Секунд-ротмистр - Александр Смирнов

– Откуда будете, господа добрые? – полюбопытствовал он, когда те приблизились к нему.

– Архитекторы мы, – проговорил Федор, – прибыли из самого Санкт-Петербурга. Присланы для изучения местности, с целью составления будущей карты города. Императрица желает, чтобы новые города не уступали в своей красоте столице, и не позорили бы Российскую империю в глазах дикой Европы.

Мужичок улыбнулся, взглянул на толпу, что собралась у монастырских ворот, и произнес, прищуриваясь:

– Мудрены речи твои, боярин. Откуда мне деревенщине не отесанному вас понять. А шпаги ваши где? Уж не уж-то их Никольскому помещику в карты проиграли?

– Если бы, – проговорил Сашков: – Шпаги нами были утрачены в схватке с разбойниками несколько дней назад. А в картишки у нас никто не выигрывал.

– Да, шалят разбойнички, шалят, – вновь вздохнул мужик и погладил свою покладистую черную бороду. – А что, правда, никто не выигрывал?

– Хочешь сыграть? – Полюбопытствовал тут же Меншиков.

– Да нет. Вот если бы вы одного местного помещика обыграли…

– Увы, – проговорил Федор, – но мы сюда не играть пришли. Срок нам дали всего несколько дней. Велено составить план, а затем отплыть на лодке, что стоит чуть ниже по течению. Нужно доставить в Московское картографическое общество, а уж оттуда самой государыне.

Сашков взглянул на товарища. Он не предполагал, что Федька умеет так складно врать.

– Не подскажешь ли любезнейший, – обратился к крестьянину Александр, – где бы мы тут в вашем городе могли бы новые шпаги приобрести?

– Отчего не подсказать у кузнеца.

– Ясно, что у кузнеца, ну не у плотника же, – пошутил Федор, но мужик его не расслышал и сказал:

– Так я местный кузнец и есть, – и он вновь погладил свою бороду, – только за каждую шпагу я беру пять копеек серебром.

Федор протянул руку к кошельку, висевшему у него на поясе, и извлек оттуда трех рублевую купюру.

– Э нет господа, я бумагу не беру, – произнес кузнец и замахал руками, – мне серебро подавай, или медь на худой конец, но не бумагу. Вы ее монахам отнесите те возьмут. А что может вам стоит поменять ее у них на серебро или медь. Давайте я провожу вас к отцу настоятелю.

Перекрестившись, они миновали монастырские ворота и вошли во двор храма. Сашков тут же снял с головы треуголку. Меншиков заметив это, тут же поступил аналогично. Приятели тут же оглядели монастырский двор, который усиленно подметали два инока, облаченные в черные рясы. У ворот самого большого храма толпилась пестрая толпа прихожан в ожидании, когда их пустят внутрь на службу. В основном это были крестьяне из местных деревень, хотя в толпе Федор разглядел несколько дворянок и парочку купцов. Около трех зданий стояли две кареты.

– Магистрат, суд и городское правление, – пояснил кузнец, заметив, куда смотрит Меншиков. – Но нам не туда, а сюда, – и он указал на небольшую дверцу, что находилась с боку, от основного входа, в собор.

Мужичок вновь перекрестился и направился к двери. За ним еле поспешая, рванули приятели. У дверей остановились, кузнец подергал ручку и понял, что та закрыта. Развернулся в сторону монастырской стены, где теперь находились кельи иноков, и которая согласно историческим хроникам, даже один раз была подвержена нашествию поляков.

– Ошибся малость, – проговорил он. – Не иначе батюшка все еще в келье.

Они вновь пересекли дверь и оказались у небольшой дверцы. Кузнец снял шапку и постучал, и лишь только потом вошел внутрь.

– Отче, – донеслось из-за двери до приятелей, – к тебе тут два дворянина, аж из самого стольного града, от самой государыни Екатерины Великой.

– Пусть заходят, Емельян, пусть заходят, – раздался басистый голос.

Кузнец тут же выскользнул из кельи и произнес:

– Отче ждет вас, господа. А я уж вас тут обожду.

Приятели вошли в келью, где жил настоятель прихода. Комод, стоявший в углу, заставленный подсвечниками, стол и кровать, да еще несколько икон в красном углу – вот и все убранство его помещения.

За массивным дубовым столом, крышка которого состояла из одной доски, боком сидел, облокотившись, батюшка. Его седая борода покоилась на огромном животе.

– И с чего это скромный батюшка понадобился государыне? – Спросил монах и взглянул грозно на дворян. – И так матушка-императрица своим указом угодья у монастыря забрала. Пошла на поводу местных купчишек.

– Посланы мы не к тебе святой отец, – проговорил Федор, – Послали нас к вам Ее величество с целью создания топографической карты города, – соврал он, – ведь прошло уже два года, как государыня повелела создать при вашем приходе город.

