Суррогат мечты - Григорий Крячко

Контейнер с помещенной внутрь находкой нисколько не потяжелел, хотя, если его легонько встряхнуть, можно было слышать, как предмет тихо колотится внутри о стенки. Человек упрятал контейнер в рюкзак, затянул веревочки и набросил лямки на плечи.

Где-то далеко, за холмами со щеткой уродливого леса кто-то утробно взревел, потом рев перешел в протяжный вой. Человек моментально упал на одно колено и вскинул ружье, поводя стволами из стороны в сторону. Он знал — лучше посидеть так вот минут двадцать и поприслушиваться, чем встретиться нос к носу с обладателем такого зычного голоса. А проверять, кто это там разорался, ходоку совсем не хотелось. Он знал — Зона полна самыми разными, большими и мелкими, умными и тупыми существами, которых объединяло одно: агрессия и хищная натура, всегда однозначно враждебная человеку, которого твари воспринимали только как потенциальный обед. И если сам человек хотел выжить в этом совершенно чуждом и враждебном для него мире, то должен был принимать его правила и привыкнуть к однозначному отметанию своего статуса «царя природы».

Минуты шли за минутами, но рев не повторялся и из-за холма никто не показывался, как ходок ни напрягал зрение. А еще он очень хотел верить, что создания Зоны не умели становиться невидимыми. Ну, или, по крайней мере, пока еще не научились бывать таковыми. Хотя что сами ходоки знали о тварях, населяющих эту землю? Ничего. Человек вспомнил хотя бы тех, которых видел воочию и о которых слышал. Плоти, псы-нежити, зачастую довольно агрессивные вороны… Еще люди, потерявшие разум. Зомби, если брать аналогию со старыми зарубежными фантастическими фильмами. И все? Нет, не все… Кто еще бродит там, за горизонтом? Там, где за болотами, лесами, пустошами, за руинами Лиманска и мертвой страшной Припяти находился сердце зла, ЧАЭС? Несмотря на то, что было тепло, человек зябко передернул плечами. Никто и никогда не был там. Даже и не на самой Станции, а только в Припяти. Может, кто-то и собирался туда, уходил, как герой, как сумасшедший, вооружившись до зубов или полагаясь на Благословенье Божье, уходил, провожаемый восхищенными и насмешливо-саркастичными взглядами. И не возвращался назад. Да только вот о таких самоубийцах ходок пока что-то не слыхал. Зона была сплошным белым, а вернее, черным пятном, и никто не знал, что творится там, дальше, за буквально двух-трехкилометровой полосой окраины. Не говоря уже о центре. Земля мертвых городов, пугающих тайн и мрачных загадок искалеченной, осатаневшей и взбесившейся природы.

— Принимайте пополнение, — улыбаясь, сказал Савкин, показывая рукой на троих стоящих рядом с ним молодых людей, двух парней и одну девушку. — Думаю, из этих господ выйдет толк. Энтузиазм так и хлещет через край.

Сахаров, чуть нагнув вперед голову, как бы слегка набычась, а на самом деле борясь с постоянно подводившим его зрением, оглядывал «пополнение». Академик, как всегда, был молчалив и суховат в суждениях, тщательно взвешивал все свои слова и мысли. Круглов же, более открытый и добродушный по натуре, приветливо улыбнулся.

— Рад познакомиться. Юрий Павлович Круглов, доктор биологических наук.

— Эдуард, Игорь — представились парни.

— Света, — пискнула девушка и, словно чего-то устыдившись, отшагнула назад.

— Откуда вы к нам? — поинтересовался Сахаров.

— Московский биологический университет, — отрекомендовался за всех Эдуард. — Мы выпускники, имеем дипломы с отличием. Направлены к вам для помощи в исследованиях.

Круглов внимательно рассматривал паренька. Высокий, широкоплечий, высокий лоб с залысинами, весьма ранними для двадцати трех лет, нос чуть великоват, с горбинкой, острый подбородок, немного смешно выглядела длинная, с выпирающим кадыком шея. Темные волосы подстрижены коротко, взгляд прямой и немного настороженный. Как же не похож Эдик на полноватого Игоря и постоянно краснеющей и бледнеющей Светы!

— Присаживайтесь, ребята, — Сахаров указал рукой на легкие складные стулья, стоящие у стен бункера. — Давайте сразу, так сказать, на берегу, определимся, кто чем желает заниматься. Просто я уверен, что насильно мил не будешь, и потому не собираюсь привлекать вас к заведомо неинтересной работе. Итак, слушаю.

— Мне бы лично хотелось заниматься ботаникой, — неожиданно первой подала голос Света. — Конкретно — влиянием радиоактивного облучения на флору Зоны. У меня даже диплом на эту тему. Вот бы и хотелось найти ему применение здесь…

— Отлично, — похвалил Круглов. — Вот и определились. А мужчины что молчат?

Игорь явно хотел отмолчаться, и потому Эдуард взял инициативу в свои руки.

— Я хочу работать в полевых условиях, — сказал он. — Непосредственно в рейдах на территорию Аномальной Зоны.

