Тяжелые звезды - Анатолий Куликов

Если уж говорить честно, то прямой вины генерал-лейтенанта Романова в том не было. Тем более, я знал, как тяжело переживает сам Анатолий любую случившуюся у нас потерю и как мучительно трудно ему докладывать сейчас об убитых и раненых в последнем бою. Но в тот раз я ему никаких скидок не сделал и потребовал очень решительно: «Анатолий, ты должен принять самые серьезные меры… Анатолий, ты не дорабатываешь…» Да, это жесткие слова. Да, Романов их не заслуживает. Но я хочу, чтобы каждый наш шаг на этой войне был выверен и не оплачивался кровью наших людей.

Видимо, в тот момент, когда Романов докладывал мне, рядом с ним находился заместитель министра внутренних дел Михаил Егоров, остававшийся «старшим на борту» в то время, пока я летал в Москву. Видя такое дело, он, вероятно, решил, что я отнесся к Анатолию несправедливо, и очень тактично меня попросил: «А.С., ты с Романова строго не спрашивай. Он и так очень переживает». И министр Виктор Федорович Ерин, которому я был обязан докладывать в каждом случае гибели подчиненных, тоже за Романова заступился: «Ты там не очень-то, значит, строгай командующего группировкой… Что поделаешь, это война…»

* * *

Что поделаешь — это действительно война, на которой, вопреки всем нашим предосторожностям, люди все-таки гибнут и получают тяжелые увечья. Хочешь — не хочешь, но приходится считаться с тем, что во всяком конфликте существует еще и противная сторона, у которой так же, как и у тебя, есть все резоны драться всерьез. Пока существует война как явление человеческой жизни, в ее основе всегда будет лежать состязательность ума, выносливости и хладнокровия. Наш противник — боевики НВФ — в большинстве своем зрелые мужчины с опытом военной службы. Они хорошо вооружены и прекрасно знают местность. Именно на их стороне симпатии мирных жителей, а это означает, что нигде мы не чувствуем себя в безопасности. К месту вспомнилась переписка одного из солдат, воевавшего на Кавказе в позапрошлом веке — со своей женой, оставшейся в российской глубинке. На просьбу жены сообщить — какая на Кавказе погода — солдат отвечает мудро и точно: «Погода тут такая, что на двор без ружья не выйдешь…»

Да и тактика чеченцев мало в чем изменилась с тех пор. Ее отлично охарактеризовал в телефонном разговоре с Супьяном Беппаевым, бывшим генерал-лейтенантом Советской Армии, сам Дудаев, дававший такие вот советы: «Должна применяться наша кавказская горская тактика: удар — отход, удар в спину — отход…»

Трофейные кадры видеосъемки я всегда смотрел с интересом, отмечая, что Аслан Масхадов, бывший некогда офицером Советской Армии, действительно немало сделал для того, чтобы подготовить вооруженные силы Ичкерии. После того, как мы вошли в Грозный, оказалось, что бывшие наши военные городки превращены в учебные центры, а в карманах пленных, либо убитых боевиков во множестве присутствовали литература и конспекты по ведению подрывной и диверсионной работы. О численности боевых отрядов я как-то упоминал. Остается подчеркнуть: еще с 1991 года дудаевцы работали только на войну… Не в том смысле, что производили нечто полезное, но три четверти усилий этого режима и абсолютно все его заслуги совершены только в области организационно-мобилизационной работы…

Думаю, в число очевидных военных способностей Масхадова следует отнести и насыщенность отрядов НВФ противотанковыми средствами, особенно ручными гранатометами. Она вызывала чисто профессиональное удивление: были случаи, когда в ходе первых боев за Грозный иная наша бронемашина несла следы до двадцати поражений из гранатометов. Достаточно напомнить, что из 26 танков Майкопской бригады, вошедшей в город, подбито было не менее 20. А из 120 БМП кое-как выбрались обратно лишь 18 машин.

Мало того, боевики научились использовать гранатометы для обстрела вертолетов: именно из РПГ был сбит под станицей Петропавловской санитарный Ми-8. В последующем чеченцы освоили стрельбу из гранатомета «по-минометному», пытаясь поразить нашу технику по навесной траектории: так случилось ранней весной 1995 года в станице Гребенской при нападении на контрольно-пропускной пункт. И еще в нескольких местах. Так что, если заходит речь об уроках и выводах, в военной аудитории я обязательно говорю об этом, предлагая внимательно изучать данный повстанческий опыт, находить противоядия и даже пользоваться им в своих интересах.

Неожиданными могли показаться и другие приемы боевиков: вхождение чеченцев в радиосети федеральных войск и перенацеливание огневых средств. Сам Масхадов довольно успешно пользовался тем, что на его профессиональный язык и знания в артиллерийской области могли купиться командиры не только отдельных орудий, но и целых батарей. В какой-то момент Масхадов появлялся на нужной радиочастоте, безошибочно называл позывные артиллеристов и давал по карте точные координаты привязки цели. Доверчивость иных бомбардиров не знала границ. Стреляли по этим выдуманным целям: либо просто жгли снаряды впустую, либо по собственным войскам. Масхадов этого и не скрывал, говорил, улыбаясь: «Было такое дело…»

Но вместе с тем было у чеченских боевиков и немало слабых сторон. Поначалу были они недисциплинированы, не послушны собственным командирам и даже самовольно покидали боевые позиции. Я помню случай, когда в начале февраля 1995 года, в районе Старых Промыслов, в Грозном, армейские разведчики вышли под утро на территорию, которую, по нашим сведениям, оборонял батальон Шамиля Басаева. Однако там никого не оказалось — все ушли в тыл отдыхать. Разведчики устроили засаду. И только утром — кто на мотоцикле, кто пешком — боевики стали подтягиваться на войну как на работу. Я знаю, Басаев был взбешен и начал наводить порядок в собственных рядах. Чуть позже, на моих с ним «февральских встречах» 15 и 17 числа, он даже предпринял попытку оправдаться: «Мы уже другие! У меня никто с позиций больше не бегает…» Мы оба хорошо понимали, о чем идет речь.

Но вот чего действительно панически боятся чеченские боевики, так это окружения. Как только — я не раз сталкивался с этим — обозначается окружение с флангов, они пулей вылетают оттуда. И страшно боятся любого «котла» и вконец теряют самообладание. Вот этот удивительный феномен, который единственно и заслуживает наименования — «чеченский синдром» — я наблюдал не единожды и готов признать его исключительной особенностью именно чеченских боевиков. В разговоре один на один почти каждый из них достаточно объективно оценивает ситуацию и не прочь удивить раскрепощенностью собственного мышления. Но если перед тобой уже два чеченца, они мгновенно смыкают ряды, не оставляя следа от былого разномыслия: «У нас есть начальник главного штаба. Как он скажет, так и будет… У нас есть Джохар Дудаев. Как он решит, так и поступим…» Причем ты отлично знаешь, что думают они совсем иначе и порознь охотно в этом признаются.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});