Дом Скорпиона - Нэнси Фармер

Но Роза не успела нанести врачу серьезного увечья — двое рослых мужчин, появившихся из-за двери, оттащили ее прочь.

— Виллум! Виллум! — вопила она, но голос ее становился всё тише и тише. Потом Матт услышал, как хлопнула дверь, и в зале вновь воцарилась тишина.

Вдруг он заметил, что Селия обнимает его. Она дрожала всем телом. Врач вытирал лицо носовым платком. Из дюжины царапин сочилась кровь. Только Эль Патрон сохранял спокойствие. Он откинулся на спинку кресла, бледные губы растянулись в довольной улыбке.

— Давненько я так не развлекался, — сказал он.

— Прошу прощения, ми патрон, — пролепетал врач заплетающимся языком. — Для вас это, должно быть, стало ужасным потрясением. Я сейчас же измерю вам кровяное давление.

— Не суетись, — отмахнулся от него Эль Патрон. — Моя жизнь в последнее время стала чересчур спокойной. А это… меня позабавило. — Он перевел взгляд на Матта. — Значит, тебя держали на подстилке, как домашнюю птицу. Ну и как, мальчик, ты научился кудахтать?

Матт улыбнулся. Эль Патрон ему понравился. Неведомо почему, старик показался ему именно таким, каким и должен был быть. Глаза у него были хорошего цвета. Матт не понимал, чем они хороши. Хорошие — и всё. Лицо Эль Патрона было странно знакомым, а кисти рук — худые, перевитые голубоватыми старческими жилками — имели форму… которая тоже понравилась Матту.

— Подойди ко мне, мальчик.

Без малейшего колебания Матт приблизился к креслу и позволил старику погладить себя по щеке сухой, как пергамент, ладонью.

— Такой молодой… — пробормотал Эль Патрон.

— Теперь можешь говорить, ми вида, — подбодрила его Селия, но Матт еще не был готов к таким вольностям.

— Ми вида. Моя жизнь… Мне нравится твое прозвище, — хмыкнул старик. — Пожалуй, я тоже буду так называть его. Он умеет говорить?

— Мне кажется, он в шоке. У меня в доме он щебетал, как певчая птичка на дереве. И еще он умеет читать по-английски и немножко по-испански. Он очень умен, ми патрон.

— Еще бы! Он же мой клон. Скажи, Ми Вида, ты любишь печенье?

Матт кивнул.

— Тогда можешь взять. Селия, надень ему рубашку и принеси кресло. Нам надо о многом поговорить.

Следующий час прошел как во сне. И врача, и Селию отослали прочь. Старик с мальчиком сидели друг напротив друга и подкреплялись не только печеньем, но и курятиной в сметане, картофельным пюре и яблочным вареньем. Еду им приносила служанка. Эль Патрон сказал, что это его любимые блюда, и Матт решил, что ему они тоже нравятся.

Эль Патрон сказал, что им о многом надо поговорить, но, в сущности, говорил он один. Старик вспоминал свою юность в Ацтлане. В те времена эта страна называлась Мексикой. Он был родом из местечка под названием Дуранго.[8]

— Уроженцев Дуранго называют алакранес — скорпионами, потому что они повсюду кишмя кишат. Когда я заработал свой первый миллион, то взял себе новое имя — Маттео Алакран. Теперь это и твое имя тоже.

Матт улыбнулся, радуясь, что у него с Эль Патроном есть что-то общее.

Старик всё говорил, а Матт рисовал в воображении пыльные поля и лиловые горы Дуранго. Он видел ручей, в котором два месяца в году бурлила вода, а в остальное время русло было сухим как порох. Эль Патрон купался в нём со своими братьями, которые, увы, умерли от разных причин, так и не успев повзрослеть. Сестер Эль Патрона унес тиф, когда они были еще совсем маленькими и не могли дотянуться до подоконника, даже если вставали на цыпочки. Матт подумал о Марии и загрустил. Эти девочки были даже меньше ее, когда их унес тиф. Кто такой этот тиф? Может, это чудовище похоже на чупакабру? Из всех детей выжил только один — Маттео Алакран. Он был худой, как койот, без гроша в кармане, но его переполняло неукротимое желание жить.

Неожиданно старческий голос стих. Матт поднял глаза и увидел, что Эль Патрон уснул прямо в кресле. Впрочем, он и сам клевал носом — наелся так, что едва не задремал посреди рассказа. Вошли те же люди, что увели Розу, осторожно пересадили Эль Патрона в кресло на колесиках и куда-то увезли.

Матт заволновался. Что будет дальше? Неужели придет Роза и опять бросит его на опилки? Вдруг она исполнит свою угрозу и похоронит его косточки под полом?

Но нет, его с победоносным видом забрала Селия! Она отвела его в свою новую квартиру в Большом Доме. Все его вещи были перевезены из старого домика, так что перемена жилья не особенно разочаровала Матта. Святая Дева, как всегда, стояла на столике возле кровати. Ее платье окаймляла новая гирлянда искусственных розочек, а столик был застелен новой кружевной скатертью — дар Селии в благодарность за счастливое спасение Матта.

