Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков - Александр Иванович Яковлев

возвращались из лагерей священники и только начинали втайне составлять синодики тысяч погибших за веру. Не удивительно, что в атмосфере все новых и новых небольших уступок со стороны Советской власти церковные люди искренне поверили в возможность подлинного церковного возрождения. И сам Патриарх Алексий, награжденный советским орденом Трудового Красного знамени, говорил о возможности создания «Московского Ватикана», а митрополит Григорий (Чуков) мечтал о внутреннем расширении

Церкви «до размеров старого доброго времени» (цит. по: 198, с. 331).

То были не совсем беспочвенные надежды, и ради их реализации священноначалие считало возможным идти на уступки Советской власти в вопросах второстепенных. Например, в церковный календарь включили светские и советские праздники: день памяти В. И. Ленина, день Красной Армии, годовщину Великой Октябрьской социалистической революции, день Сталинской Конституции, – фактически как бы призывая верующих почитать память своих же гонителей. Один из современных историков называет это «демонстрацией верноподданнического усердия» РПЦ (54, с. 257). Но можно ли упрекать Церковь за этот вынужденный компромисс? Можно ли ставить в вину выведенному из темницы узнику, еще скованному по рукам и ногам, что он по требованию тюремщиков благодарит их за свежий воздух и солнечный свет? Бог судья таким коммунистическим и либеральным историкам.

В воспоминаниях А. Б. Свенцицкого приводится случай вызывающе антисоветского выступления в московской церкви. В мае 1946 года в храме Ильи Обыденного в праздник иконы Нечаянная Радость служил Патриарх Алексий. По окончании литургии протодиакон Николай Орфенов, обладавший сильным голосом, прогремел многолетие Святейшему Патриарху, а после начал: «Богохранимой стране нашей Российстей, властем и воинству ея и первоверховному Вождю…». И в это время какая-то пожилая женщина, плюнув в протодиакона, закричала во весь голос с солеи: «Не смейте поминать диавола, христопродавцы!». Отец Николай во всю силу голоса уже не пел, а кричал: «Многая лета!». Хор поспешно загремел: «Мно-о-о-гая ле-е-та!!!». Но женщину заглушить не могли. «Христопродавцы! – яростно кричала она. – Не сметь поминать!» Настоятель отец Александр Толгский побелел. В храме началась давка. Молящиеся бросились к дверям, к открытым выходам, и в несколько минут храм опустел. Спокойным оставался лишь Святейший Патриарх. Почему никто из служителей храма впоследствии не пострадал, недоумевал А. Б. Свенцицкий, непонятно, «у меня же тогда было такое ощущение, что вот-вот подадут автобусы и всех нас повезут расстреливать». Выйдя их храма, он буквально бросился бежать домой (151, с. 280–281).

Фактом остается то, что Русская Церковь была полностью лишена свободы в своей не только внешней, но и внутренней деятельности. Выборы патриархов, назначения епископов, хиротонии священников, количество православных храмов, издание Библии и богослужебной литературы, численность студентов духовных учебных заведений и многое другое определялось не церковным сообществом, а государственной властью. Вавилонское пленение Русской Церкви продолжалось.

Стоит рассмотреть основные положения Инструкции уполномоченным Совета по делам Русской Православной Церкви от 9 января 1947 года, переданной в областные центры. В Инструкции не только детально расписано содержание ежеквартальных отчетов, которые уполномоченные должны были посылать в Москву: «1. Подробный анализ происшедших за квартал изменений количества действующих церквей… с указанием причин этих изменений, а в отношении монастырей подробно докладывается о выполнении Постановления Правительства от 29/1-1946 г.»; «2. О духовенстве в отчете дается объяснение происшедших за квартал изменений, т. е. сколько убыло и по каким причинам и вновь рукоположено, выделив число лиц с богословским образованием»… «5. Привести конкретные факты о нарушениях закона и постановлений Правительства о Церкви советскими органами и их представителями и духовенством, и что предпринято по устранению этих нарушений»; «6. Привести факты вмешательства во внутрицерковную жизнь представителей советских органов». В инструкции имеются следующие рекомендации уполномоченному: «При ознакомлении на местах с положением и деятельностью приходов, с состоянием религиозного движения среди населения и т. и. не допускать даже видимости вмешательства во внутрицерковные дела, поэтому Совет запрещает уполномоченным производить специальные вызовы духовенства, церковных служителей и отдельных верующих с целью получения от них сведений о церковной жизни и о религиозном движении, а также вести специальные опросы и требовать какие-либо письменные сведения, справки и т. и., касающиеся церковной жизни… Все интересующие вопросы и сведения необходимо выяснять путем тактичных попутных бесед с отдельными, заслуживающими доверие лицами из числа духовенства, церковных служителей и верующих и другими путями» (155, с. 5–6).

Итак, с одной стороны, подчеркивается самостоятельность Церкви, с другой – попросту рекомендуют заводить тайных осведомителей. Особый раздел посвящен взаимоотношениям уполномоченного с епархиальным архиереем. В нем содержится предупреждение от выражения как «пренебрежительного», «не совсем нормального отношения» к епископу, так и от «недостаточно критичного», вследствие чего уполномоченный рискует «подчас подпасть под влияние» епископа (155, с. 6–7). Отчеты уполномоченных в 1946–1953 годах были еже-квартальными, в 1954–1957 годах – полугодовыми, а с 1958 года – годовыми.

Что же удивительного, что в таких условиях обширные планы Патриархии о строительстве в Москве Православного центра, включающего храмы, учебное заведение, типографию, были легко забыты властью.

Наибольшее развитие в конце 1940-х – начале 1950-х годов получили международные контакты РПЦ. Упрочиваются отношения с братскими Поместными Церквами Сербской, Румынской, Болгарской и Греческой; происходит обустройство Чешской Православной Церкви; улажены отношения с Польской Церковью, получившей статус автокефальной; в ходе паломничества Патриарха Алексия на Святую землю в 1945 году был решен вопрос о возвращении части имущества Русской духовной миссии законному хозяину – РПЦ. После встреч и переговоров Патриарха Алексия с главами Поместных Церквей – Александрийской и Антиохийской – восстанавливаются нормальные межцерковные связи. Митрополит Николай (Ярушевич) заложил начало двусторонних связей с Англиканской Церковью и Всемирным Советом Церквей.

Святитель Лука Крымский, икона афонского письма

Все это могло происходить только с согласия власти. Например, возвращение имущества Русской духовной миссии произошло в израильской части Палестины благодаря тому, что СССР решительно поддержал создание еврейского государства, и еврейские лидеры готовы были во многом пойти навстречу Москве. Но другие объекты недвижимости находились под контролем Иордании, чья политика контролировалась из Лондона, и там Русская Церковь ничего не смогла вернуть. О важности поддержки государства для Церкви свидетельствовали, например, беседы Патриарха Алексия в Египте в 1960 году. В одном из приходов в Каире было 30 человек, но среди них раскол: часть считала священника «красным коммунистическим священником» и не разделяла его стремления к установлению связей с Московской Патриархией. Тем не менее, при содействии сотрудников советского посольства приход перешел под юрисдикцию Московской Патриархии (1, л. 33).

О степени самостоятельности священноначалия во внешних связях свидетельствуют два документа из фондов архива МИД СССР. В первом председатель Совета по делам религий Куроедов обращается к заведующему отделом Ближнего Востока МИД СССР Киселеву: «Что же касается приема Патриарха Алексия президентом и премьер-министром Израиля, то, видимо, неудобно будет отклонять их предложения, хотя мы и