Небо Атлантиды (Операция «Форс-мажор») - Антон Первушин

Подполковник Вересов, поддавшись хмельной ностальгии, выступил поскромнее Стуколина, исполнив медленно и печально песню «Застывший МиГ»:

В далёкой дали заграничнойУ лёгких трубчатых воротНа постаменте необычномЗастыл красавец-самолёт.Давно в турбине стихли громы,Компрессор песню не поёт,А он как прежде, невесомый,Всё устремляется в полёт,И как подраненная птица,Взметнувшись скошенным крылом,Он много лет уже стремитсяДорогой на аэродром,И словно просит, чтобы далиЕщё хоть раз ему взлететь,Уйти в заоблачные дали,Покинуть враз земную твердь…

А мимо чудо-самолёта,Стрелой пронзившего года,Спешат пилоты на полёты,Не замечая иногда,Как он стремится с постамента,Как с ними просится в полёт!..И громыхая инструментомЗаправщик мимо проползёт…

Но каждый раз, когда устанетОт шумных буден и забот,К нему придёт, надолго станетВ ночной тиши седой пилот.И как с живым, как с давним другомО чём-то будет он молчать…И станет самолёт по кругуВ седом молчании летать,И взрыв форсажный из забвеньяРванёт его на перехват!..

Да! Ради этого мгновеньяЕму положено стоять!Да, ради этого мгновенья!Для МИГА!..Ну и для того,Чтоб со скачками уплотненьяСобратья младшие егоЛетали лучше, дальше, выше,Наверняка разили цель!..Застывший «МиГ» под старой крышей —Седых пилотов колыбель…[23]

Потом и сам Громов взял инициативу в свои руки, спел несколько песен «не в тему» от Бориса Гребенщикова, Юрия Щевчука и Михаила Щербакова. И, как обычно, поддавшись на уговоры друзей, начал хулиганить и «сбацал» широко известную в узких кругах балладу неизвестного автора «Про Ивана – летчика-аса, который побывал на Марсе, а когда с Марса воротился, с лётной работой распростился».[24] Начиналась баллада вполне эпически:

Жил да был отважный лётчик.Гордо в небе он летал,И любовь к своей профессииБеззаветную питал.Как-то раз в ночном полётеЛётчик петлю выполнялОт вчерашней ли нагрузки…От большой ли перегрузкиОн сознание потерял.Был наш Ваня летчик-асГод летал на первый класс,Ум теряя молодец,Вмиг смекнул – ему конец.Времени прошло немало,И Ивану лучше стало.Пять минут ещё проходит.Он совсем в себя приходит.Головой трясёт ИванКак ударенный баран.Все фюзеляжные пусты,А я в наборе высоты.Был наш Ваня атеистИ Иисуса, и беса,И другие чудесаОтрицал как коммунист.Тут однако даже онБыл немало удивлён.Вот летит Иван, смекаетНеужели я в раю?Видно даже Бог не знаетПро другу любовь мою.После каждого свиданьяВ божий храм ходила Маня.Видно в этом что-то есть.Коли мне такая честь.Тут мелькнуло что-то вдругВидит Ваня – синий круг.Потом свет совсем погас.Ваня слышит чей-то глас:«Ты хвалу воздай не Мане,а окстись и не крестисьТо простые марсианеПомогли тебе спастись.И не ангелы, не черти —Мы спасли тебя от смерти.Через несколько минутСможешь сам на Марс взглянуть»…

Оказавшись на Марсе, пилот-ас Иван вступил в контакт с инопланетным разумом, который по уровню намного превосходил земной, а потому сумел построить роботизированный коммунизм. Наставники с красной планеты водили Ивана по музеям, в которых были представлены выдающиеся достижения великой марсианской цивилизации, в результате чего тот пришёл к закономерному выводу:

Ходит Ваня день и два —Идёт кругом голова.Ваня выразил восторгКто всё так устроить смог.А на нашей, брат, планетеУправленцев умных нету.Им бы только водку жратьДа с трибуны поорать.

Однако предложение остаться на Марсе и стать испытателем звездолётов, высказанное наставниками, Иван непреклонно отверг, мотивировав это тем, что на Земле у него остались жена, любовница, друзья, да и вообще «Не могу никак сейчас – Скоро выборы у нас». Марсиане с почестями проводили героического лётчика, однако на Земле его ожидал совсем не дружеский приём:

Рассказал им всем Иван:Дескать, был у марсиан.Тут друзья переглянулисьПокрутили у вискаРазом все заторопились:Выздоравливай, пока.

Санитары Ваню взялиИ к носилкам привязали.И в такой вот упаковкеНа носилках и в веревках,Воротился наш геройЖить из космоса домой.

