Фарландер - Кол Бьюкенен

В то утро ему исполнилось шестнадцать. Свернув за угол, потеряв из виду родной дом, он испытал такое беспокойство, такое одиночество, такой упадок духа...

Услышав за спиной мягкие, приближающиеся шаги, Нико невольно улыбнулся.

Настигнув его, Бун радостно завилял хвостом.

— Иди домой! — прошипел Нико без особой, впрочем, искренности.

Высунув язык, пес тяжело дышал, всем своим видом демонстрируя, что намерен сопровождать друга, куда бы тот ни направил стопы.

Нико предпринял еще одну, не слишком убедительную попытку прогнать пса, но быстро сдался и похлопал Буна по загривку.

— Ну, тогда идем.

Солнце уже светило ярче.

Так началась их самая долгая прогулка.

Теперь, вспомнив тот день, Нико улыбнулся. Как же давно это было. Казалось, прошла целая вечность. А на самом деле всего лишь год. Перемена — вот истинная мера времени. Перемена и потеря.

Теперь Нико шел вместе со всеми, в общем направлении к базару или бухте. Куда именно, он еще не решил, потому что и не думал. По обе стороны от него высились трех- и четырехэтажные здания. Взгляд скользил по крышам, где жильцы выращивали зелень. В вышине, над каминными трубами, застыли воздушные шары, удерживаемые прочными канатами. Под ними болтались плетеные корзины. Из одной выглядывал мальчишка. Заслонившись ладонью от солнца, он смотрел в сторону побережья — с находящихся там сигнальных платформ поступали уведомления о приближающихся торговых кораблях. Слепящее солнце безжалостно выбеливало голубое полотно неба. Кружившие над шарами чайки казались крохотными песчинками.

На перекрестке Нико по привычке свернул налево, на улицу Гато. К базару. Выбор неосознанный, а потому еще более странный. Базар — не самое подходящее место для человека без средств и с пустым желудком. Но именно там они с матерью продавали сваренный дома самогон, когда раз в месяц приезжали в город на скрипучей телеге. Зарабатывали мало, но Нико ждал этой поездки весь месяц, как волнующего и вместе с тем безопасного — рядом всегда была мать — приключения.

Едва ступив на территорию рынка, Нико чуть не налетел на толкавшего пустую коляску рикшу. В последний момент мужчина успел увернуться. Вот где настоящее столпотворение. Базар, занимавший такую огромную площадь, что его края терялись в дыму и дымке, с одной стороны открывался к набережной и облицованной серым камнем бухте, над которой всегда качался целый лес мачт. С трех других сторон его ограничивали тенистые галереи закусочных, постоялых дворов и храмов, посвященных Большому Глупцу. Между ними тянулись лабиринты палаток и торговых прилавков, где тысячи людей толкались, кричали и жестикулировали, предлагая свой товар. Нико вдруг захотелось затеряться в этой давке, раствориться в толпе, отдаться на волю потоку.

Отогнав жужжащих у лица мух, Нико вдохнул тяжелый, сырой запах пота, острых специй, навоза, благовоний, фруктов. В животе горело. Желудок поедал сам себя и вытягивал соки из изнуренного тела. Кружилась голова. Глаза выискивали исключительно прилавки с продуктами, многие из которых уже наполовину опустели. Мысли вертелись вокруг одного: схватить яблоко, кусок копченого краба... все равно что. Он гнал их, понимая, что, если дойдет до погони, сил, чтобы убежать, не хватит.

На какое-то время, просто для того, чтобы отвлечься от соблазнов, Нико остановился в тени палатки послушать пение уличных торговцев. Мелодии ласкали слух, хотя искать в их словах какой-то глубокий смысл не стоило: продавцы воспевали предлагаемые товары и превозносили установленные на этот день цены. Ни на что особенно не рассчитывая, Нико поинтересовался, нет ли у них какой-нибудь еды в обмен на работу. Все, к кому он обращался, только качали головой, не желая тратить время на попрошайку. Сами едва выживаем, говорили их глаза. Одна старушка, у которой отрезы праздничных кружев соседствовали с корзинами полусгнившей картошки, усмехнулась, как будто услышала занятную шутку. Впрочем, заметив его голодный взгляд и впавшие щеки, она смягчилась.

— Приходи через пару дней. Имей в виду, я ничего не обещаю, но, возможно, мне понадобится небольшая помощь. Придешь?

Нико поблагодарил ее, хотя и знал, что надежды мало. Да и где он будет через пару дней?

Может быть, пора вернуться домой? Что ему делать в городе? В Красную Гвардию не поступить; он много раз пытался записаться добровольцем, как когда-то отец, но его не принимали из-за возраста, а выглядеть старше не получалось. Весь последний год он перебивался редкими случайными заработками, чаще всего в порту, где таким, как он, платили жалкие гроши. Дни в промежутках заполняло отчаяние. Все объяснялось просто: слишком много народу и слишком мало работы. К тому же из-за длительной осады положение с продовольствием постоянно ухудшалось, и выживать становилось все труднее.

Да, рыхлая островная конфедерация под названием Мерсия оставалась свободной, но маннианцы установили эффективную морскую блокаду, так что надежных торговых путей просто не существовало. Поскольку государства Мидереса, за исключением пустынного Халифата на востоке, оказались под властью Империи, то и все прилегающие воды патрулировались имперскими флотами. Единственным торговым маршрутом, связывавшим Бар-Хос с Мерсией, оставался занзахарский, но и на нем конвои подвергались опасности. Пробиваться приходилось с боями, и при этом корабли постоянно становились добычей неприятеля.

Морская и сухопутная блокады служили удавкой, постепенно затягивавшейся на шее Свободных портов, и в результате люди выживали только за счет бесплатного киша, раздачу которого организовал городской совет. Некоторые горожане выращивали что-то на крышах или на крохотных огородиках. Другие становились на кривую дорожку преступлений или проституции. Третьи пытались выдавать себя за монахов Дао, которым закон все еще позволял выпрашивать милостыню на улицах. Большинство же просто голодали, как Нико.

Дома, по крайней мере, не придется беспокоиться о хлебе насущном и крыше над головой. К тому же, зная маму, можно ожидать, что она либо выгнала Лоса, поняв его истинную сущность, либо он сам сбежал от нее, прихватив, несомненно, все более-менее ценное, а значит, место отца занимает кто-то другой.

Останавливало одно: возвращение к матери означало бы признание того, что он неудачник, неспособный стоять на собственных ногах.

«Но ты и есть неудачник. Даже о Буне не смог позаботиться. Дал ему умереть».

Нет, к этому Нико готов еще не был, а потому и мысль о возвращении отогнал решительным кивком.

Время близилось к полудню, и навесы уже трепетали под горячим дыханием асаго, приходившего всегда в это время года и особенно в этот час. Удушающий зной гнал людей с улицы в относительную прохладу ближайших таверн, где жару можно перенести в тишине и покое, в размышлениях о делах или за игрой в иланг, потягивая из крохотных чашек густой чи. Почти не замечая жары и пользуясь тем, что площадь изрядно опустела, Нико направился к ее юго-западному углу, где она выходила к широкой бухте.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});