Отряд обреченных - Джеймс Гарднер

— Ладно, — кивнула я. — Все согласны, что климат на планете умеренный?

Оба мужчины проворчали «да».

— И что она похожа на Землю?

— Не стоит исходить из того, что она слишком похожа на Землю, — отозвался Чи.

— Обучение разведчиков на восемьдесят процентов нацелено на то, чтобы штамповать именно подобного рода суждения, — сказала я. — Конкретные характеристики планет отличаются друг от друга, но существует ряд общих направлений. Например, как по-вашему, — Мелаквин имеет флору и фауну?

— Должен, — ответил Чи. — Если этот мир официально предназначен для ссылки, он просто обязан быть таким, чтобы дать человеку возможность выжить. В противном случае изгнание туда было бы равноценно убийству, и Лига Наций объявила бы внеземной флот сборищем неразумных существ. Любой из предназначенных для ссылки миров обязательно предоставляет серьезный шанс выжить — включая Мелаквин. Там должны быть пригодная для дыхания атмосфера, пригодная для питья вода и пригодная для еды пища.

— Выходит, на Мелаквине почти как дома, — сказала я. — Почему, в таком случае, он убивает людей?

— Может, микроорганизмы? — предположил адмирал. — На планете, где существует жизнь, наверняка имеются бактерии, способные вызвать тысячи болезней, к которым у нас нет иммунитета.

— Несомненно… Однако мы будем дышать воздухом из баллона и носить защитные костюмы, — возразила я, — сквозь ткань которых не может проникнуть даже самый мелкий известный нам вирус; к тому же давление внутри костюма выше наружного, и если какой-нибудь микроб хотя бы попытается проникнуть внутрь, его просто выдует наружу.

— А как насчет микроорганизмов, способных переваривать защитные костюмы?

— Существует пять типов защитных костюмов, — начал пространные объяснения Ярун, — изготовленных из разных материалов. Стандартная процедура высадки предполагает, что все члены команды надевают костюмы разных типов. Чрезвычайно мала вероятность, что микробы способны прогрызть разные костюмы с одной и той же скоростью. Поэтому если у одного из нас костюм пострадает, другие узнают об этом до того, как аналогичное произойдет с их костюмами. И конечно, смерть от болезни не бывает мгновенной; даже самым страшным известным нам вирусам требуется, по крайней мере, час, чтобы размножиться до уровня летального исхода. И на протяжении этого часа сенсоры костюмов будут, несомненно, подавать сигналы тревоги — не говоря уж о том, что любой человек в состоянии догадаться о своей болезни безо всякой электроники.

— Однако тогда уже может быть слишком поздно, — заметил Чи.

— Почти наверняка, — согласился Ярун. — И все же у нас хватит времени, чтобы связаться с кораблем и сообщить о проблеме. Болезнь — весомое основание, чтобы потребовать возвращения; и тогда нужно будет продержаться всего пять минут до того, как нас доставят обратно. Даже если мы умрем на борту корабля, наши тела должны быть доставлены в Академию для проверки, где правда выйдет наружу.

— Нет, если Высший совет утаит эту информацию, — пробормотала я.

Ярун пожал плечами:

— Тайна — вещь хрупкая и перестает быть тайной, если становится известна слишком большому числу людей. Может, об одной высадке Совет и мог бы утаить информацию… может, даже о нескольких. Однако если люди пропадают постоянно, кто-нибудь да проговорится. Адмирал, скольких людей Совет отправил на Мелаквин?

Чи на мгновенье задумался.

— Возможно, одного-двух в год. И они делают это по крайней мере лет сорок. Конечно, так долго утаивать серьезные улики невозможно.

— А это означает, что серьезных улик нет, потому что Мелаквин расправляется с людьми слишком быстро.

— Есть идеи насчет того, каким способом это может происходить? — спросил адмирал.

Я чувствовала себя словно курсант, отвечающий на вопросы преподавателя:

— На Канопусе IV есть растения, разбрасывающие семена с помощью сильного взрыва. Если оказаться там в соответствующее время года, даже вибрации одного шага достаточно, чтобы такой взрыв произошел. Пять команд погибли, прежде чем у парней из очередной хватило ума разбежаться на расстояние сотни метров друг от друга. Тогда погиб только один разведчик. Остальные вернулись, доложили обо всем, и в конечном счете Канопус IV был освоен.

— По-твоему, нам следует держаться подальше друг от друга?

Ярун насмешливо фыркнул.

— На планете Серафар обитает раса полуразумных существ, способных менять форму. Они нападали на разведчика сзади, принимали его облик и занимали его место в команде. Держаться там далеко друг от друга значило просто облегчить им работу. Погибли шесть команд, прежде чем следующая докопалась до истины.