– Так и создаем потихонечку. Вот и здания под городские управы выделил. А вам-то чем я могу помочь, отроки?

– Видите ли, отче, – продолжал Меншиков, – мы хотели бы обменять ассигнацию, выданную императрицей на металлические деньги. Можно на мелкие серебряные, или даже медные.

– Эвон как, – усмехнулся настоятель, – а у вас я погляжу, господа, губа не дура. Да ведь ваша бумажка цены-то как таковой не имеет. А ну, покажите что там у вас.

Меншиков открыл кошелек и вытащил пятирублевку. Протянул святому отцу. Тот повертел в руках, внимательно осмотрел, словно на ней были водяные знаки и защитные полосы. Даже понюхал.

– Повезло вам, господа, – проговорил он. – Мне завтра обоз с налогом на десятину нужно в столицу отправлять, так пусть уж серебро и медь в приходе останутся, а эта бумага пускай обратно к казначеям возвращается. Вот только у меня условие, отроки, я вам за нее только два с половиной рубля дам.

Меншиков недовольно посмотрел на батюшку, но тот проговорил:

– Ну, если не желаете, то и менять не буду. Это ведь вам нужно, а не мне.

Хитрил священник, ох хитрил.

– Бог с этим, ваше преподобие, – улыбнулся Федор, – что ж мы, не понимаем что ли.

Архиерей встал, и, переваливаясь, подошел к комоду. Отрыл верхний ящик и положил туда бумажную монету. Взамен вытащил один из кожаных кошелей. Высыпал содержимое на крышку комода, между двух свечек, и отсчитал ровно пять рублей. Остальные монеты ссыпал в кошель и спрятал в ящик. Разделил оставшиеся монеты пополам. Одну горсть, отодвинул подальше, а вторую собрал в кулак и подошел к столу. Разжал пальцы и те со звоном посыпались на дубовую столешницу. Парочка покатилась, но Меншиков успел остановить их, накрыв ладонью.

– Спасибо, отче, – проговорил он, сгребая монеты в кошель.

Старик вытянул руку, и Федьке пришлось поцеловать ее в качестве благодарности. Потом как-то Меншиков признался, что ему это не понравилось.

– А теперь ступайте, дети мой, – проговорил монах. – Аудиенция закончилось и мне пора идти творить мессу.

Приятели поспешили к двери. Меншиков на мгновение задержался и еще раз отвесил батюшке поклон. На улице их ждал кузнец Емельян. Он явно не собирался уходить без них. Радоваться этому или огорчаться приятели не знали.

– Ну, как? – спросил взволнованно он.

– Все в порядке. Я надеюсь, ты выкуешь нам шпаги? – полюбопытствовал Федор и протянул пару монет, достоинством в пятак.

– Это само собой, – улыбнулся мужичок. Тут же запихнул в карман брюк. А насчет своей работы вы с местным воеводой потолкуйте. Городничий у нас головастый может, что и подскажет, да и поможет в этом ответственном деле. Ему лучше всех ведомо, где земля лучше, где хуже. Где подтапливает изредка, а где топи да болота. Не человек, а голова.

– Мы, так и сделаем, – проговорил Федька, и направился было в сторону Магистрата, но мужичок, схватив его за рукав, проговорил:

– Только он давеча уехал к себе домой трапезничать.

– Ага, трапезничать, – проговорил Сашков, – да где мы теперь его дом-то сыщем. Ты-то чай занят.

– Занят, – согласился кузнец, – но проводить провожу. Он ведь тут рядышком живет. Если подняться на колокольню, то можно его дом разглядеть.

– Некогда нам по колокольням ползать, – молвил Федор.

Они вышли из ворот и кузнец вдруг остановившись, добавил:

– Так вон же его двухэтажный особняк, – и он указал в сторону дома, что стоял по другую сторону огромной поляны, на которой в будущем, как помнили приятели, будет площадь Жертв Революции. – Я вас до него мигом доведу.

Теперь приятели и сами без посторонней помощи нашли бы дорогу, но видя, с каким рвением, кузнец рвется им помочь, решили прибегнуть к услугам Емели. Глядишь, и расщедрятся дворяне, да копейку другую подкинут.

– Ну, ты и шустер, брат, – проговорил, улыбаясь, Федя.

На небольшой возвышенности, обнесенный металлической кованой оградой, явно сделанной местными умельцами, приятели не удивились, если бы Емельян заявил, что это его работа, вздымался над округой двухэтажный дом с мезонином. Низ здания был каменный с большими окнами, а верх деревянный, окрашенный в желтоватый цвет. Над наспех отштукатуренным крыльцом был криво приколочен герб недавно образованного города. Сашков тут же прикинул, сколько людей сейчас могло тут проживать. Скорее всего, решил он, меньше тысячи. А между тем Емельян ни чего не говорил, Федор не выдержал и поинтересовался: