Трава под снегом - Вера Колочкова

Она неловко выкарабкалась из матерчатого нутра шезлонга, подвязала поясок на коротком халатике-кимоно, шаткой походкой направилась в дом. Леся вдруг поняла, что она уже пьяна в стельку, но отступать было поздно. Не сбегать же домой трусливо, пока Валя за своим вискариком ходит!

Вернувшись с большой бутылкой и двумя стаканами в обнимку, Валя уселась прямо на траву, согнула длинные ноги калачом. Плеснув коричневую жидкость в стаканы, улыбнулась размыто:

– Давай, поддержи компанию… И ради бога, не смотри на меня так. Что я тебе, телевизор, что ли? Ты думаешь, все актрисы святые? Не пьют, не лгут, замуж за старых пердунов не выходят? Да ни фига подобного… А… А Андрей еще и не старый вовсе…

Икнув, Валя лихо опрокинула в себя содержимое стакана, махнула рукой, потом ткнулась носом Лесе в плечо, помотала туда-сюда неприбранной головой.

– У тебя лицо хорошее, Лесь… Живое. Давно я таких лиц не видела. Соскучилась даже. Понимаешь, тошно мне… Казалось, все абсолютно сыграть могу, и даже любовь могу. Да не тут-то было. Он от меня любви ждет, хотя бы киношной, липовой, а я не могу… На тусовках телок обнимает и все в мою сторону глазом косит – ждет, что я в ревность ударюсь, кучу эмоций выдам. А я не могу, и все! Переклинило меня! Что теперь делать-то, а?

– Не знаю. Валь… Слушай, а пойдем в лес погуляем!

– Куда? – уставилась Валя на нее пьяными удивленными глазами.

– В лес! Знаешь, как там хорошо? А еще за лесом озеро есть, там вода чистая-чистая… Искупаемся, поплаваем!

– Так вон же бассейн… Плавай себе сколько хочешь… – вяло махнула Валя рукой в сторону голубой воды бассейна. Слишком голубой, чтобы быть настоящей.

– Да ну, это не то! Пойдем, я покажу тебе, где черника вместе с земляникой растет! Целая поляна! Знаешь, как красиво? Черное с красным. Я сама бы не заметила, мне Илька показал.

– А кто такой у нас Илька?

– Да это племянник мой. И его тоже с собой возьмем. С ним в лес ходить – одно удовольствие! Он маленький еще, а красоту уже по-особенному чует… Идет, идет себе, и вдруг встанет как вкопанный и замрет надолго. Спросишь его, отчего замер, а он ручку протягивает и говорит шепотом: «Смотри, как солнышко сквозь листочки красиво сломалось…»

– Творческий человек растет, значит?

– Ага. Сильно творческий. А еще он музыку любит слушать. И рисует хорошо. Игорь говорит, что его в художественную школу возить пора.

С осени начнем, наверное. Ну так что, пойдешь с нами в лес?

– Что ж, пойдем… Пойдем! А то напьюсь опять… Сейчас, погоди, я оденусь только…

Так они и задружили на фоне лесных прогулок. Гуляли, беседовали о своем, о девичьем, пили потом чай на террасе у Хрусталевых в компании Татьяны Сергеевны. Валя к себе в дом Лесю зазывала, но та держалась стойко, чуяла свое место. Дружба дружбой, а дом дому рознь. Для Вали же Леся оказалась просто кладом – была и советчицей, и благодарной слушательницей одновременно.

– … Слушай, Валь! А ты ребенка роди! Тогда и в жизни смысл появится! А то ведь действительно с ума сойдешь без работы, без творчества или сопьешься!

– Ага, роди… Легко сказать – роди! От кого я рожу-то?

– Так от мужа, от кого еще?

– Нет, Леська. Не все так просто, как кажется. У него детей в принципе быть не может.

– Да ты что? Откуда знаешь?

