На сопках Маньчжурии - Михаил Толкач

Третья глава. В Забайкалье

В полдень на линейную станцию «Распадковая» — четыре пути, два тупика, четыре семафора — прибыл армейский эшелон. На платформах — полуторки с деревянными кабинками. Кузова загружены лебёдками, бухтами тросов, досками в следах извести. Трёхтонка с газогенераторным бункером темнела в хвосте поезда.

Поселковые мальчишки, будто воробьиная стайка, слетелись под сосны на бугре. Загорелые, босоногие, вихрастые, мостились они на толстых корневищах, выпученных из песчаного откоса.

— С границы военные, — определил синеглазый парнишка в коротких штанах.

— Почем знашь? — Широкоскулый подросток лет четырнадцати циркнул слюной сквозь редкие зубы.

— Ты чё, Петьча, не видишь? На бортах трёхтонки жёлтая грязь. Папка рассказывал, на границе жёлтая степь, что в Монголии, что в Даурии…

— Чё, в другом месте нет глины? — Петька, подставляя спину солнцу, плюнул в песок. Он жевал серу — смолу кедра.

— Там такие жёлтые бури! — Синеглазый зажмурился. Петька обсыпал его песком и они покатились вниз с бугра.

Из классного вагона выпрыгнул высокий офицер в мятой гимнастёрке под широким ремнём. Кожаную планшетку — через плечо. Оглядывался, задирая голову на кряжистые сосны.

— Гошка, отгадай, из какой части этот жираф? — Петька освободил синеглазого из своих объятий. Гошка отряхнул песок с волос. Приложил козырьком ладонь к глазам.

— Чё гадать-то? Танкист. Чёрный кант на околыше фуражки.

— Сам ты чёрный кант! — Петька нагрёб на свои босые ноги песок. — Строитель, вот кто! Даве бегал на Берёзовку. Шиш проскочишь напрямую — колючка! Понял? Землекопатель урчит. Солдаты с носилками да лопатами.

— На недели собирал там землянику — никакого копателя! — Гошка переметнулся в горячий песок и тоже зарыл ноги.

— Моим глазам свидетелей не надо! — Петька перекатил серу за другую щёку и усердно заработал челюстями.

— Пожрать бы! — мечтательно протянул Гошка. — Может, твои строители покормят?

Он первым подхватился. Мальчишки заспешили к путям, взбивая пыльное облако над песчаным откосом.

Прибывший с эшелоном капитан Фёдоров, очутившись за пределами вагона и направившись к месту разгрузки, ахал восторженно: по одной стороне железнодорожного пути — причудливое нагромождение диких скал, угловатых глыб гранита, высоченные сосны подпирают небо. По другую — песчаные берега широкой реки. И солнце жаркое, как в Монголии. Воздух, кажется, загустел, вобрав в себя смолистые ароматы бора, забивал легкие, дурманил голову. Капитан раскинул длинные руки, потянулся во весь рост. Першило в горле от духмяности близкой тайги, заречных лугов…

Паровоз затолкал состав в дальний тупик, оцепленный дремучими соснами.

— Выхо-оди-и! — скомандовал офицер-коротышка в приплюснутой фуражке.

Солдаты были в поношенной одежде с полевыми матерчатыми погонами. Ботинки, обмотки, брюки — бывшие не один сезон в употреблении. Пилотки побелели на ветрах и солнце-жаре. Лица измождённые, загорелые до черноты.

На земляную площадку скатывались своим ходом полуторки. Солдаты по цепочке передавали из пульманов связки штыковых лопат, побитые кирки, поперечные пилы, топоры, верёвки. Грузили имущество на машины. Наполненные строительным инвентарём, автомобили следовали по лесной дороге вглубь распадка. Сосны строем хранили просёлок.

Офицер собрал солдат и колонна тронулась за полуторками. Водитель ЗИСа, пожилой солдат в застиранной гимнастёрке, через открытый люк набрасывал в бункер сухие чурбаки, похожие на детские игрушечные кубики.

— Товаришок! — окликнул он младшего командира. Тот задержался, будто наткнулся на стенку.

— Не товаришок! Как положено, товарищ Ступа?

— Виноват, товарищ сержант Дубаев! Як раскочегарю свою коломбину, так и догоню вас.

— Догоняйте! — Сержант приложил руку к пилотке и трусцой побежал за строем.

Покормиться на солдатской кухне мальчишкам не пофартило. Они окружили газогенераторный ЗИС.

— Дяденька, самовар ваш сам пойдёт?

Водитель замахнулся кочергой:

— Геть видсиля, шкеты!

— Шуруй, дядя, шибчее! — Петька поддел босой ногой чурбачок, как футбольный мячик, и погнал его по песчаной тропе.

Из тёмного раструба на столбе раздался хрипловатый голос:

— Войска Первого Украинского фронта форсировали реку Сан, освободили города Ярослав и Солотвин… Президиум Верховного Совета Союза ССР наградил Героя Советского Союза, генерала армии Черняховского второй медалью «Золотая Звезда»…

— Что нового, гвардейцы? — Рядом с мальчишками задержался Фёдоров.

— Помолчите, товарищ капитан! — цыкнул на него Петька, признав в офицере давешнего «жирафа».

Вместе дослушали сводку Совинформбюро.

— Скоро будут наши в Берлине? — Гошка оценивал взглядом высокого капитана. Сутуловатая спина не как у настоящих военных. Поселковые детишки с малых лет видят армейцев — рядом гарнизон!

— Ставка не докладывала мне, извините за откровенность! — Фёдоров поигрывал глазищами.

— Так вы, дяденька, из конторы «Утильсырьё»? — Гошка снова щурился на солнце, пошмыгивал носом.

— Как ты догадался?! Артель куда пошлют! — Фёдоров облапил синеглазого паренька. Тот вырвался и отскочил от капитана.

— Отставной козы барабанщик!

Фёдоров наклонил голову, пошёл на ватажку.

— Мэ-е-е!

— Такой высокий, а без гармошки! — Петька пренебрежительно цыркнул слюной. — Айда на Селенгу!

Ребята со смехом и гамом помчались под обрыв, где в солнечных лучах поблескивала рябью река.

Капитан Фёдоров проводил их тёплым взглядом. В Куйбышеве у него остался Игорек, шестилетний сынишка. С бабушкой и дедушкой, в избушке напротив Ботанического сада. Как он там, без папы и мамы? Мысленно вновь упрекнул жену: «Зачем было осаждать военкомат? Зачем проситься в снайперы? Будто бы без неё не обошлось бы на фронте?..». Мимолётная радость от встречи с мальчишками померкла. Сутуля плечи, направился в военный городок.

В долине таёжной речушки Берёзовка, помеченной ровным строем армейских казарм старинной постройки, размещался воинский гарнизон. На склонах сопок темнели одинокие ели. Фёдоров привычным взглядом землеустроителя отмечал рациональность планировки городка, стройность и завершённость облика гарнизонной церкви, маковка звонницы которой выглядывала поверх сосен.

Моложавый офицер в очках с роговой оправой — уполномоченный отдела военной контрразведки «Смерш» — встретил Фёдорова как давнего знакомого. Он был предупреждён Читой о передислокации батальона строителей в Распадковую. С приветливой улыбкой на Щекастом лице тиснул ладонь Фёдорова.

— Как добрались, Семён Макарыч?

— Милостью железнодорожного начальства. Эшелон гнали быстрее курьерского! А тут без промедления — на выгрузку!

— Иначе и быть не могло! Стройка сверхсрочная! Правда, затащили вас к нам вопреки приказу. Да это — мелочь!

— В спешке всегда накладки! — спокойно отреагировал Фёдоров, не придав значения намёку особиста.

— Стройка ударная — овощная база! — Уполномоченный загадочно усмехался.

— Овощная?!

— Обыкновенная, военторговская. По всему Забайкалью сыщи похожую!

— Овощи — фрукт полезный! — Фёдоров, усевшись на венский стул, вытянул длинные ноги. Ему осточертело за трое суток дороги и стук колёс на стыках да стрелках и грохот движения, и беспрерывные толчки буферов, и зычные гудки паровозов.

— Курите? — Уполномоченный ловко раскрыл пачку лёгкого табака.

— Извините, не балуюсь.

Особист прикрыл газетой «Красная звезда» какую-то бумагу и солдатские письма-треугольники. Свернул цигарку, прикурил и затянулся дымом.

— А я вот — грешен! По великому знакомству в военторге достаю отраву. — Он поцокал, будто смакуя дым. — Знаете, не тот эффект! Трубку бы к этому табачку — забыл дома. Ну, да ладно. Сойдёт. Как там граница? Сосед досаждает?

— Граница на замке. Сосед пошаливает. — Фёдоров почувствовал себя неуютно от нарочитости в словах уполномоченного. Обычно так ведут себя серенькие следователи, намереваясь уличить в чём-либо арестанта.

— Овощехранилище отгрохаем — Москве на зависть! Военторг ахнет! Табачку достать… То да сё. И оторопь, признаться, берёт, по секрету: война полыхает, а тут — склад под капусту. Вы как к этому?

— Война — дело временное, а жизнь — штука вечная. — Фёдоров поднялся. — Как тут с квартирами? Не присоветуете?

— Тю-ю! У КЭЧа — ни клетушки! Но вы из нашего ведомства. Побеспокоились. Комнатку загодя застолбили. Правда, в частном доме.

— По гроб жизни обязан! — Фёдоров поклонился церемонно. — Как говорится, по коням?

— А у меня — кобыла! — Уполномоченный не скрывал своего довольства жизнью. Назвал адрес, рассказал, как найти дом.