Фактор Ясеня (СИ) - Кузнецов Павел Андреевич

Принцесса бушевала минут десять, и барон, к его чести, сносил все её словесные истязания абсолютно безропотно. Когда надо — покаянно склонял голову, когда надо — поднимал взгляд и внимательно выслушивал нравоучение. Лишь в самом конце, когда буря по имени Ярослава немного подуспокоилась, позволил себе заметить:

— Ваше Высочество! Я, да и мы все, безусловно, виноваты. И не отрицаем вины. Но ваши требования к кандидатам звучали крайне нечётко. Мы только следили, чтобы не было флотских, изучавших технику боя в армии. Всё остальное мы доверили тем людям, которые вручали кандидатам награды и верительные грамоты. Ведь они явно смыслят в боевых искусствах поболе нас. Поэтому и возникло это досадное недопонимание.

Ярослава внимательно выслушала аргументы. Покивала. Задумалась.

— Хорошо! В ваших словах есть резон. Однако они не освобождают вас от необходимости, если вы сами некомпетентны в вопросе, внимательно изучить его. Или привлечь специалиста. Или запросить более чёткие критерии у инициатора, то есть у меня. Вам это ничего не стоило. Но вместо нормальной работы вы занялись чистым формализмом. Из-за этого большинство кандидатов я даже на порог Резиденции не пустила. Хотя, справедливости ради, признаю, что могла сформулировать для вас более чёткие требования… А посему, учитывая неоднозначность ситуации, на сей раз я ограничусь предупреждением. Потрудитесь вынести предупреждение и остальным формалистам.

— Спасибо, Ваше Высочество! Вы, как всегда, мудры и прозорливы…

Что могу сказать? Мне барон понравился. Серьёзный мужик. И удар держит, и всячески старается использовать психологию, чтобы снизить градус выволочки. Даже контраргумент разъярённой принцессе не побоялся привести. Пусть ненавязчиво, но тут важен сам факт. Далеко не каждый даже так выступить осмелится. Хороший работник. Наверняка Королева его ценит за эти пусть неоднозначные, но всё же полезные качества. Кукожиться и посыпать голову пеплом всяко проще. Это каждый сможет. А чтобы вот так, стоически и мудро, тут и самокритика нужна, и самоирония. Барон явно находился на своём месте.

На обратном пути я намеренно задержался возле катера. Задумался — облокотившись о дверную стойку, всматриваясь в зелёное марево парковой зелени. Странно, но принцесса не спешила прерывать мои размышления. Прижавшись бедром к закрытому люку, она устроилась напротив, и так и стояла, взирая на меня снизу вверх.

Первое, что я заметил, вынырнув из раздумий, был непослушный русый локон, больше похожий на лучик заходящего солнца. Он так насмешливо топорщился, игнорируя любые попытки втиснуть его в вычурную причёску… Так залихватски пружинился… Что я просто физически не смог пройти мимо. Поймал его, намотал на палец. Подставил солнцу получившуюся конструкцию, после чего, хмыкнув, заправил в бегущее по плечам волосяное море.

— Что-то не так? — спросила принцесса, очень мило и серьёзно хлопая своими то ли жёлтыми, то ли зелёными глазками. Их странная форма — земного миндаля — только подчёркивала очарование момента.

— Да нет, девочка… Тебе ведь лет двадцать, я прав?

— Вообще-то женщине не принято задавать такие вопросы… Но ты прав, мне двадцать один год.

— Ты очень мудрая для своих лет, Яра, — замечание подруги нисколько меня не смутило: кто сказал, что комплимент должен соответствовать каким-то там догмам? — Мои валькирии, конечно, упрямые и целеустремлённые, но и лет им сильно больше. Только Лита… но та вряд ли сможет тягаться с тобой в житейской мудрости. В бою и технике — да, но не в мудрости. Знаешь… очень интересно наблюдать за тобой со стороны. Познавательно. И приятно… Хочется называть тебя своей.

— Так назови, — фыркнула Ярослава. — Я ничего не имею против. А валькирии… они же бойцы. Или я чего-то о них не знаю?

— Многого не знаешь. Прежде чем попасть во фракцию, каждая из них должна чего-то добиться в гражданской жизни. Мне кажется, тебя бы они легко приняли за свою — ты явно добилась немалого. И дело тут не в статусе.

