Последний из миннезингеров (сборник) - Александр Киров

– А куда я попал? – неожиданно для самого себя спросил Дмитрич, пораженный каким-то внезапным и сошедшим на него свыше озарением.

– На курсы повышения квалификации учителей, – дружелюбно ответили Дмитричу с задней парты.

– А где же тогда урок литературы? – пожал плечами обескураженный Дмитрич.

– В десятом классе, – мило улыбнулась совсем юная девушка за первой партой. (Она и вводила Дмитрича в заблуждение вот уже несколько минут.)

– А где десятый класс?

– В актовом зале, – сочувственно прошептал с третьего ряда какой-то седовласый старец. – Пока у нас идут курсы, детки десятого класса учатся в актовом зале.

На двадцатой минуте урока Дмитрич пулей вылетел из кабинета литературы и опрометью бросился туда, где находился актовый зал, а поскольку, где именно этот зал актов находился, Дмитрич не знал (Володя только говорил ему, что за актовым залом расположен туалет, который все время закрыт), можно сказать, Дмитрич несся туда, куда вела его интуиция, надеясь застать в актовом зале хотя бы одного живого десятиклассника.

А на доске в кабинете литературы сиротливо осталось слово «западники», выведенное неуклюжим крупным детским почерком. Это слово сразу бросилось в глаза второму физкультурнику школы, Афанасьевичу, который дополнительно к физкультуре преподавал еще и валеологию, а сейчас вот пришел к курсантам. Афанасьевич был в строгом костюме, однако на шее его то ли вместо талисмана, то ли просто по привычке болтался внушительных размеров свисток.

– Я опоздал потому, что смотрел новости, – честно признался Афанасьевич. – Я не могу пропустить новостей, потому что я не иждивенец. Они – иждивенцы. – Здесь-то Афанасьевич и показал правою рукой на слово «западники». – Я – нет, – и он резко покачал в воздухе указательным пальцем левой руки и на целую минуту замер с распростертыми, подобно птичьим крыльям, руками.

4

Интуиция подвела Дмитрича, и до актового зала он добрался лишь на тридцатой минуте урока. Вопреки ожиданиям литератора, десятый класс ждал его там в полном составе.

Учителя встретили радостным рыком.

– Здрасьте! – выдохнул Дмитрич, поправил очки и радостно, однако с долей смущения улыбнулся. – Извините, вот…

Он хотел сказать «задержался», но сбил дыхание и поэтому выговорить последнего слова просто не смог. На глаза литератора навернулись слезы.

«Дождались, – думал Дмитрич. – Какие славные ребята. За что же их тут все так не любят?»

Если бы литератор пригляделся к рассредоточившимся по всему актовому залу ребятам повнимательнее, он узнал бы среди собравшихся и двух девиц, куривших в кустах шиповника, и тех пареньков, которые выскочили из кустов следом за девицами. Эти четверо учились в одном и том же классе. Пареньки – полгода, одноклассницы их – вот уже третий год.

Впрочем победный рык вскоре сменился яростной перебранкой.

– В чем дело? – насторожился Дмитрич, подумав вдруг, что актовых залов в этой образцово-показательной, чувствовалось, школе, в которой даже учат учить педагогов из других школ, более одного.

– А вы кто? – спросил Дмитрича здоровяк, в котором литератор узнал романтического юношу у дверей «люкса».

– Ваш новый учитель литературы, – торжественно возвестил Дмитрич.

– А что вы тогда делали у тренерской? – недоверчиво поинтересовалась фигуристая возлюбленная долговязого. – Мы думали, что вы физрук.

– Зашел к Владимиру… – тут Дмитрич второй раз за урок смущенно осекся, потому что вспомнил, что не знает отчества своего доброго гида.

Но десятиклассников это обстоятельство нисколько не смутило.

– Йес, йес, йес! – запрыгала по проходу между сиденьями фигуристая. – Оу…. Йесс! Я люблю вас… Кстати, звать-то вас как?

– Дмитрич, – брякнул Дмитрич, утративший за пять лет черновой плотницкой работы остатки учительского лоска. – Алексей Дмитриевич, – поспешно исправился он.

Но было уже поздно.

– Ай лав ю, Дмитрич! – заорали в один голос третьегодницы.

Дмитрич не знал, что десятиклассники заключили пари, придет или нет он на урок. Поучаствовать пришли даже те юноши и девушки, которые на уроки обычно не ходили, а паслись в окрестностях школы и за пределами этих окрестностей. Так вот, всех перечисленных обстоятельств Дмитрич не знал, поэтому он слегка покраснел и несколько церемонно расшаркался.

