Слова сияния - Брендон Сандерсон

Она пошла обратно в палатку.

— Но у меня нет ушей, — ответил он. — Ах да. Метафора? Такая изысканная ложь. Я запомню эту идиому.

* * *

Военные лагеря алети превзошли все ожидания Шаллан. Ряд из десяти компактных городов, от каждого из которых поднимался вверх дым тысяч костров. Вереницы караванов, направляющиеся внутрь и выходящие наружу, пересекающие внешние края кратеров, которые образовывали стены. Над каждым лагерем развевались сотни знамен, возвещающих о присутствии высокопоставленных светлоглазых.

Пока ее несли в паланкине вниз по склону, Шаллан искренне поразилась численности населения. Отец Штормов! Когда-то она считала, что местная ярмарка на землях ее отца собирала много народу. Сколько же ртов нужно кормить там, внизу? Сколько воды от каждого сверхшторма им требуется?

Ее паланкин покачивался. Она оставила повозку позади; чуллы принадлежали Макобу. Нужно попробовать продать повозку, если та окажется на месте, когда позже Шаллан пришлет за ней своих людей. Теперь она сидела в паланкине, который несли паршмены под присмотром светлоглазого мужчины. Он был их хозяином и сдавал средство передвижения внаем. Этот человек ушел далеко вперед. Ее не покидало ощущение иронии от того, что, вступая в военный лагерь, она перемещается на спинах Несущих Пустоту.

Следом за паланкином шагал Ватах и ее восемнадцать охранников, за ними пятеро рабов, несущих сундуки. Она выдала им одежду и обувь, купленную у торговцев, но даже новые наряды не могли скрыть месяцы рабства. Солдаты выглядели не намного лучше. Их униформа подвергалась чистке только во время сверхшторма, но это больше походило на замачивание, чем на стирку. Доносящийся от них время от времени запах был причиной, по которой Шаллан заставила их маршировать позади паланкина.

Она надеялась, что с ней дело обстоит лучше. У нее были духи Тин, но знать алети предпочитала частые купания и аромат чистоты — часть мудрости Герольдов.

«Искупайся с приходящим сверхштормом — и слуга, и светлорд — чтобы защититься от спренов гниения и очистить тело».

Шаллан сделала все возможное с помощью нескольких ведер воды, но не могла позволить себе роскошь остановиться и подготовиться более тщательно. Ей требовалось получить покровительство кронпринца и поскорее. Теперь, когда Шаллан прибыла в лагеря, ее заново сразила грандиозность поставленных задач. Обнаружить то, что Джасна искала на Разрушенных равнинах. Использовать эту информацию, чтобы убедить руководство алети принять меры против паршменов. Заняться людьми, с которыми хотела встретиться Тин и... Что дальше? Как-то их одурачить? Выяснить, что они знают об Уритиру, отвлечь внимание от ее братьев и, возможно, найти способ призвать их к ответу за то, что они сделали с Джасной?

Так много необходимо сделать. Ей понадобятся средства. Далинар Холин был ее лучшей надеждой.

— Но примет ли он меня? — прошептала Шаллан.

— М-м-м-м? — вопросительно прогудел Узор с соседнего сидения.

— Он нужен мне как покровитель. Если источники Тин в курсе, что Джасна мертва, тогда, вероятно, это также известно и Далинару. Как он отреагирует на мое неожиданное прибытие? Заберет ее книги, погладит по голове и отошлет обратно в Джа Кевед? Дому Холин не нужны связи с незначительной веденкой вроде меня. И я... я просто думаю вслух, с чего бы?

— М-м-м-м, — прогудел Узор. Он звучал сонно, хотя Шаллан не знала, могут ли спрены уставать.

Ее тревога возрастала по мере приближения процессии к военному лагерю. Тин была непреклонна относительно того, что Шаллан не должна просить покровительства Далинара, так как станет ему обязанной. Шаллан убила мошенницу, но все еще уважала ее мнение. Заслуживали ли внимания ее слова о Далинаре?

В окно паланкина постучали.

— Мы скажем паршменам, чтобы они опустили вас на минутку, — сказал Ватах. — Нужно поспрашивать и выяснить, где кронпринц.

— Хорошо.

Она ждала с нетерпением. Должно быть, они отправили с поручением хозяина паланкина — Ватах нервничал не меньше ее при идее послать одного из своих людей в военный лагерь в одиночку. В конце концов Шаллан услышала приглушенный разговор снаружи, и Ватах вернулся, скрипя ботинками по камню. Она отдернула занавеску и посмотрела на него.

— Далинар Холин с королем, — доложил Ватах. — Все кронпринцы там же.