— Знаешь… Мы с мамой часто так играем. Она делает разносы, показывает себя жёсткой правительницей, стальной леди. Я же ещё слишком мелкая, чтобы ко мне могли относиться так же. Потому и роль у меня иная. Мудрой и доброй принцессы, которая готова выслушать, оценить аргументы и, если надо, даже урезонить жестокую мать. Вот и привыкла… не делать поспешных выводов.

— Твоя мама нравится мне всё больше и больше. Она хорошая наставница.

— О да! Не то слово! Только времени у неё на меня мало… Ясень пожирает все её помыслы… Давай, садись, поехали дальше.

— Куда теперь?

— Как куда⁈ Разумеется, танцевать!

И мы поехали. Ярослава опять расположилась у меня на коленях. Когда же аппарат взлетел, она гибко провернулась в объятьях. Сильные ноги обняли мои бёдра. Милая головка легла на грудь, а гибкие пальчики взъерошили ёжик чёрных волос. Намеренно провоцируя, девчонка ещё и потёрлась животом о низ моего живота. Сдавленный рык сам нашёл выход. Что есть мочи я притиснул её к себе. Сдавил ягодицы, пропуская вторую руку по лопаткам.

— Я тебе всё о себе рассказала. Теперь твоя очередь. Что заставляет мужчину, постель которого греет сразу девять женщин, мило ухаживать за непутёвой девчушкой? Пусть и принцессой? — промурчала эта кошка.

От грудного обволакивающего голоса, и ветра слов, легко касающегося шеи, душу ожёг острый укол нежности. Настоятельно требовалось сделать хоть что-то — лишь бы унять эту предательскую дрожь в каждой мышце. Тогда я, не в силах больше сдерживаться, зарылся в роскошное золото волос принцессы. Дальше — больше. Нащупав губами изящное ушко, я мягко ущипнул его поцелуем. Теперь пришёл черёд подруги ощущать себя листом на ветру. Дрожь её возбуждения стеганула, словно плеть. Стало очевидно, что ещё чуть-чуть, и девчонка накинется на меня, наплевав на прошлое своё обещание. То самое, про моё право вести. Поэтому я не нашёл ничего лучше, чем отвлечь разговором — её и себя.

— Я устал. Истосковался по простым отношениям. Валькирии, они… Их игра мимолётна. Всё нацелено на удовольствие — и чем больше его в единицу времени, тем лучше. Мы слишком опасно живём, отсюда вся жизнь собрана в одно мгновение. Жить так, будто это последний день; будто уже завтра бурление жизни сменит тяжесть забвения… Да и вообще. В Республике всё куда проще и прозаичней в деле ухаживаний. Сначала секс — и только затем понимание, подходят ли двое друг другу. Если нет — ничего страшного, удовольствие они уже получили. А ещё… у женщин нет столь полного вручения себя в руки мужчины. Даже ты, принцесса, хочешь ощутить себя защищённой. Рядовая республиканка не нуждается в этом. Она сама кого хочешь защитит. Только с течением времени приходит понимание, что она всё же женщина, и тоже уязвима. Что её роль — рожать и воспитывать детей, а кто-то рядом должен в этот момент дарить поддержку и защиту… Поэтому ты нужна мне, маленькая принцесса. Я ощущаю, что всё сильнее теряю себя в этом сексуальном угаре. Потому и цепляюсь за тебя, как за ту соломинку… С волосами цвета спелой пшеницы…

Ярослава довольно замурчала и вновь потёрлась о меня своим телом. Ей нравилось ощущать себя в коконе сильных рук. Нравились стальные объятия. Нравилось моё возбуждение, которое рождалось от её близости… ощущалось благодаря ей. Она осознавала себя женщиной, держащей в плену мужчину — но не таком прямолинейном и однозначном, как у республиканок, а куда более тонком. Сродни мягкой паутине. И эта юная паучиха опутывала меня всё сильней. Знала это, и радовалась этому. Всё же Яра весьма опытная женщина — видно, что через многое успела пройти, многое перепробовать. Научилась пользоваться своей властью над естеством мужчины. При всём при этом она не была ханжой. И не была балованной девчонкой. Она умела ценить, что имеет. Так и сказала, с минуту меня помучив.

— Леон. Ты можешь быть во мне уверен. Я не подведу. Не обману. Я много обжигалась. И другим делала больно. Не хочу больше этих игр! Просто хочу ощущать себя защищённой рядом с тобой. И нужной.