Дети Брагги - Арина Воронова

Вес плюнул под ноги безучастно застывшей фигуре, стараясь скрыть голосом шорох шагов.

— …Именем ветра и моря, солнца и скал…

Худой человек, что стоял спиной к йотландскому конунгу, передернув плечами, сбросил плащ и медленно-медленно начал поворачиваться.

— …проклинаю тебя, Фенрир, отродье коварного аса…

Фенрир-Квельдульв еще оборачивался, а Вестмунд уже уловил отблеск пламени на оскаленных клыках… Или это был отблеск занимающейся зари?

Ударив хвостом по складкам сброшенного на колкий песок темного плаща, подобрался в центре круга, изготовился к прыжку поджарый серебристый волк. Но вместо того, чтобы прыгнуть, броситься на шатающегося от слабости безоружного человека, волк стал подниматься, расти. Мощные задние лапы распрямились, и Весу показалось, что почему-то не по-волчьи насмешливые глаза зверя стали вровень с его, мгновение спустя голова волка вознеслась над стеной огня, над верхушками ближайших деревьев, а небо уже до половины окрасили нежные полосы рассвета, и все громче, все ритмичнее становилось пение, в котором Вес внезапно различил и тот холодноватый отстраненно успокаивающий голос, который говорил с ним из темноты.

Позабыв о ничтожном человеке, едва-едва доходящем до мохнатого колена, Волк вздернул морду к утреннему небу, будто готовился завыть на бежавший уже с небосвода месяц. Оттянулись темные губы, обнажая прекрасные в своем совершенстве, желтовато-белые кинжалы клыков…

Серебристое тело напряглось, смел к краю круга ненужный плащ могучий хвост и…

Волк схватил выкатившийся из-за леса золотистый шар солнца!

Крик ужаса и гнева комом застрял в горле Веса, мешая дышать, и все же он заставил свое тело броситься, растопырив руки на Волка, в бесплотной надежде… На что?

Шаг. Второй дался ему уже много легче.

Внезапно ощущение какой-то пленки или стены, столь тонкой, что достаточно протянуть руку, чтобы разорвать ее, заставил его остановиться. Остановиться, чтобы увидеть, как, улыбаясь, протягивает ему на раскрытой ладони золотистый шар Грим, сын Эгиля.

Протягивает ему солнце скальд Локи Квельдульв? И улыбается спокойной, без издевки улыбкой?

Руна скальда и саги, провидца, творца,Ac — что ветром распахнутый плащ, вдохновенная речь,свист в темноте, чтобы страх ночной отогнать.Мидгардом с трона небесного правя. Одинлишь воин еще, но не истинный вождь.Способность понять себя самого и чужие тревоги, ему принесутжертва на Ясене и уменье,рожденью способствовать, не только смерти одной.

Зазвучал над огненным кругом чей-то голос. Но принадлежал он будто бы не Гриму, хотя Вес видел, как шевелятся губы скальда, а Тровину Молчальнику, и скальду Одина Эгилю и отцу его, Лысому Гриму, а еще в нем слышалась знакомая гортанность сканейского ярла Хакона. Будто множество интонаций и нот смешалось, сплелось, чтобы слиться в холодноватую хрипотцу Голоса, что говорил с ним из тьмы каменного заточения.

— Что это? — сквозь звон в ушах проговорил йотландский конунг, губы едва слушались его. Он вновь ждал того переливчатого многоголосия, но ответил ему один лишь Грим:

— То, что сложил в незапамятные времена Брагги о светлой руне Ансуз.

— Ас Брагги?

Из-за шрамов всякая улыбка на этом лице покажется теперь кривой.

— Брагги Старый, создавший Круг. — Пожатие плечами. — Нет, не мне судить, создал ли скальдов Круг длиннобородый ас, или скальд Брагги стал асом поэзии.

— Но… — У Вестмунда перехватило горло.

— Что это значит, ты хочешь спросить? Один-воин — одна из сторон властителя Асгарда, Один-эрилий, Один-скальд — другая, но лишь соединив их вместе, стал он отцом всех людей и богов. И пришло это через понимание того, кто он есть. — И вновь кривая усмешка. — А знаешь ли ты, кто ты есть?

— Властитель Северного Йотланда, пригревший кучку скальдов. — В Вестмунде вновь полыхнула застарелая ненависть.

— Но давно ли? — И Вес вдруг понял, что высокий худой воин перед ним вовсе не издевается, а просто ждет ответа, хотя, кажется, и так знает его. — И по какому праву?

— Властью стали и правом ее, — сквозь стиснутые зубы.

— Так почему же рука твоя ищет резной оселок вместо клинка?

Вес не нашел, что ответить, и уставился на золотистый шар, будто пульсирующий в ладони скальда Локи. Внезапно ему подумалось, что шару этому совсем не место в руке человека, что слишком пустынны без него бледные небеса. И нисколько не сомневаясь в том, что способен, убаюкав этот шар в горсти, запустить его туда, откуда сорвал его скальд, Вестмунд решительно протянул руку за солнцем.

— Подумай, конунг, по плечу ли тебе эта ноша? Солнце встает, принося новый день, и если примешь его, тебе заботиться о том, чтобы не стал он последним.

Будто решившись, Вес вздернул голову, чтобы встретить настойчивый взгляд единственного ярко-синего глаза, и, не опуская глаз, подставил ладонь, которую тотчас же окутало ласковым золотистым теплом. А шар вдруг, теряя свою спелую округлость, стал превращаться в нечто иное.

— Свет невозможен без тьмы, и без ночи нет дня, — Руна Дагаз — развития и равновесия сил талисман, — усмехнулся Грим, заставляя Вестмунда вновь поднять взгляд от золотящего ладонь рунного знака, от которого вверх по руке, через плечи в голову и грудь текла в него новая радостная сила. — Осталось закончить начатое.

Углом глаза Вес заметил, как, невредимо проникнув сквозь стену огня, чьи-то руки протянули в круг жезл из точильного камня и грубый тяжелый тесак.

— Сбей лики!

И вновь успокаивающая привычная тяжесть жезла в левой руке и холод стали в правой… Действительно ли дрогнули, исказились гневом жестокие черты на сером камне? Вес разжал правую ладонь, будто птицу выпуская солнечную Дагаз, чтобы решительно сжать рукоять тесака.

— Четыре долгие сотни? — с сомнением переспросил Тьодольв Грохот.

— Достаточно будет и двух, — задумчиво отозвался Змееглаз.

— Еще одну составит отрад из моей личной дружины, — продолжал Вестмунд.

При этих его словах лицо Торарина Клакка расплылось в кровожадной ухмылке.

— Если я верно понял тебя, конунг, моим отрядам необходимо выступить немедленно. — Он помедлил, и после кивка Вестмунда продолжал: — Окрестные леса нам известны много лучше, чем франкам, пусть даже они и вынудили кого-нибудь из местных служить им проводниками.

Амунди с сомнением покачал головой, но промолчал, понимая, что ярл с Оркнейских островов скорее всего прав. Если не страх за собственную жизнь, обещание легкой смерти могло подчинить какого-нибудь мальца воле Вильяльма.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});