Афанасий Фет - Михаил Сергеевич Макеев

отличие от «фермы», которой была Степановка, Воробьёвка представляла собой настоящее поместье. Фет писал Толстому 8 ноября 1877 года: «Имение очень хорошо, и мне и жене нравится. А это главное. Прекрасный лес, тем более что это какой-то оазис среди безлесья, и оазис должно быть в 1000 десятин лесу, в котором и наша часть в 270 десятин прелестна. Парк по оврагам с ключами и из него Коренная пустынь (мужской монастырь. — М.М.) как на ладони». Другому своему корреспонденту Фет сообщал ещё более восторженно: «Поистине очаровательное имение, как усадьба и как местность. Если эстетический человек может где вздохнуть свободно от трудов, то это без сомнения там». С самого начала Воробьёвка настраивала нового владельца на философский лад: «Если мы, люди, не внесём туда нашей обычной чепухи, то Воробьёвка останется тем, чем есть в сущности, — раем земным, по климату, положению, растительности, тени и удобствам. Это именно место для людей, убедившихся, что не только один человек, но и вся человеческая история, построенная, как французская мелодрама, на не совместимых пружинах, — в сущности пуф, так как в ней гоньба за вечно недостижимым, а солнце, луна и звёзды, мирно проступающие между тёмными верхушками столетних дубов, — видимые края той вечной, непорочной ризы божества...»517

Имение, однако, находилось в запущенном состоянии: отсутствовали необходимые для хозяйства постройки, большой дом надо было перестраивать, отношения с крестьянами также не были урегулированы, парк и хозяйские земли плохо огорожены, из-за чего крестьянский скот постоянно наносил им ущерб. Необходимо было срочно браться за работу по обустройству дома и имения: оборудовать хозяйственные помещения и конюшню для лошадей, которых нужно было пригнать из Степановки; рыть колодец; очищать и огораживать парк (в этом большую помощь оказал брат Пётр, вернувшийся на время из своих путешествий и очень полюбивший «Воробьёвочку», в которой ему, конечно, тоже нашлось место); ремонтировать роскошную теплицу; в доме вставлять стёкла; бороться с пьяницей-печником, налаживавшим печи; практически заново класть паркет; перестраивать чердак, превращая его в полноценное жильё; поднимать потолки; перевозить мебель (ничего не хотелось бросать, и занимавшаяся этим вопросом Мария Петровна перевезла в новое жильё даже кактусы); везти из Москвы зеркала, замки и прочее. Ночевать во время ремонта приходилось в единственной комнате, пригодной для жилья.

За все эти хлопоты сам Фет и его супруга взялись с большой энергией — они однажды всё это уже проходили и, несмотря на разные недомогания (Фет страдал от геморроя, его продолжала мучить одышка, сильно ослабело зрение), повели дело быстро и целеустремлённо. Новый хозяин сам, охотно орудуя садовыми ножницами, подрезал в парке чрезмерно разросшиеся ветви. Уже весной 1878 года дом был вполне пригоден и для обитания хозяев, и для приёма гостей. Первыми были приглашены, конечно, Боткины — милый Дмитрий Петрович с семьёй. Последнее, что оставалось сделать, — сложить с себя все служебные полномочия в Орловской губернии. Фет не мог больше исполнять обязанности мирового судьи по Мценскому уезду. Сдавал дела он не без сожаления, но в его жизненные планы земская служба не входила.

Каковы были эти планы? Продажа Степановки и покупка существенно более дорогой Воробьёвки свидетельствовали об улучшении материального положения Фета. В это время он уже мог считаться человеком не просто состоятельным, но даже богатым — сказались и собственный упорный труд, и способность жить по средствам, накапливая, а не тратя капиталы, и удачные приобретения. (В дальнейшем его благосостояние будет только возрастать). Хотя Фет не собирался отказываться от личного контроля над хозяйством, остававшимся для него основным источником средств к существованию, и никогда не пересматривал своё убеждение, что только присутствие хозяина в имении может гарантировать его сносное функционирование, он всё же собирался уделять сельским делам меньше внимания, найдя ответственного управляющего. «Конечно, я не настолько богат, чтобы махнуть рукой на хозяйство, тем более что у меня, по воле Аллаха, теперь нет иного источника существования; но такое махание рукой моё конечное pium desiderium[36], и я постараюсь смотреть на эти дела сверху вниз, чтобы они не разбежались, как стадо без пастыря»518, — писал он Н. Н. Страхову.

Покупка не просто большого имения, отличающегося от прежнего размерами, но имения с традиционными дворянскими чертами подходила к возвращённой фамилии намного лучше, чем степановская «ферма», подчёркивала дворянский характер вкусов новоявленного Шеншина. Новая жизнь, сохраняя такие черты, как хозяйственность, трудолюбие, должна была включать и элементы сибаритства и разумной изящной роскоши; её составной частью должны были стать не только тщательный надзор за хозяйством, но и прогулки по парку, отдых в доме и беседках.

Переселение в Воробьёвку оказалось своеобразным возвращением Фета в литературу, отчуждённым от которой он чувствовал себя в «фермерские» годы. Освобождаясь от груза хозяйства или, во всяком случае, облегчая его себе, Фет хотел дать полное выражение своим интеллектуальным способностям, своему лирическому таланту, превратившись в литератора, совершенно противоположного тому, каким он пытался стать во второй половине 1850-х годов; литератора, занимающегося творческой и интеллектуальной работой, которая не является «профессией»; литератора, высоко ценящего свой труд и потому по-прежнему не отдающего свои произведения бесплатно, но и не зависящего от гонораров. Этот тип литератора, для того времени уже архаический, соответствовал и творческой, и общественной позиции Фета. Следить за хозяйством, прогуливаться по парку, сочинять стихи, принимать гостей, давать приют родственникам, встречаться со старыми друзьями — такова была намеченная поэтом новая модель жизни, к воплощению которой он приступил немедленно после того, как приготовил для неё достойное место.

НОВЫЙ ДРУГ

С самого начала в Воробьёвке у Фета сложилась размеренная жизнь сельского джентльмена. Для прогулок хозяина по огромному парку (ему из-за сильной одышки было уже нелегко ходить) были приобретены всё тем же замечательным фактотумом Иостом два ослика. «Я так доволен своим прекрасным далеко, как только может быть доволен человек, которому 23 но[ября] стукнет 58 лет. Дом наш тёплый, чистый, вполне барский и даже нарядный, в парке я даже сегодня гулял с восхищением. Жена возмечтала для горных тропинок парка об осле, и вот на днях управляющий купил в Орле у преображ[енского] офицера, вернувш[егося] из Болгарии, целую пару: Гарун и Ханума. Я сам иногда на них катаюсь. <...> Трогательные ослики!»519 — сообщал Фет своей давней постоянной корреспондентке, писательнице Софье Владимировне Энгельгардт. Хаиме, как в письме другому адресату называет ослицу Фет, уже была готова произвести «к