– Так он сам сказал… У него давно, в молодости, пулевое ранение было. Он же из бывших бандитов, из сильно круторылых в бизнес пришел.

– И что, ранение в то самое место было, что ли?

– Да нет, с этим местом все как раз в порядке… В относительном, конечно, но в порядке. Просто пуля задела там что-то… Он говорил, я не запомнила. В общем, баб меняет как перчатки, а детей нет. И не будет. Несчастный мужик. Сильно крутой и сильно несчастный. Да ладно, чего мы все о нем… Больше поговорить не о чем, что ли?

А потом пришел тот проклятый день, забыть бы его, стереть из памяти к чертовой матери! День рождения Вали. Угораздило ее приболеть слегка, потому и отмечать решили в домашней обстановке, в узком семейном кругу. И Хрусталевы были приглашены. Валя на этом настояла, наверное. Все-таки Леся теперь у нее в подругах числилась. В сентябре это было. С утра радовало нежаркое осеннее солнышко, а к вечеру дождь пошел, и гостевая тусовка перетекла с усадьбы в хозяйские покои, распределилась по большому каминному залу, кто где. Кто у стола выпивал, кто на диванах мягких развалился. Валя пропала куда-то, и Леся пошла ее искать, забрела случайно в коридорчик какой-то. И чего ее понесло туда?

Командор вырос перед ней неожиданно, как из-под земли. Она даже испугаться толком не успела, как обычно. Просто впала в состояние, которое даже испугом назвать нельзя. Это было другое что-то, похожее на жестокий гипноз. Он схватил ее, поволок куда-то, и даже ни одной здравой мысли в ее бедной голове не промелькнуло, что можно было оттолкнуть, сопротивление оказать… Какое там сопротивление, боже мой! Пока он с нее платье сдирал, стояла истукан истуканом, даже дышать не могла. А уж потом и тем более себя не чувствовала. Будто со стороны на себя смотрела и ужасалась происходящему. Если б она понимала тогда, что еще одни глаза за ней наблюдают… Вернее, один глаз. Портативная камера послушно записала весь эпизод, мигнула красным зрачком. Да если б и знала, что б это изменило? Она и не человек тогда была, и не женщина, а так, существо, мерзкой чужой властью раздавленное. Пока он на ней возился, старалась хоть как-то сосредоточиться, потолок рассматривала. Красивый в той спальне был потолок. С золотой лепниной. Потом, как сквозь вату, услышала насмешливое и грубое:

– Ну? Чего разлеглась, давай вставай! Иди к гостям…

Она кое-как сползла с мягкого пружинного ложа, дрожащими руками натянула на себя платье. Вышла из дверей, постояла немного, соображая, куда ей идти.

– Направо! Направо! – услышала за спиной глумливый голос. – Соображаешь, где право?

Выйдя вслед за ней из спальни, он развернул ее за плечи, показал рукой направление. И подтолкнул в спину – иди… Она и пошла. Заплелась на неверных ногах в гостиную, рухнула на диван, уставилась в мельтешащее гостями пространство не мигая.

– Лесь, что с тобой? Ты напилась, что ли? – участливо подсел к ней Игорь, взял ее вялую руку в горячие ладони. – Тебе плохо, да, Лесь? Может, домой пойдем?

– Да… Да, пойдем… Сейчас, погоди… – пролепетала она так тихо, что он с тревогой наклонился над ее лицом, провел ладонью по щеке.

– Ты бледная такая… Господи, да что с тобой? Погоди, я тебе воды принесу!

Она протянула вслед ему вялую руку, будто не хотела отпускать от себя. Лучше бы и впрямь они домой пошли. Там можно под горячий душ встать. Отогреться. Оттаять в теплом домашнем пространстве, не чувствовать себя куренком, вынутым из морозильной камеры. А потом – будь что будет. Рассказать, например, все Игорю. Или нельзя? Или он не поймет? Нет, нельзя, наверное, про это рассказывать. Да и не получится у нее, чтоб рассказывать.