Медвежатник - Евгений Сухов

— Ладно уж, — отмахнулся старик, — не рви душу. Ступай себе! На дорожку присаживаться не будем, ни к чему. Это подразумевает возвращение, а топать в обратную сторону тебе ни к чему. Живи по-новому.

Комната Парамона, всегда такая уютная, теперь выглядела совершенно чужой. Они обнялись, сдержанно похлопали друг друга по спине.

— Провожать не буду. Доберешься сам, — сердито буркнул на прощание старик, пряча лицо.

— Дай бог, когда-нибудь встретимся, — почти без эмоций произнес Савелий и улыбнулся — бодрее, чем следовало бы.

На улице их ожидала пролетка.

— Позволь, Савелий Николаевич, чемодан твой положу, — напросился на подмогу нищий в стареньком зипуне. — Мне-то сподручнее будет.

— Уважь, коли так, — протянул Савелий чемодан хитрованцу.

А когда тот уложил вещи, не стал обижать гривенником, а сунул ему десятирублевку.

— Ох, напьюсь! — громко возликовал хитрованец, запрятав поглубже красненькую и, посмотрев на спутницу Родионова, добавил сдержанно: — А еще помолюсь за тебя, Савелий Николаевич, да за супружницу твою. Пускай все хорошо будет.

И, согнувшись в поясе, терпеливо стал дожидаться, когда тронется пролетка. Колеса скрипнули, и лошадки, подгоняемые Андрюшкой, лихо рванули с места экипаж, обдав шальным ветром стоящих рядом.

* * *

Александровский вокзал встретил Савелия с Елизаветой деловым гомоном. Посмотрев на часы, Савелий направился в левое крыло здания, где располагался зал ожидания для пассажиров первого класса.

До отправления поезда оставалось пятьдесят минут, вполне достаточно времени, чтобы посидеть в ресторане и выпить на дорожку кагора. Обстановка в ресторане располагала к обеду — стены расписаны в стиле модерн, потолки — замысловатым орнаментом. Здесь хорошо отдыхалось.

— Какая встреча, господин Родионов! — услышал Савелий за спиной знакомый голос.

Он обернулся и увидел Аристова. Генерал, дружелюбно раскинув руки, шагнул навстречу.

Родионов изобразил вымученную улыбку и протянул руку. Рукопожатие у Аристова в этот раз оказалось слабоватым.

— Так вы уезжаете?

— Да, — несколько рассеянно отвечал Савелий. — Вдали от Москвы у меня имеются кое-какие дела.

— Очень интересно. Это где же, в Париже?

Савелий внимательно посмотрел на генерала:

— Вы знаете и об этом?

— Бог ты мой! — всплеснул Аристов руками. — Дорогой вы мой Савелий Николаевич, вы опять забыли, с кем имеете дело. Все-таки я генерал полиции и должен знать и заботиться о многих вещах.

— Я весьма польщен, что моей скромной персоной заинтересовался такой важный чин.

— Вы мне явно льстите, Савелий Николаевич, а потом я хочу заметить, что вы скромничаете. Мне кажется, что многие позавидовали бы вашим достижениям.

Беседа начинала принимать томительный характер. Савелий выразительно посмотрел на часы и протянул с сожалением:

— Ох, кажется, мне нужно торопиться, скоро мой поезд. Жаль… я бы еще с вами побеседовал.

— Неужели? — очень искренне удивился Григорий Васильевич. — А я-то думал, что ваш поезд отходит только через сорок минут. Мне казалось, что у нас с вами еще останется время побеседовать. А то у нас разговор в салоне у мадам Гагариной получался всегда какой-то обрывочный. Кстати, вот мой долг вам, — генерал Аристов сунул в руки Савелию конверт. — Нужно было давно отдать, но все как-то не получалось.

— Благодарю вас, — Родионов небрежно сунул конверт в карман пиджака. — В сущности, это мелочь.

— Возможно… А знаете, я для вас приготовил сюрприз, — неожиданно бодро произнес генерал. — Не желаете немного пройтись со мной?

— Это куда же? — очень искренне удивился Савелий.

— Недалеко, — мягко улыбнулся генерал. — Тут на вокзале есть полицейский участок. Я бы с вами хотел переговорить до отправления вашего поезда.

Савелий посмотрел на Елизавету и виновато произнес:

— Дорогая, побудь, пожалуйста, здесь. Я скоро подойду. Сама понимаешь, генералу нельзя отказать в просьбе.

— Ну вот и славненько, — бодро отозвался Аристов. — Вы не беспокойтесь, мадам, все будет в порядке!

