Темная душа: надо память до конца убить - Ирина Павловна Токарева

себя заставить думать о нем без неприязни, – Норри нашел его лежащим у камня в лесу.

– Я знаю про камень, – перебила Элен, – видела его на рисунках. На камне стоит девушка, раскинув руки, словно птица. Лицо ее мне хорошо запомнилось. Она всегда была рядом с твоим отцом. Ни днем, ни ночью его не оставляла. Лицо твоей матери на всех его картинах. Твоя мать не позволила мне быть рядом с ним, забрала его. В том кэбе, видишь? – там картины, которые он сделал, когда вы жили у меня. Заказчики не покупали их, потому что мастер не те лица рисовал, возвращали, не платили. Он мне приказывал: «Сожги хлам, Элен»! Я не слушалась, прятала их, хранила, и вот возвращаю тебе, наследнику.

– Она забрала его не только у тебя, Элен, – МакГрей не услышал, что кормилица говорила про картины, не удостоил кэб и взглядом, – забрала его у меня, у бабушки, у деда, у всего мира. Никого он не любил в жизни, кроме нее. Ни к чему не был привязан, всех гнал прочь. Его идол была она, эта женщина.

– Он дорисовал ее? – спросила старушка, поглаживая его по руке.

– Как он рисовал ее! – помимо воли вспомнил он, – Ты должна знать, Элен, что происходило с нами после возвращение в поместье после смертью деда… Самым страшным кошмаром моего детства были те моменты, когда отец возвращался к Картине. В обычное время он бывал сносен, но в те дни и месяцы… Он кричал мне, десятилетнему мальчику: «Убирайся, убийца»! Закрывался в своей комнате, этой проклятой тюрьме, рыдал там, что-то швырял, гремел, сражался с демонами. Затихал на недели. Я спросил однажды у бабушки: «Кого я убил»? Она не ответила, но в тот же час мы собрались и уехали из Тэнес Дочарн навсегда. Картину отец все-таки дорисовал, Элен, я видел ее.

Ангус скользнул взглядом по тусклым окнам особняка, который посетил последний раз незадолго до смерти отца. Старушка внимательно слушала его.

– Мы стояли перед ней, я и Джон Милле, отцовский друг юности. Она выходила из воды, переливающаяся светом, волшебная, клянусь, Элен, она была живая, ее глаза говорили с нами. Старик Милле – он тоже художник, – потерял дар речи. «Почему ты не вернулся? – спросил он отца, плача, прямо как ты теперь, – Я никому ничего не сказал»! Отец засмеялся: «Зачем мне вы? Единственная моя драгоценность перед тобой. Взгляни последний раз, Джон Милле, на ту, которую тоже любил, хоть и пытался меня убедить в обратном. Взгляни и пошел вон». Я остался с отцом наедине, оторваться от Картины не хватало сил. «Твоя мать», – отец указал на нее, и мы поговорили с ним о ней, единственный раз в жизни. После моего уезда он уничтожил Картину в приступе безумия – я уверен в этом. Он обещал, что кроме нас двоих никто ее не увидит. Его комната закрыта, дверь заложена тяжелым засовом. Отец сделал это, прежде чем уйти. Он знал, что идет умирать. Я не войду в его комнату. Никто не должен туда входить. Демоны, всю жизнь терзавшие отца, все еще обитают там. Пусть они останутся взаперти. Это его завещание. Еще он завещал не подписывать свое надгробие. Память о нем должна исчезнуть.

Элен видела – ее вскормленник мучается, рассказывая об отце, воспоминания причиняют ему боль. Добрая старушка постаралась отвлечь его:

– Бог с ней, с картиной, Ангус! Скажи, как ты жил все годы? Я слышала, леди Элеонора одна воспитывала тебя. О вересковом пиве, который варит ваша пивоварня, у нас слагают легенды. Говорят – это эль малюток пиктов.

– Пивоварня – плод бабушкиных трудов, она приносит мне большой доход, – отозвался Ангус, – Но о том, как я жил, не спрашивай меня, моя добрая Элен.

На мужественном лице МакГрея отразилась скорбь, в секунду остекленевших глазах его старушка увидела выражение безумия и смертельного отчаяния – выражение, которое часто стояло в синих глазах Бойса в те времена, когда он делил с ней кров и жизнь.

– Имея в себе хоть каплю крови Катрионы, счастливо прожить жизнь невозможно, – МакГрей вслушался в переливистую песнь малиновки, – это в полной мере познал я, это познаёт мой сын. Познают и все те, кто родится от ее корня.

Глава 22.

Нью-Йорк, США, XXI век.

Джерард пришел домой поздно и нетрезвым.

В последнее время это стало для него нормой – приходить за полночь, подолгу снимать куртку в коридоре, слепо моргая и понимая с отвращением, что перед глазами все плывет. Заявляться глубокой ночью, чтобы не видеть ее, не говорить с ней. Но каждый раз по приходу брести наверх, в спальню, там стоять и смотреть, как она спит.

Пусть пьяный и оттого неуклюжий, но он сохранял свою феноменальную способность двигаться бесшумно. Мог войти и не потревожить ее, хотя спит она всегда беспокойно, нет, даже не спит – забывается нездоровым сном. Подходил вплотную к кровати и наблюдал, как она начинает метаться на горячих простынях, тихо стонет, чувствуя его тягостное присутствие.

Сегодня он не изменил себе. Раскачивающимся шагом поднялся наверх, по пути скинув куртку на перила лестницы.

Спальня была пуста, постель заправлена, на часах 12 ночи. Джерард повернулся и вышел. Голова безобразно кружилась, нарастающая боль распирала изнутри череп.

На середине лестницы ему стало дурно, он закачался, уперся плечом в стену, понимая, что секунда, и он кубарем полетит со ступенек.

Тогда-то и зазвонил телефон.

– Алло, – чтобы не упасть, Джерри присел на ступеньку, держа трубку у уха. – Кто это? Роберт? Говори, что у тебя.

Что говорил Роберт, Джерри слушал минут пять, не перебивая управляющего. Под конец монолога отключился, не прощаясь, отыскал в списке абонентов нужный контакт и без промедления нажал «дозвон».

Удивительно, но длинные гудки прервал щелчок принятого вызова.

– Слушаю, – сказала Бри на том конце.

– Слушаешь, – уточнил Джерард, встал на ноги и продолжил сползать по стене вниз, – Это настоящий сюрприз, Бри, ведь я уже отчаялся до тебя дозвониться. Почему твой телефон постоянно отключен?

– Ты не хочешь для начала поздороваться, Джерард? – спросила Бри.

– Для начала ты дашь мне объяснения. Любезности оставим на потом. Что происходит?

– Я была занята, – отбилась Бри, – поэтому отключила телефон.

– Я даже знаю, чем ты была занята, – сквозь стиснутые зубы прорычал Джерард, – Роберт только что прояснил мне ситуацию. Ты познакомила домашних с новым врачом!! Какую игру ты ведешь, Бри?

– Специалист по играм у нас ты, – огрызнулась она, – а я всего лишь решила поумнеть и взялась за собственную жизнь, Джерард. Надоело, знаешь,