Два дурака на чемодан алмазов - Александр Богатырёв

Но опять-таки… Сильный скепсис: а вдруг с роганиваром им повезло, а этот новый — пустышка? Тогда эксперимент с чумой вполне может вылиться в настоящую катастрофу.

Следовало быть очень осторожным. И ситуация на его взгляд, с его стороны, со стороны уже опытного фармаколога, выглядела совершенно иначе, нежели со стороны братьев.

Братья хорошо знали, что стрептомицин, названный здесь «антипом» действительно лечит. И туберкулёз и чуму. Но этого местные учёные не знали. И это им надо было доказать.

Доказать даже такому энтузиасту и профессионалу как Кравков.

Николаю Павловичу тоже хотелось, чтобы те дифирамбы, что «напел» про новое средство Василий, оказались реальностью. Но для того, чтобы медикамент пошёл, надо было соблюсти кучу формальностей. И таких, которые совершенно необходимы. Не «для бумажки». Для дела.

Поэтому, настроившись на длительную и кропотливую работу, он начал подтягивать своих коллег. Он знал кому и что надо сказать. В военно-медицинской академии же работает! Поэтому пошёл сразу к начальнику — Пашутину Виктору Васильевичу.

Сей славный начальник, был также весьма серьёзным учёным сделавшим немало открытий и изобретений. В частности, именно он спроектировал, предложил тот самый противочумный костюм, что применялся в «Чумном форте» на острове Котлин. Фактически Пашутин был основателем такой науки как патофизиология. Так что человек он был более чем серьёзный и знающий. В отличие от разных прочих бюрократов-сановников, что сидели по кабинетам выше него.

— Виктор Васильевич! Я Вас очень хорошо понимаю, что доверия к братьям Эсторским по причине их литературных изысканий и дикого поведения, мало! — убеждал его Кравков. — Но ведь роганивар наши медики уже оценили как исключительный. Далее, смею отметить, успехи в применении аминазина в клиниках Санкт-Петербурга. Он реально лечит психические заболевания. Насколько серьёзно лечит, правда… Это ещё рано говорить. Надо подождать когда и в нашей академии его испытают в отделении психических… Но речь идёт о средстве, которое… Я не побоюсь это сказать, действует на грамотрицательную микрофлору! Ведь сколько мы уже теряли пациентов: сделали успешную полостную операцию, всё, казалось бы хорошо, но перитонит и… смерть! И часто как раз про причине инфицирования грамотрицательной микрофлорой!

Начальник, мерно вышагивающий по своему кабинету остановился и пристально посмотрел на Кравкова. Нахмурился. Покрутил ус и пригладил свою обширную лысину.

— Я понимаю, что вы пришли ко мне за разрешением на клинические испытания. Так? — спросил он у профессора. Вопрос был излишним, так как изначально фигурировал в рапорте. Однако, как и в своё время Кравкова, Пашутина сильно нервировала скандальная слава Эсторских. Не способствующая доверию.

— Да так. Средство, имеющее название «антипест». Это предварительное название.

— Даже так?! — хмыкнул начальник академии. — Впрочем, замах правильный. Всё-таки чума из той категории заразы.

— И я пришёл потому, что надо бы поторопиться с этими испытаниями. А то эти братья, боюсь, наделают глупостей. А с чумой и вообще подобными заболеваниями — не шутят.

— Они хотели делать опыты с заражёнными животными?

— Да, Виктор Васильевич. Я отговорил, указав, что на то есть «Чумной форт».

— А там что ответили? — Пашутин уже пристально смотрел на Кравкова.

— Там… Удалось уговорить взять. Но эта история с эболой в Англии наделала много шума в верхах… — Кравков — бросил многозначительный взгляд на потолок — и им запретили временно производить опыты. Так как там проводятся опыты по производству вакцин, полностью остановить нельзя. Но опытами с заражением чумой на крысах и собаках, пришлось пожертвовать.

— Могли бы сразу начинать с перитонита! — внезапно усмехнувшись бросил Пашутин. — Если хотя бы часть того, что вы мне наговорили про этого «Антипа» правда, уже кое-что. Если удастся хоть что-то против перитонита найти — этим братьям я сам, за свои деньги, памятник в полный рост поставлю. При жизни. А о роганиваре легенды… я уже наслышан. По городу только о нём и болтают.

— Это не легенды… — начал было Кравков, но был прервал Пашутиным.

— Я читал статьи того доктора. Поэтому готовьте документ… По всем медикаментам, что наработали эти Эсторские. Будем проверять. Срочно. Если ещё и гангрену…

— Уже готов! — подпрыгнул Кравков и подал папку, которую до этого нервно сжимал в руках.

