теперь… Теперь он начал смотреть — хех! — на вещи немного иначе.

Принц вновь коснулся рубца на лице и впервые за долгие годы задумался:

"А правильно ли мы поступили, дергая ворону за перья"?

* * *

— Подсекай, — Безымянный, не обращая никакого внимания на шипение гарпии, дождался, пока рыба надежнее клюнет на наживку, и лишь после этого резко, насколько позволяло изломанное тело, дернул самодельную удочку вверх.

Серебристый росчерк хвоста свидетельствовал об удаче, и когда в следующий миг тело рыбы затрепыхалось на камнях, юноша ощутил некое подобие радости.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

"Подумать только, как иногда мало людям нужно для счастья", — пришло ему в голову, но вслух Безымянный не стал говорить ровным счетом ничего — какой смысл в словах, когда речь идет о пище.

Даже одна пойманная рыба в их положении означала возможность жить и бороться. О том, для чего ему нужна эта самая жизнь, и какой смысл в борьбе, юноша старался не думать. Да что там, он решительно отгонял эти мысли так далеко, как только получалось, вот только получалось — паскудно. И все же, Безымянный боролся с собой, потому что знал — если не будет этого делать, то груз предательства, разбитых надежд и тяжелых обид приведет его к ближайшей осине. Хотя повесится, конечно, не выйдет — не на чем.

"Придется вскрывать вены", — меланхолично подумал полукровка, насаживая на крючок нового червяка.

Да, перерезать себе вены он еще мог — чудесная волукримская сталь не пережила падения и меч разлетелся на несколько осколков, но тот, что торчал из гарды был ничуть не менее остер, чем раньше, а значит — один разрез от кисти и до предплечья, и все кончится.

Но Безымянный не мог так поступить по двум причинам. Во-первых, это бы свело на нет самопожертвование гарпии. Аелла лишилась крыльев, спасая его жизнь, и нужно было оказаться последней тварью, чтобы просто так взять и плюнуть на старания дочери неба. Но не только лишь благодарность мешала юноше наложить на себя руки. Было вторая — не менее важная — причина.

Он обещал Вороньему Королю защищать Игнис даже ценой своей жизни, и с треском нарушил клятву, а значит, жизнь и смерть ему больше не принадлежат. Корвус должен будет сам решить, как поступить с клятвопреступником, и Безымянный был серьезно настроен предстать пред его очами для суда.

В голове что-то кольнуло и перед глазами возник образ: фиолетовые небеса, крыша чего-то, напоминавшего крепость, Вороний Король и Кающийся. Корвус что-то говорит, но слов не разобрать.

Безымянный моргнул и видение бесследно растаяло, оставив после себя резкий приступ головной боли. Скривившись, полукровка коснулся виска пальцами изувеченной правой руки и зашипел. В последние дни время от времени у него начали появляться видения, судя по всему, имевшие какое-то отношение к тому, о чем он бесследно забыл. И это что-то, определенно, имело колоссальное значение.

Посидев несколько секунд и не найдя ответа, он вернулся к мысленному самобичеванию.

"Да, я обязан расплатиться за свои грехи"!

Юноша понимал, что в случае возвращения ничего хорошего ждать не стоит, но его это не волновало. Смерть — так смерть, пытки — так пытки. Какая разница? Особенно теперь, когда мир застыл на пороге новой Последней Войны. Безымянный не страдал от излишнего оптимизма и понимал, что Вороний Король не спустит такого предательства. Он наверняка хотя бы в общих чертах уже знает о том, что произошло. Не может не знать. Лично сам виконт на его месте передал бы гарпиям, призванным следить за Игнис, какой-нибудь магический артефакт, позволяющий экстренно выйти на связь, ну или хотя бы подающий сигнал в случае гибели разведчиков. Правда, у Аеллы, которая, вроде бы, и командовала гарпиями, ничего такого с собой не было, но это мало что значило. Так или иначе, Корвус должен был понять, что за нападением стоял Дилирис, а даже если и нет — то возвращение его высочества и первой Тени весьма подозрительно само по себе. И Древний, до помешательства любящий свою приемную дочь, обязательно сорвется и сотворит какую-нибудь глупость.

"Допустим, он совершит или уже совершил нечто непоправимое. Что произойдет после, ближе к концу лета"?

Со стороны все будет выглядеть так, словно безумный Вороний Король напал на ни в чем не повинный Дилирис, и у Аэтернума не останется иного выхода, кроме как прийти на помощь. А где Аэтернум, там и Империя Бархатных Островов, с феноменальной силой флота которой придется считаться даже легендарному сковывающему.