Сахаров удивленно приподнял бровь.

— Однако, однако… Не ожидал такой прыти. А вам известно, какую опасность для людей представляет Зона? И что неспроста все наши экспедиции укомплектовываются отделениями спецназа, а иногда и боевыми вертолетами?

— Известно, — кивнул Эдуард головой. — Но я не хотел бы работать в кабинете, анализируя и исследуя то, что мне принесли и добыли с риском для жизни другие люди. Я хочу быть настоящим ученым, — чуть усмехнулся он. — А не белоручкой.

Сахаров поправил очки. Круглов почесал затылок.

— Что ж, похвально, — молвил он. — Мало кто так открыто изъявлял желание заниматься откровенно опасным и тяжелым трудом. Очень рад вашему стремлению. Думаю, мы подберем вам работу по интересам. Но… Вы хотя бы хоть раз в жизни держали в руках боевое оружие? Умеете стрелять? В любом случае, вам всем троим придется пройти курсы стрелковой подготовки, пользования защитным костюмом, приобрести навыки выживания. И уж поверьте мне, лишними они не будут. Вам покажут учебные фильмы и отрывки видеозаписей, которые нам удалось приобрести или сделать, для того, чтобы вы имели максимально полное представление о месте, куда попали. Мы не имеем права отпускать вас за охраняемый периметр без подготовки. Ибо для вас это означает почти стопроцентную гибель. Отнеситесь, будьте так добры, к моим словам максимально серьезно.

Трое молодых ученых уже без тени улыбки слушали Юрия, а в голове каждого бродили свои мысли. Но только один Эдуард смотрел прямо в глаза Круглову, как бы говоря всем своим видом: «Я пришел туда, куда и стремился. И теперь твердо знаю, чего хочу».

Если бы Круглов задался целью расспросить недавнего студента, а ныне выпускника-отличника знаменитого университета, то Эдуард мог бы рассказать много интересного о себе и о том, что именно привело его сюда, в лагерь ученых на краю Аномальной Зоны. Как его персональная судьба связана с этими землями. Как он сам, письменным ходатайством в Академию Наук попросился сюда и привел вполне веские доводы, чтобы эту просьбу удовлетворили. Но Юрию, понятное дело, не особенно хотелось копаться в личных делах молодого парня.

Может, и к лучшему.

Сырой ветер рванул край капюшона. Он холодом неприятно мазнул бы и по лицу, но ходок пять минут назад напялил противогаз. Дозиметр начал настойчиво пощелкивать, давая понять о повышенном фоне. Достаточно эффективные медицинские препараты существовали только в военных и медицинских разработках, стоили баснословно дорого и не продавались свободно. Ходоки традиционно лечились водкой. У каждого на поясе или в рюкзаке непременно имелась армейская фляжка с «огненной водой», коей и восстанавливали статус-кво своего организма.

Под сапогами тревожно шелестела полынь. Она здесь оказалась почему-то очень густой, но невысокой, буквально по колено, и вся поголовно сухой, как после зимы из-под снега. Будылья трепетали от шагов и стряхивали на кирзачи и штаны ходока горсти черной пыли. Мертворожденная жизнь… Ходок когда-то краем уха слышал, что слово Чернобыль происходит именно от слова «чернобыльник», сиречь полынь. Наверное, потому-то ее так много тут, буквально целые поля. Если бы не противогаз на лице, в ноздри бы забивался терпкий, пряный запах этого растения.

Человек стоял на высоком холме, а внизу лежала деревня. Она, конечно, была давным-давно заброшенной, люди ушли отсюда еще после восемьдесят шестого. Наверное, пара дворов здесь были жилыми еще до Второго Взрыва… Неизвестно, во что превратились эти обитатели после него. Но ходоку очень хотелось надеяться, что они либо умерли, либо их и не имелось вовсе. Человек внимательно рассматривал деревню. Теперь он вовсе не торопился.

Прямо под холмом навеки замер древний автобус марки «ПАЗ», от которого теперь остался лишь проеденный насквозь ржавчиной корпус и вросшие в землю давно сдутые скаты колес. Ходоку почему то всегда было очень жаль такие вот брошенные на произвол судьбы автомобили Зоны, рассыпающиеся от коррозии, с выбитыми окнами, распахнутыми дверями, перекошенные, с проткнутыми или просто спущенными шинами, мертвые, страшные и несчастные. Как бы всем своим видом говорящие людям: «что же вы, разумные, всесильные наши создатели? Сначала строили нас на хитроумных конвейерах, гордились нами, сдували пылинки, кормили бензином и маслом, катали в нас ваших детей и подруг, ремонтировали и укрывали от непогоды в гаражах, а теперь просто так бросили и забыли, сбежали от созданного вами же кошмара, напитавшего наши тела невидимой смертоносной отравой. Вы бросили нас, как не бросаете никогда своих сородичей, пусть даже безнадежно больных, заживо гниющих от проказы и сифилиса, сходящих с ума от рака или СПИДа. Вы построили нас ради удовлетворения своих нужд или откровенных капризов. Сделали рабами. И теперь предали».