Николай II. Отречение которого не было - Петр Валентинович Мультатули

Михаил Александрович записал в свой дневник, что «рабочие с красными флагами бросали в полицию ручные гранаты и бутылки, войскам пришлось стрелять»[843].

Генерал Спиридович вспоминал: «25 февраля, в субботу, забастовка в Петрограде охватила 240тысяч рабочих. […] На Выборгской стороне около 10 утра по Самсонъевскому проспекту двигалась толпа рабочих 600 человек. На углу Финского переулка и Нижегородской улицы сотня казаков и взвод драгун заградили им путь. Толпа остановилась. Туда же явился с нарядом конной полиции 10 человек полицмейстер Шалфеев. Подъехав к толпе, он стал уговаривать рабочих разойтись. Казаки и драгуны уехали. Толпа поняла это как нежелание войск сотрудничать с полицией и бросилась на Шалфеева. Его стащили с лошади, тяжело ранили железом, избили. Бросившийся на выручку наряд полиции был смят. С обеих сторон раздавались одиночные выстрелы. В полицию бросали камнями, кусками железа. Подоспевшие наряды разогнали, наконец, толпу. Шалфеева в бессознательном состоянии отвезли в госпиталь»[844].

Генерал Глобачёв: «Первые признаки бунтарства произошли 25 февраля. Солдаты Лейб-гвардии Павловского полка отказались исполнить приказание своего командира батальона и нанесли ему смертельные поранения на Конюшенной площади. Зачинщики были арестованы и преданы военно-полевому суду»[845].

Генерал Курлов пишет о дальнейшей судьбе этих подстрекателей: «Задержанные были водворены на гауптвахту Зимнего дворца, откуда ночью бежали»[846].

В 15 часов на Знаменской площади около памятника императору Александру III казачья сотня не дала отряду конной полиции разогнать мятежную толпу. Причём казак Фролов насмерть зарубил шашкой полицейского пристава ротмистра Крылова, пытавшегося вырвать красный флаг из рук манифестанта. Толпа ревела от восторга и качала на руках казака-убийцу. Тело убитого русского офицера Крылова ещё долго лежало на площади. Толпа с любопытством его разглядывала.

У Казанского моста казаки отбили у полиции арестованных и ранили двух городовых.

Между тем, однако, достаточно было мало-мальски жёсткой позиции войск, чтобы мятежников охватывала паника. Так, около 18 часов у городской думы на Невском проспекте революционные боевики стали стрелять из толпы по полиции и драгунам 9-го запасного Кавалерийского полка. В ответ на это офицер спешил своих драгун и приказал дать залп по толпе. Несколько человек было убито, несколько ранено. Толпа разбежалась. Как пишет генерал Спиридович: «На тротуарах паника. «Стреляют, стреляют!» — слышалось по Невскому. Этот слух произвёл охлаждающее действие. […] Начали говорить, не пора ли всё кончать, так как войска переходят к решительным действиям. Говорили о необходимости кончать забастовку. К ночи Невский опустел. Была видна лишь полиция, разъезды жандармов, казаков, драгун»?[847]

В этот момент мы вновь видим, кто был действительно главной движущей фигурой февральского заговора. Мы снова видим, что не думские вожди были этой движущей силой, а Керенский. При первых же проявлениях неудач в ходе февральских событий он немедленно начинал действовать, проявлял кипучую энергию и изобретательность, которые благодаря ничтожеству и организаторской расслабленности военных и гражданских властей Петрограда неизменно приводили к успеху. Конечно, дело заключалось не только и не столько в организаторских способностях Керенского, сколько в наличии у его тайных руководителей обширного числа высокопоставленных сторонников.

Так было и вечером 25-го февраля. Причём для своих целей Керенский воспользовался заседанием той самой городской думы, возле которой только что произошли трагические события. В городской думе в этот вечер 25-го февраля шло заседание, посвящённое продовольственному вопросу. Как пишет Спиридович, заседание это было превращено городскими депутатами в революционный митинг. Любопытен состав митингующих «революционеров»: сенатор С. В. Иванов, председатель финансовой комиссии петроградской думы генерал-от-инфантерии П. П. Дурново, профессор М. В. Бернацкий. О последнем достаточно сказать, что в сентябре 1917 года он станет министром финансов у Керенского.

Выступающие на заседании городской думы требовали немедленной отставки правительства, заявляли, что «не верят Верховной власти». Вскоре накал страстей в городской думе достиг своего предела. И вот тут-то на заседании появился Керенский. Появился как представитель законодательной власти — Государственной Думы, в тот момент, когда её руководство, все эти болтливые вожди, все эти лидеры «Прогрессивного блока», все эти неудачливые многолетние заговорщики отсиживались непонятно где или что-то лепетали насчёт поставок хлеба. Например, Родзянко в городской думе тоже ждали, но он не смог приехать, так как был занят в Государственной Думе очень важным делом — «разбирал законопроект о расширении прав городских самоуправлений в области продовольствия»[848].

Пока Родзянко занимался продовольствием, Керенский занимался политикой, неумолимо перетягивая одеяло власти на себя. Под бурную овацию городских депутатов, генералов, сенаторов, профессоров он властно взошёл на трибуну. Речь его была как всегда истерична, но никто не слушал, что он говорил, слушали, как он говорил. Керенский кричал «о преступном самодержавии», о его «безвинных жертвах». Тут же, кстати, к городской думе поднесли на носилках тела этих жертв, после чего «настроение достигло полного возбуждения»[849].

Между тем трусость и расслабленность власти в Петрограде уже 25-го февраля не может не потрясать. К ночи 25—26-го февраля полицией и жандармерией было арестовано около 100 членов революционных организаций, в том числе 5 членов Петроградского комитета Российской социал-демократической партии и двое ранее не арестованных членов Рабочей группы.

Заседание городской думы потребовало по телефону от генерала Балка немедленного освобождения арестованных, в том числе и авторов вышеуказанного воззвания. Вместо того чтобы воспользоваться ситуацией и арестовать главных зачинщиков, собравшихся в городской думе, в том числе и Керенского, Балк приказывает освободить некоторых арестованных.

В 22 часа 25-го февраля генерал Хабалов собрал командиров запасных батальонов и начальников участков военной охраны. Хабалов зачитал им телеграмму Государя и отдал приказ на 26-е февраля: толпы не агрессивные разгонять кавалерией, толпы революционные после троекратного предупреждения — расстреливать.

Около 23 часов 45 минут 25-го февраля на казённой квартире председателя Совета министров князя Н. Д. Голицына на Моховой улице д. 34 началось совещание министров. Впервые за время беспорядков Совет министров обсуждал создавшееся положение[850]. Но и на этом заседании главным обсуждаемым вопросом было не подавление беспорядков, а взаимодействие с Государственной Думой. Предлагалось её распустить. За это были министры внутренних дел А. Д. Протопопов, юстиции Н. А. Добровольский и обер-прокурор Святейшего Синода Н. П. Раев. Все остальные министры были против роспуска Думы. При этом Совет министров проявлял ту же самую политику заигрывания с революцией, что и военные власти. Вместо выработки решительных мер по противодействию беспорядкам стали обсуждать возможность отставки Протопопова. Вызванный на заседание генерал Хабалов был настолько растерян и испуган, что даже забыл сообщить министрам о царской телеграмме. По докладу начальника директора Департамента полиции А. Т. Васильева министры высказывали предложения подавить волнения силой и даже поднимали вопрос об осадном положении, но так и оставили его нерешённым. В конце концов, Хабалов