Расскажите, тоненькая бортпроводница (сборник) - Елена Федорова

Они стояли в нескольких шагах от эскалатора, а людской поток безропотно обтекал их с двух сторон.

– Что мы здесь стоим, как две сироты? Поедем ко мне? – Оля пожала плечами, потому что боялась своим поспешным согласием спугнуть счастье, которое представилось ей диковинной, пугливой птицей, способной улететь в любой миг.

– Я заварю тебе фантастический чай из горных трав. Я буду петь тебе до полночи стихи. Я буду рассказать тебе о необычайной красоте гор, о том, как я бороздил морские просторы… Это будет потом, потому что сначала я просто обязан сказать тебе, что ты самая, самая, самая единственная. «Ты – богиня в речах и движеньях, небом посланный, ангельский птах. Находиться в твоем приближенье, словно в света купаться волнах»[11]. Ты станешь моей женой сегодня и навсегда. Понимаешь, на-всег-да? – скороговоркой выпалил Александр. Он очень боялся, что дивная птица счастья улетит, если он сейчас же ее не посадит в золотую клетку своей любви, своих чувств, своего обожания.

– На-всег-да, – повторила Оля и, чуть прикрыв глаза, увидела темную лестницу, по которой она когда-то бежала за Александром.

Оля поняла, что догнала его, перешагнув сразу через четыре ступеньки, разделяющие их. Нет, не перешагнула, перелетела через ненужные ступени, чтобы опуститься на завораживающий и пугающий своей неизвестностью айсберг по имени Александр, Саша, Шурка…

4

С Марией Николаевной Поповой Оля встретилась совершенно случайно. Они столкнулись у дверей службы.

– Мария Николаевна! – радостно закричала Оля. – Вы меня, конечно, не помните…

– Помню, милая, – улыбнулась Мария Николаевна. – Стюардессой ты стала, а замуж за Александра вышла?

– Ах, вы и имя его помните! – восхитилась Оля. – Да, мы уже четыре года женаты. У нас растет сын Артемка. Спасибо вам огромное. Я так мечтала с вами встретиться, поговорить, расспросить вас обо всем. Можете вы со мной поговорить? У вас есть время?

– Могу, – улыбнулась Мария Николаевна и, взяв Олю под руку, повела за собой.

Они поднялись в ресторан и сели за самый дальний столик у окна. В окно был виден перрон, где двигались и беззвучно взлетали самолеты. А напротив красовалась «рюмка» – визитная карточка аэропорта Шереметьево.

– Сколько хлопот было с установкой этой «рюмки», – глядя в окно, проговорила Мария Николаевна. – Почва – сплошной плывун, никак не поддавалась людям. Но, терпение и труд сделали свое дело. Стоит наша «рюмка», и все ею любуются.

Мария Николаевна повернула голову и, хитро прищурившись, спросила:

– А ты знаешь, как называли первых летчиков?

– Авиаторами, – ответила Оля.

– Правильно. А первых летчиц называли – авиатриссами.

Оля сразу вспомнив Ларису Мельцер – стюардессу с двумя «С», и подумала: «Знай Лорка про авиатрисс, обязательно бы вворачивала в свою речь это словечко с двумя «С».

– Первой авиатриссой стала Лидия Васильевна Зверева в 1911 году. Второй – Евдокия Анатра. Третьей стала известная певица Молли Море – Любовь Александровна Галанчикова. Она была шеф-пилотом у Фоккера в Германии, установила несколько рекордов дальности в перелете Берлин – Париж.

Княгиня Евгения Михайловна Шаховская самостоятельно летала на самолете «Райтер». А в 1913 году была даже создана специальная школа, где готовили авиатрисс.

– А сейчас авиатриссы есть?

– Конечно, – улыбнулась Мария Николаевна. – Только не очень охотно берут женщин в авиацию. Хотя еще в 1934 году Марина Раскова утверждала, что женщины летают не хуже мужчин. Она говорила, что профессия летчика не возможна без риска, что человек, однажды испытавший счастье самостоятельного полета, уже никогда не изменит своей мечте. Разумеется, если у него душа настоящего летчика.

У Марины Расковой была душа настоящего летчика. Вместе с Валентиной Гризодубовой они совершали рекордные беспосадочные перелеты.

В свои двадцать три года Марина уже преподавала штурманское дело в Военно-Воздушной Академии.

Поначалу, видя в расписании занятий «штурманское дело – преподаватель Раскова», слушатели думали, что произошла ошибка. Некоторые даже посмеивались: «Напишут же такое!» А когда Марина входила в аудиторию, то на нее попросту не реагировали.

Уважительно о Марине заговорили только тогда, когда ее назначили штурманом черноморской экспедиции и поручили прокладывать курс для полетов над морем в осенние дни в сложных метеоусловиях по новой трассе Одесса – Батуми.