От внимания Родионова не укрылось, как городовой, торчавший посреди улицы коломенской верстой, не без интереса посмотрел в их сторону. Дурной признак. У самого тротуара стояло четверо крепких мужчин в одинаковых темных костюмах; фигуры ладные, крепкие, от одного их вида так в дрожь и бросало. Наверняка они ненавязчиво опекали своего начальника. Можно представить, что будет, если Савелий Николаевич вдруг задумает пуститься в бега — откуда-нибудь из ближайшей подворотни выпрыгнут с полдюжины таких же широкоплечих парней и безжалостно вомнут его в землю.

Савелий улыбнулся невеселым мыслям. Не дождетесь!

Полицейский участок и в самом деле оказался близко. Судя по огромному количеству городовых, генерала здесь ждали. Околоточный выкатился к ногам его сиятельства запеченным колобком и, глотая слова, принялся рапортовать.

— Хватит, — вяло отмахнулся генерал, — не до тебя. — Он уверенно прошел в помещение, увлекая за собой Савелия, и проговорил: — Сюрприз у меня для вас. Я уверен, что он вам понравится.

Вдоль стен, выстроившись в ряд, стояли четверо полицейских. Вытаращив от страха глаза, они разглядывали генерала так, как будто у него на голове росли рога.

— Всем выйти! — распорядился генерал.

Полицейские, топоча сапогами, поспешили вон.

Савелий неопределенно пожал плечами: мол, что такое учудит генерал дальше. Генерал достал из кармана распечатанный гербовый конверт и положил его перед собой.

— Вот он — сюрприз! — Генерал ткнул в конверт пальцем.

— Я не понимаю вас, — сдержанно проговорил Савелий.

— В этом конверте приказ о моем увольнении со службы… Не удивляйтесь: дело обстоит именно таким образом. Господин Ракитов все-таки сдержал свое слово. Но это будет только завтра, а сегодня я еще заведую московским сыском. Вот так-то, батенька.

— Интересное дело, — согласился Родионов, — но какое отношение это может иметь ко мне?

— Вы еще не понимаете? — удивился генерал. — А все дело в том, что вы главный виновник моего увольнения, всех моих последних неудач. Видите ли, Савелий Николаевич, я никак не мог уличить вас, хотя обо всем и догадывался. — Генерал Аристов помолчал и бросил на Савелия короткий пристальный взгляд. — Все-таки странная наша страна, Савелий Николаевич. Вот, говорят, что Русь-матушка велика и обильна, богата талантами. Я долго за вами наблюдал, Савелий Николаевич. Вы, безусловно, талантливый человек, умный, образованный, эрудированный, но отчего же ваши таланты используются не на общественное благо, отчего вы не желаете служить Отечеству? Отчего покорились своим страстям?

Родионов был удивлен не на шутку — вот уж чего он никак не ожидал услышать от начальника московской уголовной полиции, так это моралистической беседы. Он неопределенно мотнул головой.

— А вы, генерал, все ли свои таланты обращаете на пользу Отечеству? Я тоже за вами наблюдал все это время. — Савелий усмехнулся. — Вы ведь тоже во власти своих страстей. Карты, женщины… Разве эти страсти не отвлекают вас от служебных обязанностей?

Генерал улыбнулся и кивнул:

— Вот-вот, Савелий Николаевич, я об том и толкую. Что я ничем не лучше вас. Так почему же я должен решать вашу судьбу? Какое я на это имею право, коли сам не без грешка? Но хочу вас предупредить: меня-то из полиции уволили, но на смену мне придет новый человек. Уж он-то наверняка возьмется за дело со рвением. И с вами миндальничать не станет. Так что мой вам совет: езжайте с богом в Европу — да переждите там годков пять, пока тут все не утрясется и не порастет бурьяном забвения. А там, глядишь, может, судьба вам что-то новенькое предложит.

Савелий с сомнением поглядел на Аристова.

— И все же, генерал, объясните — ей-богу, не возьму в толк, — отчего вы мне свободу даруете?

Аристов нахмурился.

— Ежели по чести сказать, то… Я вас уважаю, Савелий Николаевич. Уважаю вас за то, что вы такой… как бы это выразиться… очень русский человек. Удаль в вас, азарт бесшабашный, опять же, как я уже сказал, талант недюжинный. И на власти вам наплевать, точно вы соревнуетесь: кто кого осилит. Конечно, все это не дело — то, чем вы промышляете, но все равно, думаю, таким, как вы, надо долго жить — авось что-то дельное из вас и получится. Бог даст, вы еще для России послужите — на свободе-то. Ну, в самом деле, не все же вам сейфы ломать… Может, придет время, одумаетесь, возьметесь за другое, богополезное ремесло. Вот и весь мой сказ. Потому я вас и отпускаю на все четыре стороны. — Генерал выглядел усталым. — Я говорю совершенно серьезно. Вы свободны! Но эту свободу я предоставляю вам в течение ближайших двадцати четырех часов. — Генерал посмотрел на часы и добавил: — Вы уже опаздываете на поезд, но у вас достаточно времени, чтобы поступить благоразумно. Желаю успеха! — Аристов протянул руку.