Он выглядел обеспокоенным, когда повернулся к лагерю.

— Ветра надули что-то необычное, ваша светлость. — Он прищурился. — Слишком много патрулей. Куча солдат снаружи. Хозяин паланкина ничего не скажет, но, судя по разговорам, недавно что-то случилось. Что-то смертельно опасное.

— Тогда отведите меня к королю, — ответила Шаллан.

Ватах изменился в лице. Король Алеткара был, вероятно, самым могущественным человеком в мире.

— Вы ведь не собираетесь его убивать? — тихо спросил дезертир, наклонившись вперед.

— Что?

— Полагаю, это хорошая причина, по которой именно женщина... ну, вы понимаете. — Он избегал ее взгляда. — Подобраться поближе, призвать ту штуку и пронзить его насквозь до того, как кто-нибудь поймет, что случилось.

— Я не собираюсь убивать вашего короля, — сказала Шаллан удивленно.

— Мне все равно, если даже собираетесь, — тихо ответил Ватах. — Я в какой-то мере почти надеюсь на это. Наш король, он — ребенок, напяливший одежды отца. В Алеткаре все только ухудшилось с тех пор, как он занял трон. Но мои люди... Нам будет трудно убраться прочь, если вы выкинете что-то подобное. По-настоящему трудно.

— Я сдержу свое обещание.

Он кивнул, и она опустила занавеску паланкина. Отец Штормов! Дать женщине Клинок Осколков, приблизить ее... Кто-нибудь пробовал такое? Должны были пробовать, хотя ее затошнило от одной мысли о подобных вещах.

Паланкин повернул на север. Путь через лагеря занял много времени; они были огромны. В конце концов Шаллан выглянула наружу и увидела с левой стороны высокий холм с каменным строением, расположившимся и на вершине, и внутри скалы. Дворец?

Что, если она все же убедит светлорда Далинара принять ее и доверить ей исследование Джасны? Какое она займет место в доме Далинара? Младший писец, которого не особенно принимают в расчет или просто игнорируют? Именно так она провела большую часть своей жизни. Неожиданно Шаллан обнаружила в себе страстную решимость не позволить ничему подобному случиться снова. Ей требовались свобода и финансирование, чтобы изучать Уритиру и расследовать убийство Джасны. Шаллан не устроит ничто другое. Она не может принять ничего другого.

«Так позаботься об этом», — подумала она.

Если бы все было так легко, как хотелось. Когда паланкин двинулся вверх по серпантину, ведущему во дворец, новая сумка из вещей Тин покачнулась и ударила ее по ноге. Шаллан подняла ее и пролистала лежащие внутри рисунки, наткнувшись на измятый набросок Блута, каким она его изобразила. Герой, а не раб.

— М-м-м-м... — прогудел Узор с соседнего сидения.

— Этот рисунок — ложь, — сказала Шаллан.

— Да.

— И все же не совсем. То, кем он стал в итоге. В какой-то степени.

— Да.

— Так что такое ложь и что такое правда?

Узор тихо зажужжал сам с собой, как довольная громгончая перед камином. Шаллан коснулась рисунка, разглаживая его. Затем вытащила папку с набросками и карандаш и начала рисовать. В покачивающемся паланкине сделать это было нелегко; набросок не станет ее лучшей работой. И все же пальцы двигались по листу с энергией, которую она не ощущала уже несколько недель.

Сначала грубые штрихи, чтобы зафиксировать образ в голове. На этот раз она не копировала воспоминание. Она искала что-нибудь неопределенное: ложь, которая может стать реальностью, если она правильно ее представит.

Шаллан яростно царапала бумагу, склонившись над наброском, и вскоре перестала чувствовать ритм шагов носильщиков. Она видела только рисунок, ощущала только эмоции, которые выплескивала на лист бумаги. Решительность Джасны. Уверенность в себе Тин. Чувство правоты, которое она не могла описать, но могла срисовать со своего брата Хеларана, лучшего человека, которого она знала.

Все эти чувства перетекали из нее в карандаш и на бумагу. Штрихи и линии, которые становились тенями и узорами, превращающимися, в свою очередь, в фигуры и лица. Быстрый набросок, торопливый, но живой. Он изображал Шаллан — уверенную в себе молодую женщину, стоящую перед Далинаром Холином, каким она его представляла. Шаллан одела его в Доспехи Осколков, он и его окружение изучают юную веденку с пронзительным оцепенением. Она стоит прямо, вытянув в их сторону руку, и говорит с уверенностью и силой. Никакого трепета. Никакого страха или агрессии.

«Такой я могла бы стать, — подумала Шаллан, — если бы дома меня не вырастили в страхе. Так что это та, кем я буду сегодня».