В целом перемены показались ему приятными, хотя в новом жилище немного не хватало голубей, воркующих на крыше, и ветра над маковыми полями.

* * *

— Слушай, идиойд, — сказала Мария. — Мне велено сделать так, чтобы ты снова заговорил. — Матт пожал плечами. Говорить ему не особо хотелось, да, кроме того, Мария с успехом болтала за двоих. — Я же знаю, ты умеешь. Селия говорит, ты в шоке, но, по-моему, ты просто ленишься.

Матт зевнул и почесал под мышкой.

— Эль Патрон сегодня уезжает.

Матт посмотрел на Марию с интересом. Он был огорчен отъездом старика. Он не виделся с ним со дня своего спасения. Селия сказала, что такие волнения вредны 140-летнему человеку: Эль Патрону пришлось лежать в постели, пока он не набрался сил для переезда в другой свой дом в горах Чирикауа.[9]

— Тебе надо с ним попрощаться. Придут все, и если ты с ним не поговоришь, он обидится. — Мария пальчиками стиснула Матту рот, будто хотела силой выдавить из него слова. Матт клацнул зубами. Малышка отскочила. — А говорил, что не кусаешься! — завизжала она, хватая подушку. — Гадкий клон!

Некоторое время Матт обдумывал ее слова. Что бы он ни делал, быть клоном всё равно плохо, так для чего же стараться вести себя хорошо? Он погладил ее по руке.

— Ну почему ты не говоришь? — бушевала Мария. — Уже больше недели прошло! Когда Моховичка поймали собаколовы, он меня простил всего за один день.

Матту совсем не хотелось огорчать Марию. Он просто боялся заговорить. Когда он пытался подобрать нужные слова, его охватывал ужас. Заговорить — означало открыть двери в тщательно возведенную крепость, и тогда внутрь может ринуться всё что угодно.

— Матт просидел взаперти гораздо дольше, чем твой песик, — сказала Селия, входя в комнату. Она опустилась на колени и погладила Матта по щеке. — Моховичка не было дома всего два дня. А Матта держали под замком целых шесть месяцев. Ему нужно время, чтобы прийти в себя.

— Так всегда бывает, да? — спросила девочка. — Чем дольше болеешь, тем дольше поправляешься?

Селия кивнула и продолжила гладить Матта — сначала лицо, потом волосы, руки… Казалось, она пытается вернуть чувствительность его онемевшему телу.

— Тогда, наверное, — задумчиво произнесла Мария, — Эль Патрон поправится только через много-много лет…

— Заткнись! — крикнула Селия так громко, что Мария испуганно вцепилась в подушку и уставилась на женщину округлившимися от ужаса глазами. — Никогда так не говори об Эль Патроне! Замолчи! — Селия замахнулась на девочку фартуком, и та убежала прочь.

Матту стало жалко Марию. Он нарочно напряг мышцы, стал как деревянный, чтобы Селии было труднее одевать его, но Селия не стала сердиться. Только обняла его покрепче и запела его любимую колыбельную: «Буэнос диас палома бланка. Ой те венго а салудар». Матт вздрогнул. Эта песенка посвящалась Святой Деве Гвадалупской, которая любит всех добрых и ласковых и которая присматривала за ним в тюрьме. Он понял, что ведет себя нехорошо, и снова расслабился.

— Вот молодец, — похвалила его женщина. — Ты мой славный малыш, я тебя очень люблю.

Когда она попыталась вывести его на улицу, Матта охватил ужас. Ему было уютно в его старой постели, с плюшевыми игрушками и потрепанной книжкой про Педро Эль Конехо. Он держал ставни закрытыми, хотя окна выходили в красивый огороженный садик. Ему не хотелось пускать в свою жизнь ничего нового, пусть даже очень красивого.

— Не бойся. Я никому не дам тебя в обиду, — сказала Селия и взяла его на руки.

Матт еще ни разу не видел фасада Большого Дома при свете дня. Его очаровали усыпанная гравием подъездная площадка и статуи пухлых младенцев с короткими крылышками. Посредине лужайки темнел пруд, заросший водяными лилиями. Из глубины неторопливо поднялась большая рыба и посмотрела на Матта круглыми желтыми глазами. Матт схватил Селию за руку.

Они прошли между стройными белыми колоннами и очутились на веранде, откуда вниз, к подъездной площадке, сбегала широкая мраморная лестница. На веранде выстроились все домочадцы: по одну сторону слуги, по другую — Семья. Матт увидел вытянувшихся по струнке Стивена, Эмилию и Марию. Мария попыталась сесть, но Эмилия рывком подняла ее на ноги. Потом Матт увидел, как Том взял Марию за руку, и вспыхнул от гнева. Как он смеет дружить с ней! Как смеет она дружить с ним! Если бы у Матта был еще один червивый апельсин, он не задумываясь опять запустил бы им в Тома, и будь что будет!