Картонные звезды - Александр Косарев

— Занятная штучка, — немедленно поднял я ее, — и какая ладненькая.

Я пощелкал выключателем, покрутил единственную ручку настройки — станция безмолвствовала. «Батарейки сели», — уверился я и с сожалением отбросил пластиковый прямоугольник в сторону.

Закончив изготовление костыля, я вернулся к своим пациентам. С удивлением отметил про себя, что пока меня не было, они нашли между собой общий язык и даже негромко общались. Впрочем, ничего ужасного в этом, разумеется, не было. Даже хорошо, что они разговаривали. Представляю, как тяжело лежать молча и мучаться от боли. Согласитесь, что когда с кем-то общаешься (пусть даже и со злейшим врагом), то все же немного отвлекаешься от этой непрерывной муки. Вручив неуклюжую клюку пилоту, я поднял его на ноги, после чего принялся распределять доставшийся мне груз. И груза набралось изрядно. Винтовка, медицинская сумка и два увесистых электронных блока в той самой серой сумке. С винтовкой я колебался недолго. Отстегнув магазин, я зашвырнул его в одну сторону, а саму винтовку в другую. Краем глаза поймал удивленный взгляд американца. «Ничего, ничего, — зло подумал я, — я тебя, если понадобится, и голыми руками задавлю». Оставались две сумки. Я взвесил их по очереди на руке. Серая была гораздо тяжелее, но и зеленая тоже весила немало. Две сумки в дополнение к одной Лау Линь представлялись мне явно излишними. В результате я выбрал самые важные, на мой взгляд, медикаменты и постарался забить ими свободное пространство серой сумки. Что не влезло, просто распихал по карманам.

— Лаунчик, держись крепче, — нарочито бодро воскликнул я, наконец-то впрягаясь в лямки волокуши, — поехали!

Американцу я не сказал ничего. И так должен был понять, что делать. Первые два километра я двигался достаточно бодро. Все же еще были кое-какие силы и местность благоприятствовала относительно беспроблемному продвижению. Но дальше стало идти просто невозможно. Плотные колючие заросли, вставшие перед нами непроходимой стеной, заставили резко изменить саму тактику движения. Теперь я сначала прорубал в них проход на глубину в двадцать-тридцать метров, затем протаскивал по образовавшемуся коридору Лау Линь. Возвращался назад и подтаскивал к ней сумку. А под конец вынужден был снова возвращаться и проводить под ручку еле волокущегося и постоянно скулящего Юджина. Какое-то время я еще терпел его стоны, но вскоре терпение мое лопнуло.

— Закрой пасть! — прикрикнул я на него. — Иначе я прямо сейчас наплюю на все твои сраные секреты, и выбирайся отсюда, как можешь!

После маленькой паузы, вызванной тем, что ему пришлось переводить мои не слишком цензурные эмоции на более понятный ему английский, он поднял залитое потом лицо и ответил совсем не так, как я ожидал.

— Вы совсем не имеете сердца, — сказал он с явным укором.

— Война, приятель! — немедленно отпарировал я. — Ты тоже бомбил вьетнамцев, не спрашивая у них разрешения.

— Я никого не бомбил, — тут же принялся защищаться американец.

— А что же ты тогда здесь делаешь? — картинно развел я руками. — Может быть, птичек изучаешь?

— Но я действительно не бомбил, — продолжал упорствовать Юджин. — Я служил по контракту обычным радистом!

— Радистом?! — мгновенно насторожился я. — И эти… устройства, — подобрал я наконец подходящее слово, — что в сумке, из области твоей работы?

— Ну конечно же, — торопливо согласился он, больше занятый тем, как бы преодолеть очередной завал, нежели анализом направленности моих вопросов. — Я даже и не военный, на самом-то деле, — продолжил он. — И самолет, на котором я работал (он даже подчеркнул голосом слово «работал», а не «служил»), он тоже как бы и не военный. В основном он использовался для обеспечения каналов военной связи и… — тут он запнулся, видимо поняв, что сболтнул лишнее, — и других вопросов.

— Говорят, что ваши самолеты используют какие-то позывные, — как можно более небрежно произнес я, — это для чего делается?

— Все самолеты используют такие позывные, — «просветил» меня он меня, совершенно не подозревая о моих познаниях в данной области. — Во всем мире принята подобная практика. Так удобнее, не какой-то безликий номер используешь, а легко запоминающееся имя или просто слово.

— А у тебя какой позывной был в последний раз? — как можно более равнодушно произнес я.

— Otto-50, — совершенно невозмутимо ответил он.