Но Пашутин не успел её взять. В кабинет влетел секретарь. С круглыми глазами и бледным от страха лицом.

— Э-э Господа! Беда! В городе чума!

— Эт-то ещё как?!! — воскликнул Пашутин.

— В «форт Александра первого» поступили семеро заражённых. Вчерась. У всех сегодня проявились признаки бубонной чумы!

— Этого ещё не хватало! Немедленно приступаем к развёртыванию противочумных мероприятий!

— А… — Кравков так и застыл с открытым ртом.

— Давайте это сюда! Говорите против чумы этот «антип»… вот и испытаем!

* * *

Как ни странно, но пресса, придавленная цензурой, сработала на удивление грамотно. И если кого сильно удивила, то конкретно братьев.

Вместо того, чтобы раздуть сенсацию, просто заявив что «в Санкт-Петербурге семеро человек заболели чумой» и тем самым вызвать дикую панику, они рассказали в подробностях не только то, что было преднамеренное самозаражение, но и почему так. Почему жителям города ничего не угрожает.

Перцу в сие варево, правда, добавили появившиеся листовки от революционеров, которые объяснили публике то, что пресса скрыла — недоверие к лекарству против чумы. И желание тех заразивших себя, показать что это реально лекарство, а не пустышка.

Ясное дело, в листовках «царизм» обвинялся во всех смертных грехах и, в частности, в том, что тормозит благое дело, могущее спасти сотни тысяч жизней граждан Империи. Ведь чума время от времени зверствовала в южных губерниях.

Как ни странно, листовке больше поверили, нежели газетам. И, что более интересно — листовка не только сильно способствовала успокоению публики, но и сделала мощную рекламу «братьям Эсторским — создателям чудодейственных лекарств».

Вскоре не только столица, но и вся Россия с замиранием сердца читала бюллетени о состоянии «семёрки героев из Чумного форта». А бюллетени очень радовали. Уже тогда, когда они начали публиковаться, было ясно, что болезнь протекает не так злокачественно, как было бы, если бы лекарства не применялось.

Шум вокруг эксперимента на себе, разгорелся значительно позже, нежели сам факт заражения и поступления людей в Чумной форт. Так что проявиться успела не только сама чума, но и тот факт, что лекарство действует. И чем дальше продвигалось лечение, чем более явными становились симптомы выздоровления у заболевших, тем больше недоверие сменялось в народе ликованием.

В отличие от Российских газет, газеты Европейские наоборот, сначала скрыли факт что заболевшие — участники эксперимента. В европейских газетах присутствовало даже некоторое злорадство. И, как всегда, проглядывала застарелая европейская русофобия типа: «чтоб там побольше этих русских передохло». Но, всплыл факт самозаражения…

…Который тут же был объявлен «террористическим актом социалистов»…

Потом, же наконец, прорвалась и правда, что самозаражение есть эксперимент в целях подтвердить эффективность противочумного лекарства.

И только после этого, в европейских газетах снова замелькала фамилия братьев Эсторских.

Вполне естественно, что во многом, игра в европейской прессе, была срежиссирована. Так, чтобы вызвать наибольший эффект. Естественно, что за этим стоял медиаконцерн. Который, правда, пока мало кому был известен. Что только добавляло ему ценности, так как он был уже весьма влиятельный.

В Амьене также кое-кто пристально следил за происходящим в далёкой России. И знал о происходящем этот человек не в пример больше, нежели прочие в Европе. Можно ли было сказать, что он доверял сообщениям об Эсторских?

Скорее всего нет, так как в европейской прессе далеко не всегда всё, что происходит в России освещалось в белых тонах. Или как минимум, беспристрастно. Он больше доверял самим братьям. Особенно когда в один прекрасный день пришёл к нему специальный посланник от них. Со здоровенным ящиком в руках. Оказалось, что доктор. А в ящике, небывалое лекарство очень сильно поправившее его здоровье. Неизвестное ни во Франции, ни в Англии ни в Германии, ни в Австро-Венгрии… нигде. Но ведь помогло! И сильно!

В письме, которое принёс с собой доктор, сообщалось, что лекарство намного продлит его жизнь, укрепит здоровье.

А это значило, что он успеет написать новый роман о Звёздах. О новом капитане. Но уже не Немо. А звёздном капитане.

Пусть это произведение будет слегка похоже на «20 тысяч льё под водой». Но оно будет очень и очень новым.