А беспосадочный перелет Москва – Дальний Восток на самолете «Родина» прославил Раскову, Гризодубову и Осипенко на весь мир. Целых двадцать восемь лет никто не мог пролететь расстояние в шесть тысяч четыреста пятьдесят километров за двадцать шесть часов и двадцать девять минут, как наши девушки.

Правда этот полет не был легким. Из-за плохой погоды лететь пришлось за облаками на высоте семь тысяч пятьсот метров. Температура за бортом минус сорок. Самолет покрылся ледяной коркой. Вышла из строя радиостанция. Связь с Москвой прервалась. Девушки приняли решение лететь по приборам. Вся надежда была на штурманский расчет Марины. Вскоре показался Амур. Но радость омрачила мигающая красная лампочка – горючее на исходе. Подходящего места для посадки нет, кругом тайга и болота. Гризодубова приказала Расковой прыгать, опасаясь, что в случае неудачной посадки Марина погибнет. Марина прыгнула.

Сильным порывом ветра ее парашют далеко отнесло от места планируемой посадки. Марина осталась в тайге в полном одиночестве. Но она не испугалась, не стала сидеть на месте, а двинулась вперед.

Ровно через девять дней Марина вышла недалеко от поселка Керби, точно к тому месту, где приземлился самолет «Родина».

Девушки вернулись в Москву поездом. Их встречали, как настоящих героев. Мы были счастливы. Никто не скрывал слез радости и восторга. Казалось, радость будет вечной…

Но как-то вдруг сломалась, рухнула мирная жизнь. Страшное слово «война» бесцеремонно вторглось в нашу речь. Голубое небо, которое мы так любили, превратилось в грохочущее от рева самолетов, смятое, вздыбленное, огненное, распоротое визжащими осколками пространство.

С первых же дней войны мы все стали рваться на фронт. А Марина Раскова предложила создать женские авиационные части из летчиц Осавиахима и пилотов Гражданского Воздушного флота. В ЦК партии предложение обсуждали до осени.

Наконец, решение о создании женского полка легких ночных бомбардировщиков было принято, а командовать им поручили Марине Расковой и Евдокии Бершанской. Никто и не подозревал, что через несколько месяцев женский полк будет наводить на немцев парализующий страх.

А секрет был прост. Мы летали на маленьких самолетах – У-2 – «уточках», как мы их любовно называли. Так вот эти «уточки» проникали туда, куда было не пробиться тяжелым бомбардировщикам. Мы могли летать с выключенными моторами. Появление наших самолетов было всегда неожиданным. Нас даже окрестили «Ночными ведьмами».

Жаль, Марина не порадовалась за нас…

Мария Николаевна замолчала, вспоминая, какой горькой была утрата, когда 12 января 1943 года хоронили Марину Раскову. Это было противоестественно, неправильно, непоправимо. Самолет, на котором летел экипаж командира женского Таманского полка ночных бомбардировщиков, майора Марины Расковой попал в сложные, тяжелейшие метеоусловия и потерпел катастрофу. Погибли все…

В день вылета Марина отослала маме и дочке письмо: «Дорогие мои, мамочка и Танюрочка… Посылаю вам привет и тысячу поцелуев… Все у нас в порядке, обо мне не беспокойтесь. Посылаю тебе ключи от нашей квартиры, которые улетели вместе со мной в моем кармане. Будьте умницы, мои дорогие, берегите здоровье… Целую вас, мои любимые…»

– Мои любимые, – вслух повторила Мария Николаевна и, словно очнувшись от воспоминаний, спросила:

– А вы мне о себе рассказывать будете?

– Буду, обязательно буду, – отозвалась Оля. – Только потом, когда вы все расскажете о себе. Вы столько видели, столько пережили, столько можете поведать, что я должна превратиться в слух и не дышать. Я еще тогда, пять лет назад, должна была расспросить вас обо всем, а я начала вам щебетать про свою любовь, про свои невзгоды…

– Правильно сделали, что начали щебетать, – прервала ее Мария Николаевна. – Откуда же вам было знать, что я военная летчица – авиатрисса, инструктор, командир звена «Ночных ведьм». Вот, когда я вам все о себе расскажу, а вы потом мимо меня пройдете…

– Ни за что не пройду, – замотала головой Оля.

– Верю, – заулыбалась Мария Николаевна. – Я вам сразу поверила, когда вы мне в плечо уткнулись. Было в вас что-то неуловимо детское: растерянность, мольба о помощи, беззащитность. Вы плакали у меня на плече, а я вспоминала, как однажды мне так же уткнулся в плечо мой однокашник по Батайской школе пилотов – Анатолий, Толя Попов – наш первый красавец, по которому сохли все девчонки. Мы были веселые, бесшабашные, но война все залила кроваво-красным огнем пожарищ, исковеркала людские судьбы, надломив даже самых сильных и смелых, поэтому никто не стеснялся слез и никто не осуждал за слезы…