Никто не поверил Ивану: ни друзья-пилоты, ни замполит, ни комэск, ни комполка – даже жена с любовницей не поверили. В результате пилот-ас был списан на землю, где и мыкался, не ожидая больше от жизни ничего хорошего. Заканчивалась баллада обращением ко всему разумному-доброму-вечному, что ещё сохранилось в людях:

Я вам сказку рассказалНе для славы, не для чести,Чтоб подумали мы вместе,На Земле как дальше жить,Чтобы жизнь не погубить.

Если ты летаешь в высь,Высоты во всём держись.Ваня, друг надёжный твой,Завтра в бой пойдёт с тобой.Он подставит грудь своюЗащитит тебя в бою.Надо другу слепо верить,даже в то, что не проверить.

Если врач ты – так идиВсех и всюду убеди,Что пилот Иван ПетровТелом и душой здоров.Ты ж в угоду аппаратуПредал клятву Гиппократа.

Если есть ты замполитЧувствуй, чья душа болит,Смотри шире на аспект,А не спрашивай конспект…

Самодеятельная баллада понравилась, особенно тем из присутствующих, кто её до сих пор не слышал. Офицеры долго и бурно аплодировали, а гостеприимный командир даже попросил записать слова.

Импровизированный банкет подходил к завершению, когда во дворе дачи неожиданно появился Владимир Фокин. Поприветствовав участников застолья и вежливо пожелав им приятного аппетита, Фокин подошёл прямо к Громову:

– Пора, Константин Кириллович.

Кивнув, тот встал и отложил гитару.

– Костя, на посошок? – с надеждой вопросил Стуколин.

Громов оглянулся на выжидательно молчавших лётчиков.

– Почему бы и нет? Выпьете с нами, товарищ капитан? – спросил он у Фокина.

– Почему бы и нет? – в тон ему отвечал Фокин; сегодня он был серьёзен как никогда и хмурился озабоченно, наблюдая за тем, как Стуколин разливает водку по стопкам. – Давайте выпьем за удачу, – предложил он, когда получил свою порцию горячительного напитка. – Она всем нам скоро понадобится.

Они выпили.

– Сыграйте что-нибудь напоследок, товарищ подполковник, – обратился командир полка к Громову. – Необязательно про авиацию – что-нибудь для души.

– Дурак ты, Олег, – буркнул Вересов. – Нельзя говорить: «Напоследок» – надо говорить: «До следующего раза».

Выпив, Громов присел за стол и перебрал струны.

– До следующего раза? – раздумчиво переспросил он. – Да, до следующего раза…

Подыгрывая себе, Константин запел:

Когда надежды поют, как трубы,Их зов дурманит, как сладкий дым.Они предельны, они сугубы,И так несложно поверить им.

И вот дорога, и вот стоянка.Вокзал и площадь – в цветах, в цветах.Восток дымится. Прощай, славянка!Трубач смеётся, шинель в крестах.

Воспитан славой, к смертям причастен,Попробуй вспомни, ловя цветы,Какому зову ты был подвластен,Какому слову поверил ты.

Броня надёжна, тверда осанка.Припев беспечен, всё «ай» да «эй»…А трубы просят: не плачь, славянка,Но как, скажите, не плакать ей!

Пройдет полвека, другие губыОбнимут страстно мундштук другой.И вновь надежды поют, как трубы.Поди попробуй, поспорь с трубой.

А век не кончен. Поход не начат.Вокзал и площадь – в цветах, в цветах.Трубач смеётся, славянка плачет.Восток дымится. Земля в крестах.[25]

(Калининградская область, август 2000 года)

Итак, автоколонна, состоящая из пяти тягачей с трейлерами, остановился на территории Калининградской области, неподалёку от железнодорожной станции Залесье, где и был обнаружен американским разведывательным спутником серии «КН-11».

Незадолго до обнаружения к автоколонне подъехали два автобуса «Икарус» и три грузовика «Урал-Ивеко», прибывшие рейсовым паромом с «Большой земли» в обход прибалтийских границ. Грузовики привезли оборудование для обслуживания «Яков», а автобусы – команду для подготовки штурмовиков к взлёту. Среди техников затесались и трое друзей-пилотов, а деловитый молодой парень с простой русской фамилией Петров, отрекомендованный Фокиным как «моё доверенное лицо», принял на себя персональное руководство группой в целом. Сам Фокин отсутствовал, заявив, что для операции важнее, если он будет встречать госпожу Олбрайт в Таллинне. К удивлению Громова, «доверенное лицо» Петров неплохо разбирался в специфике работы техбригады и стартового наряда. Получасом позже Петров удивил Константина ещё больше, с той же непринуждённостью войдя в роль руководителя полётов и штурмана наведения в одном лице. Казалось, он прошёл специальную подготовку, а затем успел попрактиковаться в типовой авиационной части или даже в гарнизоне – столь точным и результативным было его руководство.