Степан Разин - Андрей Сахаров

Пугачев и его сподвижники на правобережье Волги создали новую большую армию. Пополнялась она и организованно, путем мобилизации по указам и манифестам, и прежде всего стихийно. По боевым качествам она далеко уступала той главной армии, которая осаждала Оренбург и Яицкий городок. Состав ее был непостоянным, часто менялся. Одни партии восставших вступали в нее, другие — по мере ее удаления к югу — покидали Пугачева, оставались в родных местах, продолжали здесь борьбу. Яицких казаков в армии было теперь мало. Отсутствовала башкирская и калмыцкая конница. Не было важной опорной базы, как уральские заводы. Крепостные крестьяне, составлявшие основную массу главной армии и местных отрядов, военное дело не знали.

В Саранск Пугачев вступил 27 июля. Повторились церемония встречи, раздача денег и соли из казны, расправы с помещиками и чиновниками (62 человека); в том числе от рук повстанцев погиб предводитель дворянства отставной генерал-майор Сипягин.

Между тем по пятам Пугачева спешили каратели — отряды Меллина и за ним Михельсона. Граф Меллин, преследуя Пугачева, проходил по опустевшим, разоренным селениям. «Какое это наказание божие, — писал он в рапорте Щербатову, — которое я вижу: бедные дворяне — по дорогам который повешен, у которого голова отрублена, у которого ноги и руки отрублены, и разными другими муками, которые себе представить неможно, неисчисленно много истреблено». Граф, сообщая об этом, не мог, конечно, как представитель дворянства, оставаться равнодушным, не мог понять, что описанные им расправы представляли собой справедливые акты классовой мести угнетенных по отношению к угнетателям. Аналогичные сообщения власти получали из всех районов Крестьянской войны. Михельсон, действовавший в районе Арзамаса, затем Саранска, писал, что «окрестность здешняя генерально в возмущении, и всякий старается из здешних богомерзких обывателей брать друг у друга преимущества своими богомерзкими поступками»; около Саранска «немалое число дворян с женами и детьми лишены жизни, то же самое и прикащики. Многих мне удавалось освобождать, только везде поспеть нет способов, потому что нет почти той деревни, в которой бы обыватели не бунтовали и крестьяне не старались бы сыскивать своих господ или других помещиков или прикащиков к лишению их бесчеловечным образом жизни». Каратели на каждом шагу сталкивались с «шайками» восставших, вели с ними бои, что их задерживало. Это же давало возможность Пугачеву ускользать от них. Он быстро продвигался на юг; по словам А.С. Пушкина, Пугачев бежал, но это бегство «казалось нашествием».

Помимо направления больших сил в район восстания, власти предпринимали и другие меры против Пугачева и его дела. Они использовали очередной трюк, который предложил купец-авантюрист Долгополов. Его появление у Пугачева не принесло ему большие выгоды, на которые он надеялся. Находясь при нем, наблюдая за действиями повстанцев, купец быстро понял, что ждет их самих и главного предводителя. Его хитрый, изворотливый ум ищет выход из сложного положения. Оно облегчалось тем, что, как он, несомненно, убедился, многие из окружения Пугачева испытывали те же чувства неуверенности, страха, хотели что-то предпринять.

К одному из приближенных «государя», Перфильеву, и обратился как-то Долгополов:

— Государь-то в бороде и, кажется, не похож на того, которого я видел в Ранбове (Ораниенбауме. — В. Б.).

— Ну, брат, у всякого человека лицо переменится, когда обрастет бородою.

Оба помолчали. Перфильев понял, что купец неспроста затеял опасный разговор:

— Ты, конечно, еще что-то хотел говорить. У тебя, видно, есть еще что-нибудь на уме. Говори, не опасайся. Все, что скажешь, все будет тайна; я не обнесу.

— Ведь это не государь?

— Мы и сами видим, что не государь. Да уж так быть, коли в дело вступили. Домой показаться нельзя; всяк узнает, что мы были у него в команде. Я сам был в Петербурге, и меня граф Орлов просил, чтобы связать и привезти живого Пугачева, и денег мне больше ста рублей дал.

— Буде вы согласны это сделать, то напишите письмо князю Орлову, а я отвезу.

Перфильев отмолчался. Разговор последствий не имел, но Долгополов по-прежнему не оставлял свои намерения — уехать от Пугачева, выдать его властям и тем самым сделать себе выгоду немалую. Подстегивало его то, что среди казаков, оставшихся у самозванца, большинство не скрывало недовольства. Среди них открыто велись разговоры о тяготах похода с Пугачевым:

— Долго ли нам волочиться с места на место?! Дома свои мы оставили, и всякий день нас убавляется: иного убьют, другой потонет, иных казнят. И так нас переведут, что и на Яике никого не останется.

Чтобы уйти от восставших, нужен хороший предлог. И купец, придумав его, явился к Пугачеву:

— Я, батюшка, и порох к тебе вез, пудов с 60, да на судне оставил под Нижним.

— Где ты его взял?

— Порох этот послан вам от Павла же Петровича. — Как ты его провезти мог?

— Я положил его в бочку; а чтобы прочие не видали, то засыпал его сверху сахаром. Отпусти мы меня, батюшка, так я и порох-то пришлю, да и Павла Петровича привезу.

— А как же ты Павла Петровича привезешь?

— Привезу. Это не твое дело.

Пугачев разрешил отъезд — нужны были и порох, и еще более разговоры о Павле Петровиче в присутствии повстанцев. Долгополов распрощался с «государем»:

— Что, батюшка, прикажешь сказать Павлу Петровичу?

— Поклонись ему от меня и скажи, ежели можно ему, чтобы меня встретил.

— Одному ли ему тебя встретить или с великою княгинею?

— Хорошо бы было, чтобы и она была там, где и он.

Купец уехал. По пути в Петербург, находясь в Чебоксарах, сочинил он письмо от имени Перфильева и 324 других яицких казаков к Г.Г. Орлову. Они якобы сообщали, что готовы сковать Пугачева и доставить его в Петербург. Просили за это пожаловать яицких казаков «по-прежнему» — рыбными ловлями, а им — выдать денежную награду (по 100 рублей на человека). С тем письмом Долгополов явился 8 августа к Орлову. Выдавая себя за яицкого казака Астафия Трифонова, он вручил ему письмо. Вскоре тот приехал с ним в Царское Село к императрице. Та расспросила его обо всем. Купец сочинял напропалую, но ему верили. Для приема схваченного Пугачева выделили капитана гвардии Преображенского полка Галахова с конвоем; ему вручили и деньги (33,4 тысячи рублей). Галахов 13 августа в сопровождении 10 солдат, взяв с собой отставного секунд-майора Рунича, направился из Москвы в Муром, чтобы ехать туда, где находился Пугачев.

Повстанческая главная армия 30 июля «по полуночи в 6 часу» вышла из Саранска к Пензе. Там имелись большие запасы пороха, свинца, ядер, немалая денежная казна. Как и в других местах, воевода, дворяне и чиновники покинули город. Пензенский бургомистр Б. Елизаров собрал купцов на совет:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});