Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник) - Анна Гаврилова

Вместе с тем дружинник чувствовал себя несмышлёным мальчишкой. Будто и не было за плечами множества сражений и сотни разбитых девичьих сердец. Словно не о нём мечтала половина алодьских красавиц.

Розмич стянул с мизинца кольцо, даденное княгиней Сулой, и протянул его Затее. В глазах девушки блеснули слёзы, на щеках появились ямочки. Она приняла подарок и пролепетала:

— У меня тоже… вопрос.

И снова в горнице воцарилась тишина. Её оборвал Жедан:

— Так спрашивай, голубушка.

Затея решилась, но не сразу. Всё-таки сватанкам вопрошать не положено.

— Твои родичи не осерчают? Что без их согласия и участия невесту выбрал.

Розмичу пришлось отвернуться, потому как, глядя на Затею, и слова вымолвить не мог.

— Нет. Я сам по себе. И даже не знаю, живы ли.

— Как не знаешь? — удивилась девица.

Вспоминать о родных воин не любил, но тут не объяснить нельзя:

— Я мальчишкой был, когда князь Олег меня из дому забрал и определил в отроки. Сперва в Рюриковом граде жили, я ещё надеялся своих увидеть, хоть однажды. После, когда князь перебрался в Новгород, тоже надеялся. А уж дальше… В Алодь уйти пришлось. А от Алоди до моей деревни не добраться.

— Деревни? Какой деревни? — вступился Жедан.

— Какой… обычной.

— Погоди-ка! — воскликнул купец. — Ты что же, не воин?

— Воин. Разве не видно?

— Да я не про то! — от удивления Жедан даже привстал. — Кто твой отец?

— Пахарь, — просто признался Розмич. Тут же пояснил: — Я знаю, это не по обычаю, чтобы сын пахаря в дружину княжескую шел. Но так судьба сложилась. Олег меня приметил и…

Купец не дослушал, перебил:

— Нет.

— Что нет? — нахмурился Полат.

— За сына пахаря племянницу не отдам! Губа не дура, а язык не лопата!

Слова были подобны грому средь ясного неба. Розмич не сразу понял, о чём речь. Собрался ответить, но князь оказался проворней:

— Да какая разница? Он воин, дружинник князя Алоди — Олега!

— Он сын пахаря! — послышался ответ.

— И что?

— А то! Я — Жедан, сын купца, внук купца и правнук! И дети, коли они появятся, к купеческому роду относиться будут! Это закон! А Розмич, каким бы воином ни был, сын пахаря! Значит, и сам пахарь! Хоть в доспехи обряди, хоть в шелка! Суть-то от этого не изменится! Негоже купеческой дочке за пахаря идти! Всё равно что боярыне за холопа!

— Да как ты смеешь? — взвинтился Ловчан.

Его кулачища заставили Жедана отпрянуть. Купец едва лавку не перевернул.

Тут же велел Затее:

— А ну, брысь отсюда!

Девушка, и без того перепуганная, побледнела и едва не свалилась в обморок. Помогла подоспевшая прислужница. Она же и утащила Затею прочь.

— Ах же ж плут! — наступал Ловчан. — Мало, что к тебе один из лучших словенских воинов пришёл! Мало, что сам князь в сватах! Так тебе и родню особую подавай?

Жедан ничуть не испугался, даже подбоченился:

— Он сын пахаря!

— И что?!

— А то! Пусть к кому попроще сватается! Не по купцу товар!

— Так ведь человек-то какой! — заступился Полат. — Сам Олег ему доверяет!

— Да хоть бы у бога в подручных ходил! — не отступался Жедан. — Сын пахаря — значит сам пахарь! Я с деревенскими родниться не буду!

Спор не утихал. Полат гневался страшно: это же какую наглость нужно иметь, чтобы князю в просьбе отказывать?! Такое не прощается! Тут и до измены недалеко. Ловчан во всём поддерживал Полата, часто поминал Олега, уж он в судьбе Розмича человек не последний.

А Жедан держался. Отражал слова, как искусный дружинник отводит удары смертоносного железа. Даже испарина на лбу выступила.

Всё кончилось, когда Розмич поднялся, бледный и удручённый, и молча вышел вон.

Ловчан нагнал неудавшегося жениха у последних дворов белозёрского посада, но одёргивать или окликать не стал. Уговаривать вернуться в дружинный дом — тоже. Просто шёл рядом и делал вид, будто не замечает гневных взглядов и шипения.

По себе знал — оставаться в одиночестве сейчас нельзя. Мужчины, особенно такие, как Розмич, не умеют плакать, только действовать. А какие мысли могут прийти в горячую голову, даже Чернобог не угадает.

Вскоре миновали и последние дворы, пересекли широкий луг и свернули к лесу. Ловчан внезапно понял, идут не бесцельно, и удивился тому, как уверенно Розмич нашёл едва приметную тропку.

Тропа петляла и извивалась. Временами казалось, будто проложили её по следу удиравшего от погони зайца. Сам лес выглядел мрачно, неприветливо, разлапистые ели закрывали небо, а кустарник то и дело норовил ударить веткой в лицо. Изредка рядом раздавался хруст веток, пару раз слышалось ворчание недовольного медведя.

В какой-то миг Ловчану отчаянно захотелось подскочить к другу, ухватить за шиворот и потащить обратно — слишком жутко было вокруг. Он с великим трудом сдерживался от крика и руки сцепил, чтобы не выдать дрожь в пальцах.

Вот она — белозёрская земля в полной красе! Дома подобного не случается. И не оттого, что хорошо знаешь окрестности, не в них дело. В каждой земле обитают духи, здесь они чуждые и злобные. Стоит зазеваться — набросятся и растерзают. Если зайдёшь, куда не следует, расплаты тоже не миновать.

— Ну да где наша не пропадала! Семь бед — один ответ. Это восьмая беда — совсем никуда…

Розмич остановился внезапно. Ловчан, вынужденный идти позади, едва не врезался в спину. Сделал шаг в сторону, чтобы рассмотреть причину остановки, и удивлённо приподнял бровь.

Тропу перегораживала раскидистая ежевика, страсть как колючая, высотой с человека. До того густая, что просвета не видать. Меж изумрудных листочков синели крупные ягоды.

«Неужели ж тупик?» — подумал Ловчан.

Едва раскрыл рот, чтобы спросить у Розмича, как через живую ограду перемахнул огромный, в серебристой шкуре, зверь.

Рука сама метнулась к рукояти меча, тело изготовилось к схватке незамедлительно. В душе вспыхнула воинская злость, но ужас, терзавший Ловчана добрую половину пути, никуда не делся.

Зверь был чудным. Так сразу и не поймёшь — здоровущий волк или мелковатый, отчего-то седой, медведь. Он рычал и пригибался к земле, готовый в любой миг броситься на людей. Но заботило Ловчана другое: Розмич стоял как ни в чём не бывало, даже за ножом не потянулся. А после и вовсе учудил… Выставил вперёд ладони и сказал:

— Дозволь пройти, дедушка.

Вот тут Ловчан понял, что прежний ужас — пустяк в сравнении с теперешним. Сбрендил Розмич! Точно сбрендил! Зверя «дедушкой» зовёт!

Но через несколько бесконечно длинных мгновений Ловчан догадался: собственная голова тоже прохудилась. А чем ещё объяснить то, что в зверином рычании начал угадывать человеческие слова?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});