— Какое решение ни прими, все сопряжено с риском, — подытожила я. — Однако нет смысла чересчур напрягать мозги. К этому моменту на Мелаквине высадилось уже столько команд, что они наверняка перепробовали все стандартные варианты овладения ситуацией. И ни один не сработал. Значит, мы свободны поступать как хотим.

Последовало долгое молчание; наверное, все размышляли о том, что нам делать с этой свободой.

ОБРЫВ СВЯЗИ

— Конечно, — сказала я наконец, — существует более приятная альтернатива.

— Жажду услышать о ней, — отозвался Чи.

— Если верить словам моего старого инструктора Филара Тобита, не все обследовавшие Мелаквин команды уходили в «Ох, дерьмо»; с некоторыми просто обрывалась связь. Предположим, на планете есть нечто, способное оборвать связь, — ну, типа поля помех.

Ярун задумался.

— Разве Тобит не говорил, что какое-то время передача велась и только потом обрывалась? Если планета обладает полем помех, оно должно было обрывать связь мгновенно.

— Не обязательно, — ответила я. — Допустим, Мелаквин и впрямь обладает каким-то стационарным полем помех. Однако когда корабль опускает «хвост», чтобы высадить очередную команду, то нарушает это поле. Разведчики высаживаются, «хвост» отводится… и на протяжении нескольких минут связь нормальная. Потом поле помех восстанавливается, и связь прерывается.

— Совершенно неожиданно? — спросил Чи. — Никаких тебе статических помех или чего-то в этом роде, пока поле оживает?

— Если поле нарушается достаточно быстро, это не имеет значения, — ответил Ярун. — Чтобы подобрать команду, корабль должен опустить хвост туда, куда требуется. И достигается это одним способом — поймать сигнал, испускаемый магнитным якорем, который захватывает «сперматозоид» и подтягивает его к месту расположения команды. Если сигнала нет, корабль не может устойчиво «зацепиться» хвостом за поверхность.

— Значит, по-вашему, — Чи пристально смотрел на меня, — существует какое-то поле…

— Нет, адмирал, — перебила я его. — Я просто допускаю такую возможность. Прерывание связи может происходить по множеству других причин: какая-то химия в атмосфере, разъедающая передатчик; бактерии, которым «нравятся на вкус» микросхемы; разумные существа с оборудованием, способным заглушить передачу; периодические вспышки позитронной энергии, которые передатчик притягивает, словно громоотвод молнии…

— Ты решила меня доконать, Рамос.

— Надеюсь, — я криво усмехнулась.

— Скорее поверю в наличие феномена, способного глушить связь, чем убивать целую команду во мгновение ока, — сказал Ярун.

Я про себя согласилась с ним. С мыслью о разрушении техники еще можно было смириться.

ЧЕМ ХОЛОДНЕЕ, ТЕМ ЛУЧШЕ

— Знаете, — сказал Чи, — может, нас ждет не такое уж мрачное будущее. Мы знаем, что планета похожа на Землю. Погода не создаст проблем, если мы точно рассчитаем место высадки. Пища, вода, пригодный для дыхания воздух, как я уже говорил, нам гарантированы.

Его наивность удивила меня.

— Если мы и в самом деле рассчитываем выжить, нужно высаживаться у края вечной мерзлоты, надеясь, что имеющейся там скудной растительности хватит, чтобы прокормиться.

— Почему это? — едва ли не возмутился Чи.

— Потому, — объяснил Ярун, — что чем холоднее регион, тем ниже там активность микробов. Когда мы приземлимся, у каждого будет запас воздуха на двенадцать часов; после того как он закончится, нам придется дышать местной атмосферой. Специальные костюмы в максимальной степени защитят нас от проникновения микроорганизмов внутрь, но все же не на сто процентов. Теоретически мы проживем намного дольше там, где плотность переносимых по воздуху микробов ниже.

— Теоретически?

— Реальных доказательств нет. Ни один разведчик не вернулся, чтобы рассказать, так ли это.

ВРЕЗАТЬ ЛЬВУ НОГОЙ ПОД ЗАД

— Мы что, у полюса будем высаживаться? — безо всякого энтузиазма уточнил Чи.

Ярун не дал мне ответить.

— Фестина просто пошутила. После того как мы приземлимся, «Палисандр» должен зависнуть точно над нами, чтобы иметь возможность подобрать нас в нужный момент. «Палисандр», однако, задуман как корабль для полетов в дальнем космосе, и его обычные двигатели не слишком эффективны. Если он зависнет близко к поверхности — а только при этом условии нас можно подобрать — ему придется поддерживать большую скорость относительно центра гравитации планеты и затратить много энергии, чтобы оставаться на заданной высоте. Близко к полюсам это очень сложно осуществить. Поэтому лучше высадиться в районе, скажем, сорока пяти градусов северной или южной широты.