Я, услышав позывной разведчика, за которым мы так гонялись, чуть ли не завопил от восторга. Вот это удача из удач! Выходит, рядом со мной все это время находился радист именно с того командного пункта, который охотился за нами и за которым, в свою очередь, охотились мы. И не просто какой-то там радист, а именно тот, который, вероятнее всего, отвечал за связь воздушного шпиона с верховным командованием. Хоть он и был, по его заявлению, сугубо гражданским человеком, но все же перед прыжком с парашютом не забыл изъять секретные блоки из аппаратуры дальней связи. И, может быть, в той серой, намявшей мне бока сумке лежит и шифратор линейного кода!!!

Видимо, заметив непонятные изменения на моем лице, Юджин с тревогой посмотрел на меня.

— С вами все в порядке? — поинтересовался он.

— Устал очень, — постарался направить я его мысли в нужном направлении. — Еле на ногах держусь. Придется нам немного отдохнуть.

— Да, да, — с готовностью закивал радист, — идти с таким грузом, как у вас, должно быть, очень тяжело.

Сказал он это с такой искренностью, что я даже удивился. Чего это он, собственно, так обо мне переживает? Но через мгновение сообразил, что я по-прежнему жизненно необходим американцу, как единственный человек, который может вывести его хоть к какой-нибудь цивилизации. И если пойманные вьетнамцами военные пилоты со сбитых самолетов и вертолетов имели мало шансов дожить до перемирия, то он, как человек гражданский, сможет апеллировать потом к Красному Кресту или другой подобной международной организации.

* * *

Привал мы устроили, едва миновали полосу самых густых и непроходимых зарослей. Пристроив Лау Линь в тени и на относительно ровном месте, я буквально рухнул около разбитых о корни деревьев носилок. Я знал, что должен был найти нам хоть какое-то пропитание, раздать лекарства и непременно отыскать воду, но не был способен пошевелить и пальцем. Не было сил даже на то, чтобы достать из кармана очередную порцию глюкозы. Я лежал ничком, безвольно уткнувшись лицом в траву, и какие-то шустрые жучки уже начали осваивать мое небритое лицо. Трудно было приподнять не только голову, но даже палец. Казалось, я потратил не только все физические силы, но даже и те резервы организма, которые всегда остаются про запас. Даже сглотнуть вытекающую изо рта слюну и то было неимоверно трудно. И тут я ощутил на своем затылке легкую ладошку Лау Линь. Она даже и не гладила меня, а просто держала руку на голове, словно передавая неосязаемую жизненную энергию. И через пять минут я смог поднять эту свою черепушку каменной тяжести. А еще через пять перевернуться на бок, поднять глаза и поймать взгляд нашей медсестрички.

— Как ты? — тревожным голосом спросил я, увидев ее осунувшееся лицо и побледневшую кожу.

— Главное, как ты? — спросила она. — Мы ведь от тебя зависим. Хватит ли у тебя сил идти дальше. А нет…

— Конечно же хватит, — поспешил я вселить в нее уверенность. — Вот только покушать бы чего… Наверняка здесь много всего растет, — обвел я кроны ближайших деревьев плотоядным взглядом, — вот только знать бы, что срывать.

— А ты срывай все, что попадется, — тут же предложила она, — я потом разберусь.

На сбор дикоросов и их примитивную кулинарную обработку ушло не меньше трех часов, но и результат был вполне обнадеживающим. Впервые за три дня мы досыта набили животы печеными плодами, хоть и пресными на вкус, но довольно питательными. До заката оставалось еще часа три, и по идее, можно было преодолеть еще какое-то расстояние, но при одной мысли, что предстоит вновь впрягаться в волокушу, меня бросало в дрожь. Заметив это, Лау Линь поспешно заявила, что очень устала и просит передохнуть до утра. Конечно, организация ночлега тоже требовала определенных усилий, но это было совсем не то, что мне пришлось бы затрачивать при движении. Дело даже не-в том, что я был совершенно вымотан. Срочно требовалось сделать две совершенно безотлагательные вещи, от которых не в меньшей степени зависели наши жизни: отыскать воду, поменять раненым повязки и накормить их имеющимися в наличии лекарствами. Вода была важнее всего, ибо без нее невозможно было даже запить порошки и таблетки. Кряхтя и постанывая, я поднялся на ноги и, подхватив пустую флягу, к счастью сохранившуюся у Лау Линь, двинулся по лесу. Ориентировался я по компасу, считал вслух шаги и поэтому особо не боялся заблудиться. Благо растений, содержащих в своей сердцевине один-два глотка воды, попадалось на пути достаточно. Чисто механически сливая драгоценные капли во флягу, я невольно задумался над непостижимыми хитросплетениями человеческих судеб.