Давай нарушим правила - Алисон Робертс

Рэйфа не удивило, что Пенелопа способна на такую страсть. Ведь он же видел, как самозабвенно она танцевала, когда думала, что рядом никого нет. И сейчас их тоже никто не видит, а значит, можно позволить себе выпустить наружу все, что тщательно скрывалось. Может, Рэйф и в самом деле ни за что не выбрал бы такую женщину, но случай свел их. Так почему бы не извлечь максимум возможного из каждой секунды, проведенной вместе?

Потому что их тянет друг к другу. Все сильнее с каждым прикосновением. Все ощущения кажутся такими новыми, непривычными, сильными.

И Рэйф подарил Пенелопе райское наслаждение, а затем и сам присоединился к ней. А после он целую минуту лежал обессиленный, сжимая ее в объятиях и дожидаясь, когда успокоится пульс. В груди теснились эмоции: восторг и изумление, смешанные с менее приятным чувством. Может, с замешательством? Или всего лишь дурное предчувствие?

Да что, черт возьми, сейчас произошло?

И что же будет дальше?

Глава 4

Возвращаясь из Локсбери-Холл, Пенелопа гнала свою машину так, словно за ней по пятам мчались все гончие ада.

Ужасное прозрение пришло к ней, когда она лежала в объятиях Рэйфа. Ей казалось, что она парит на крыльях наслаждения. Никогда и нигде ей еще не было так хорошо. Так безопасно…

И тут вдруг у нее в голове раздался голос ее бабушки: «Что ты натворила, Пенелопа? Боже мой! Это снова в тебе говорит кровь твоей матери. Плохая, испорченная девчонка!»

И вновь ожили ее страхи. Всю жизнь она боролась с искушениями и вдруг одним махом отказалась от этой борьбы.

Ради секса. Похоти. Одного из смертных грехов.

А ее партнер по прегрешению только подлил масла в огонь: «Это всего лишь секс, детка. Ну ладно, пусть даже отличный секс, но… Эй, подумаешь, делов-то. Не заморачивайся. – Он и понятия не имел, что это значит для нее. И не волнуйся насчет случайной беременности».

Как будто то, что он воспользовался презервативом, сняло все проблемы. Может, так и есть в том мире, откуда он явился. В мире, которого Пенелопа всегда избегала, где балом правят секс, наркотики и рок-н-ролл. К которому принадлежала ее мать.

Пенелопа оделась и, стараясь держаться с достоинством, покинула спальню. На первом этаже, к счастью, уже не было гостей – лишь персонал делал уборку, и музыканты собирали свою аппаратуру. Пенелопа зашла в гардеробную и просидела там довольно долго, надеясь, что ее перестанет сотрясать дрожь и перестанут терзать воспоминания об объятиях Рэйфа. Нужно было думать о них, как о чем-то ужасном, а вместо этого казалось, что это были лучшие мгновения ее жизни.

«Нет! – сверлила мозг мысль. – Нельзя позволить себе стать порочной!»

Джек, взглянув на лицо вошедшей в кухню Пенелопы, ту же ее обнял и сказал:

– Все закончилось, милая. Тебе нужно отправиться домой и выспаться, я сам тут все закончу. Все остатки я уже упаковал и уложил в твою машину. У ребятишек будет славный воскресный обед. – Он обнял ее крепче. – Ты это сделала. Отличная работа! Можешь гордиться собой.

Кое-как Пенелопа добралась до своей квартирки, расположенной над небольшим кухонным цехом, использовавшимся в первые годы существования ее компании. Теперь у фирмы появились другие производственные помещения, гораздо просторнее, которыми заправлял Джек. Но этот цех был полон воспоминаний, а потому дорог Пенелопе. Она вынула контейнеры с едой из машины и отнесла в холодильник, а затем заперла входную дверь, надеясь, что гнавшиеся за ней адские гончие останутся снаружи. Однако те последовали за ней в спальню и расселись вокруг кровати, словно вот-вот готовые броситься на нее и загрызть.

У одной из них было лицо бабушки Пенелопы – Луизы Коллинз. Холодное, с написанным на нем отвращением. Рот полон острых зубов, готовых вместе с каждым обвинением срывать с костей куски плоти.

У другой гончей было лицо Рэйфа: глаза горели желанием, а высунутый язык обещал неведомые доселе наслаждения. Когда Пенелопа расстегнула серебряное платье, на лице монстра появилась ухмылка, и ей показалось, что это руки Рэйфа раздевают ее. Тело охватил приятный жар. Но почему не боль? Наверное, во всем виновата дурная кровь. Отчего же еще этот жар смог так быстро распространиться, проникнуть в каждую клетку тела?

Пенелопа швырнула в угол скомканное серебряное платье. Никогда больше она его не наденет!

Заснуть, похоже, не получится, даже несмотря на крайнюю усталость. Страшила мысль о том, что нужно выключить свет и остаться наедине с чудовищами, созданными ее разумом.

Пенелопа решила, что сейчас лучше будет выпить чашку горячего шоколада и приготовить торт, который она обещала испечь на день рождения своему деду. Праздничный ужин по этому случаю состоится завтра. Впрочем, нет. Уже сегодня. Ведь воскресенье началось несколько часов назад. Еще до фейерверков и до того ее безрассудного поступка. Лучше о нем не думать. Действовать на автопилоте, занимаясь тем, что у нее получается лучше всего.

И Пенелопа начала готовить торт. На это уйдет несколько часов. А может быть, она даже провозится до самого утра, а после сразу же отправится в детский приют Локсбери, чтобы приготовить там воскресный обед для его обитателей.

Рэйф не мог понять, что за чувство его гложет. Неужели вина?

Но он не сделал ничего плохого. С самого детства он не считал зазорным нарушение правил, если при этом никому не причинялся вред. Кроме случаев, когда задевалось самомнение людей, считающих, что они имеют право тебя контролировать, раз они умнее, богаче или даже просто старше.

Рэйф язвительно фыркнул, натягивая джинсы. Взрослые были ему не указ с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать.

В те далекие времена его скорее бы рассердило не то, что он нарушил какое-то правило, а то, что его на этом поймали. Сейчас Рэйф тоже был немного рассержен и, уж точно, раздражен. Пенелопе не меньше, чем ему, хотелось секса, так почему после того, как ее затуманенные желанием глаза снова прояснились, она выглядела так, словно весь мир рухнул?

Да уж. И зачем только он ее соблазнил? Почему после разлегся голый, закинув руки за голову, и попытался представить все в таком свете, будто ничего особенного не произошло? Неужели он и в самом деле ляпнул Пенелопе, что переживать не о чем: ведь опасности залететь нет?

Ему повезло, что в кармане завалялся презерватив. Мысль о незащищенном сексе пугала Рэйфа. Он всегда предохранялся – это было его непреложным правилом. Иначе на свет мог появиться ребенок – ранимое существо, которому мог быть причинен вред. Рэйфу даже думать об этом не хотелось.

Пенелопа Коллинз натянула платье, снова превратившись в бездушную чопорную особу, и ушла. Неудивительно, что Рэйф избегал таких. Но это непонятное, гложущее его чувство, кажется, не скоро утихнет.