– Вы прикольный, – поощрила его репризу заметившая наконец-то Дмитрича волоокая двоечница и первая школьная красавица Настя Шемякина, которую литератор ранее видеть не мог, потому что Настя редко выходила в школьные коридоры, посещала все занятия и поэтому справно переводилась из класса в класс.

Обмен любезностями был прерван звонком, который уже не казался Дмитричу таким уж противным и дребезжащим.

5

Афанасьевич не мог делать пауз между уроками, а поскольку эти паузы ему приходилось делать из-за перемен, то он просто продолжал в учительской говорить о том, о чем беседовал с детьми на уроке, так же, как и на уроке продолжал разговоры, начатые в учительской. Такое обстоятельство, как смена аудитории, нисколько его не смущало.

– Все иждивенцы и западники, – возвестил Афансьевич Дмитричу, едва последний переступил порог комнаты для преподавателей. – Нет созидательной деятельности. Только потребление и топтание на месте.

Дмитрич кивнул.

– Я строю дом и уже построил, – передохнув, продолжил Афанасьевич. – Я не иждивенец. Во мне кипит созидательная энергия. Это здоровый образ жизни. Остальные – иждивенцы. Это не здоровый образ жизни. Ты понял? – поинтересовался валеолог у Дмитрича, обратившись к нему так, как обычно обращался к волоокой красавице Насте Шемякиной.

Дмитрич снова кивнул.

– Молодец! – похвалил его Афанасьевич. – Смотрел вчера передачу с Гордоном?

Дмитрич на этот раз покачал головой отрицательно.

Афанасьевич огорчился данному обстоятельству и стал подробнейшим образом пересказывать диалог Гордона с Прохановым, но тут звонок возвестил начало следующего урока, и валеолог неторопливо отправился к курсантам, чтобы продолжить пересказ названного диалога уже там.

6

– Продолжим, – жизнерадостно произнес Дмитрич, вернувшись в актовый зал, но вдруг, к удивлению своему, обнаружил, что детей на втором уроке литературы поубавилось.

Без особенного энтузиазма его первой после антракта фразе вняли влюбленные (они как раз осваивали сложную технологию многоступенчатого французского поцелуя и добрались уже до определенной ступени второго десятка), две третьегодницы, матюгальщики из кустов, красавица Настя Шемякина и еще какая-то девочка, на которую Дмитрич во время первого часа не обратил внимания.

– Продолжим, – сказал Дмитрич во второй раз, с чувством глубокой благодарности к присутствующим, которые не предали своего учителя.

Дмитрич не знал, что оставшиеся на второй час дети заключили еще одно пари: вызовет Дмитрич завуча прямо на урок, который по уставу нужно было отменять, или же завуч придет на первый час литературы завтра.

– Славянофилы и западники, – произнес Дмитрич с некоторым облегчением, вызванным тем, что в актовом зале не было доски, поэтому и фиксировать на ней слово «славянофилы», правильное написание которого Дмитрич из-за Афанасьевича уточнить так и не успел, не нужно. – Славянофилы и западники, – с удовольствием произнес Дмитрич.

В этот момент Дмитрич понял, насколько за пять лет непрерывной разгрузки и загрузки бревен, досок, кирпичей, глины и песка он истосковался по умным разговорам, вернее даже, по возможности говорить с окружающими на темы, к примеру, славянофильства или западничества…

7

– Спасибо вам за урок, – сказал Дмитричу девочка, на которую он до этого не обращал внимания.

Она выходила из актового зала последней.

– Пожалуйста, – просто ответил Дмитрич. – А как вас зовут?

– Рита, – улыбнулась девочка и с загадочной улыбкой на лице исчезла в дверном проеме.

Дмитрич закрыл актовый зал, сдал ключи на вахту и пошел домой, так как уроков у него было три, но зато каждый божий день.

Влюбленные пошли было к раздевалке, но передумали и завернули к тренерской.

Матюгальщики не думая двинули к кустам шиповника: обсудить нового препода в тех выражениях, в каких они хотели бы это сделать, и так, чтобы их не перебивали при выражении мыслей и не требовали выражаться культурно.

Следом за ними пошли третьегодницы, намереваясь выкурить по сигаретке напоследок школьного дня.

Настя Шемякина тоже сразу домой не пошла, а поехала на прикатившей к школьному крыльцу «Ниве Шевроле». Настя была не в духе. Во-первых, ей пришлось ждать ровно десять минут, пока сорокалетний директор овощного мини-рынка соизволит прибыть. Во-вторых, ей надоела «Нива Шевроле» и хотелось чего-нибудь более романтического, например «Джип» или уж хоть «Тойоту».