Мифы и правда о восстании декабристов - Владимир Брюханов

В 1820–1822 годах страхи Александра пред возникшей, казалось бы, активизацией заговорщиков были столь велики, что потребовали титанических усилий Милорадовича, чтобы затушить скандал, успокоить императора и спасти ядро заговора.

В 1822–1824 годах сохранялась пауза, официально сопровождаемая полным запретом на заговорщицкую деятельность. Долго так продолжаться не могло.

Спасенные от репрессий заговорщики тоже были людьми. Большинство отходило от политической деятельности, убедившись в ее бесперспективности — и это было весьма понятно. Лишь ничтожное меньшинство во главе с Никитой Муравьевым довольствовалось собственными теоретическими разработками и безропотно ждало обещанных изменений к лучшему — ниже мы покажем, как к их возможному наступлению отнесся сам Муравьев!

Немногие деятели третьей категории (Пестель, Рылеев, Сергей Муравьев-Апостол, Бестужев-Рюмин и т. д.) продолжали гореть энтузиазмом, вербовали новых сторонников и поддерживали постоянную угрозу разоблачения и провала, хотя в 1821–1822 годах Милорадович, Киселев и Ермолов сделали все возможное, чтобы их унять.

На распутьи, как легко понять, оказался и сам Милорадович.

Напомним, что то была эпоха крепостного рабства. Одни магнаты держали у себя целые фабрики и заводы с крепостными администраторами, инженерами и рабочими, другие — собственные театры с крепостными режиссерами, драматургами и актерами, а вот Милорадович по собственной воле и под давлением обстоятельств оказался как бы владельцем целого частного политического заговора!

Владел он им, понятно, не на правах частной собственности, и большинство заговорщиков не подозревало даже о наличии такой зависимости, но власть его была фактически не меньшей, чем у других рабовладельцев над своей крещеной собственностью! Во всяком случае, он всегда мог засадить заговорщиков в кутузку, хотя бы за нарушение положения от 1 августа 1822 года. Сходство усиливается и характером юридической ответственности: если по закону крепостные никак не отвечали за действия своего владельца, то последний полностью обязывался перед властями за их законопослушное поведение! Вот и Милорадович более, чем кто-либо другой, нес ответственность перед Александром I и за себя, и за подопечных! Так же, примерно, распоряжался и Киселев «Южным обществом».

Власть их была огромной, но не безграничной: ведь и крепостные, недовольные своим владельцем, всегда готовы были воткнуть топоры в помещичьи черепа. Это не красные слова: именно так завершилась жизнь отца нашего великого художника слова Ф.М. Достоевского, что не мешало позже самому Достоевскому восторгаться богоносной святостью русских мужиков! Примеров таких расправ в эпоху, предшествующую 1861 году, превеликое множество!

Обращение с таким хлопотным хозяйством требовало не меньшей осторожности, чем ныне необходима коллекционеру, скажем, живых ядовитых змей! Но главное было не в этом.

Если в 1820–1822 годах Милорадовичу приходилось не рассуждать, а решительно действовать по обстоятельствам (на что он был весьма горазд!), а затем некоторое время дело шло (или стояло) как бы по инерции, то потом, начиная с 1824 года, ситуация снова изменилась.

С одной стороны, возобновились заботы, создаваемые самыми неуемными из заговорщиков. Если Вадковский даже в 1826 году старался поразить следователей своей готовностью к революционному кровопролитию, то можно представить, как нелегко было в 1824 году втихую и незаметно зажать ему рот и выставить его в провинцию! События первой половины 1825 года (появление Якубовича, продолжение пустозвонства Сергея Муравьева-Апостола и остальных) предрекали только развитие подобных хлопот.

С другой стороны, шло время, и должна была меняться позиция и самого Милорадовича.

Давал ли Милорадович в 1820–1821 годах какие-либо обещения Федору Глинке, Никите Муравьеву и Николаю Тургеневу (последнему — вполне четко намекал еще в январе 1820 года!), но и так было ясно, что определенные обязательства перед заговорщиками у него были — об этом свидетельствуют все эпизоды его негласной опеки.

Но у него были обязательства и перед самим собой: ведь ради чего-то он втравился в 1820 году в сложнейшую эпопею защиты заговорщиков! Только ли оберегая себя от катастрофического скандала ради сохранения за собой места генерал-губернатора?

Даже если в тот момент это было действительно так, то пост генерал-губернатора он успешно сохранил. Но далее время шло, его жизнь неумолимо приближалась к старости, смерти и неизбежному отчету перед Всевышним, в которого верят и масоны. Чего же добился Милорадович после 1822 года для себя, для России, для сумасбродных заговорщиков, взятых под опеку, для великих идеалов, наконец?!

Да ровным счетом ничего: страна по-прежнему находилась в распоряжении императора, продолжавшего забавляться маршировкой солдат и истреблением истинного воинского духа, усиливались экономические бедствия, не было активной внешней политики, а главное — не было надежд на изменения к лучшему!

Хуже того: судя по наблюдениям и расчетам император заготовил себе преемника, способного многие десятилетия продолжать его дело, точнее — безделье; так, согласимся, действительно произошло в реальности! И со всем этим было нужно смириться Милорадовичу, который сам был старше Александра I на шесть лет!

У Милорадовича не было детей, а его возможные продолжатели дела (от Киселева до Никиты Муравьева) не управились бы сами с решением своих задач в условиях продолжения дальнейшего правления Александра I и Николая I — так должен был он считать, и эти опасения тоже воплотились в полной мере!

Нужно было на что-то решаться!

Но на что же можно было решиться, если Александр I всем своим поведением и всеми своими страхами полностью исключал возможность договориться, а сам Милорадович, взяв на себя в 1821 году обязательство за прекращение оппозиционной деятельности, пресек возможность последующего пересмотра этой позиции — ведь невозможно было сознаваться в ее заведомой лживости!

Вадковский, настроенный Пестелем на цареубийство, представлял, несомненно, для Милорадовича вполне определенный соблазн! История эта, ничем не завершившись, вновь сменилась периодом ожидания и выжидания.

До какой степени раздражала Милорадовича и его истинных партнеров вся маразматическая ситуация, в какую прочно засела Россия, свидетельствует беспрецедентная решительность и жестокость, с какой они действовали, начиная с мая 1825 года!

Обстоятельства пока позволяли размышлять и не торопиться.

Милорадович вовсе не был волком-одиночкой; он был военным профессионалом и, хотя никогда не избегал личной ответственности, знал пользу и в коллективных обсуждениях планов.

Масонская среда, в определенной степени гарантирующая сохранение секретности, и собственное служебное положение обеспечивали его советниками высочайшей квалификации. Милорадович мог обсуждать с различной степени откровенности положение России и ее перспективы и с деятелями калибра Сперанского, и с Рылеевым и Никитой Муравьевым (если бы захотел и если действительно хотел), и со многими другими. Никакие беседы такого рода не освобождали его от ответственности и необходимости принимать решение самому — да он от ответственности и не уклонялся (до самых злополучных последних дней своей жизни!).

События декабря 1825 года показали, что заговорщики-декабристы — абсолютно бесполезная публика для осуществления государственного переворота: способность к многолетним практически бесцельным разговорам выдает совершенно иной их жизненный менталитет. Они были как бы обозом в заговоре Милорадовича, но обозом отнюдь не бесполезным в принципе.

Известен анекдот из жизни Наполеона — величайшего в истории военного и политика, превзойти которого и даже приблизиться к которому Милорадовичу так и не удалось. Во время Египетского похода, когда французы попали в окружение в пустыне, Наполеон, занимая круговую оборону, отдал знаменитую команду: «Ослов и ученых в середину!» — тем самым он постарался сохранить жизненно важное транспортное средство (ослов) и самое ценное из остального — мозги ученых, сопровождавших экспедицию.

Вот и Милорадович, взяв своих «ослов» под защиту еще в 1820 году, обзавелся в итоге и муравьевской конституцией, и некоторыми очень небесполезными соображениями, приложимыми на практике. 14 декабря 1825 года Милорадовичу предстояло окончательно убедиться, насколько полезными могут быть его подопечные…

Что же касается причастности к заговору М.М. Сперанского, Н.С. Мордвинова, А.П. Ермолова, П.Д. Киселева и М.С. Воронцова, то об этом сохранилось множество слухов. Напомним, кто и как их распускал.