Ересь Хоруса. Омнибус. Том II (ЛП) - Абнетт Дэн

И станет всем.

Подойдя к самому краю шахты, Мадаил воздел руки, держа посох напротив его гигантского отражения. Свет башни сиял столь ярко, что день померк рядом с ним, и на глазах Кхи’дема мерцание становилось все ослепительнее. Нечто подпитывало монумент энергией, странные эктоплазмические нити плыли к нему по воздуху — отголоски далекого насилия, спешащие добавить свои смерти к растущему списку.

Момент настал. Башня выпрямилась в полный рост. Энергия достигла критической точки. Мадаил, объятый экстазом, стоял у всех на виду — жрец, наделенный силами бога.

— Сейчас! — воскликнул демон, приказывая и моля.

Сейчас.

Двадцатая глава

Смерть дня / Рог изобилия / Барабанный бой

В ответ на дьявольский призыв из глубин воды и земли раздался звук — удар, столь страшный, что он разорвал реальность. Грохот донёсся со стороны монумента. Звук рябью разошёлся от его центра, охватив весь мир. В то же мгновение высвободилась энергия, приняв обличье направленного заражённого света, вырвавшегося из лезвий чернокаменных клинков. Сходящиеся лучи поднимались по шахте.

Удар обрушился на мир с такой силой, что поверг с небес едва взлетевших из ямы Железных Рук и Гвардейцев Ворона. Птеро рухнул на землю, перекатился и мгновенно вскочил на ноги. Его брату Юдексу и одному из Железных Рук повезло гораздо меньше — их задел луч. Этого оказалось достаточно. Там, где их коснулась энергия, доспехи и тела переставали существовать в материальном смысле, смываемые потоком нереальности. Из ран выползало и растекалось безумие, росли когтистые лапы, вздувались глаза и клыки. Два легионера умерли ещё до того, как с тошнотворным хлюпаньем рухнули на землю. Их трупы продолжали пожирать себя, пока от них не осталось ничего, кроме ползущего бесформенного месива из хлещущих кишок и стонущих, свистящих осколков кости.

Энергия монумента продолжала изливаться из шахты, и Птеро чувствовал, как растёт ужасающий разлом — разлом, который, как он теперь понял, был не просто случайным смещением, искажением природы вещей, но выбранным местом. Это была ждущая своего часа зараза, имевшая источник — место в реальности столь порченое, что через него могли вырваться отродья варпа.

Инфекция уже распространялась. Повисшее над демоном пятно ночи растекалось, подчиняя небо. Щупальца того, что казалось паром, но двигалось со скоростью молнии, тянулись в небо, сменяя облака, и чернота расходилась, словно нефть по воде. На Пифосе день, никогда не заслуживавший такого имени, умирал в мучениях.

Небосвод поглощало нечто гораздо худшее темнейшей ночи. Чернота была глубокой, абсолютной и всепоглощающей — не пеленой, закрывшей свет разумной Галактики, но кражей. Небо исчезло. Звёзды исчезли. Над Пифосом не осталось ничего, лишь пустота, ужасающая отсутствием всего, что должно было быть, и пугающая ещё сильнее чувством жуткой возможности, нависшей угрозы. Нечто заполнит пустоту. Нечто, чего не должно быть.

И из подножия шахты доносился шум, гам, рёв надвигающейся какофонии, возвещающей пришествие великого кошмара.

Свет ударил в символ купола. Стоявший у подножия Аттик не видел, как руна реагирует на столкновение, но слышал это и… чувствовал. Слышал, как открывается огромная дверь, врата из камня, железа и плоти. Чувствовал, как купол переполняет гниющая энергия. Чёрный камень пульсировал светом бездны. Разрыв продолжался, и Аттик теперь понимал, что худшее произойдёт внутри купола.

— Мне нужен путь в туннель, — приказал капитан Камну. — Немедленно.

— Мы готовы, брат-капитан, — ответил технодесантник.

Воины роты отступили, и Камн подорвал заряды. Раздался приглушённый, заглушённый гудением энергетического луча взрыв, но его силы оказалось вполне хватило, чтобы пробить стену каменной трубы, оставив брешь достаточно широкую, чтобы через неё смогли пройти три легионера. Подрывная работа была проведена мастерски — заряды оказались достаточно сильны, чтобы расщепить стену на части, не завалив обломками проход, и при этом не ослабить потолок так, чтобы тот рухнул. Путь был открыт.

Аттик вошёл первым. У его воинов был открытый путь обратно к поверхности, где, как знал капитан, их ждала война. Однако он помедлил. Дурун был уверен в том, что происходящее внутри неразрушимого купола было критически важным. Он вновь поглядел на туннель, размышляя, в чём же смысл их существования, если все пути ведут в тупики? Творение ксеносов — будь оно зданием, механизмом, или же и тем, и другим одновременно — было извращённым, имеющим неясное предназначение. Однако он уже знал, что в его частях не было ничего бессмысленного. У туннелей была своя цель. Если они существовали, то существовали для того, чтобы привести что-то в купол или выпустить что-то из него. Когда воины роты собрались в проходе, Аттик вновь вгляделся в стену купола.

— Что-то изменилось, — сказал он. Пульсирование здесь происходило быстрее, чем в остальное части полусферы. На него было больно смотреть. Это была тьма, которая ритмично мерцала, энергия, не принадлежащая ни к одной известной части электромагнитного спектра. Больной брат-близнец света. Частота мерцания нарастала на глазах и уже пересекала порог.

Аттик моргнул. Его глаза получали совершенно различную информацию, и вызываемый этим разрыв сбивал с толку, наполняя разум смесью мигрени и цифровой отдачи. Он закрыл сначала один глаз, а затем другой. Человеческий взгляд видел в пульсировании нечто невозможное и извращённое. Бионический же заметил нечто гораздо более пугающее. Он увидел проблески. Стена то появлялась в бытии, то исчезала со скоростью взмахом крыльев насекомого. Аттик взял кусок камня и бросил его в стену. Обломок распался на атомы.

— Это врата, — сказал подошедший технодесантник.

— И они открываются, — Аттик кивнул.

Мерцание происходило всё чаще, и по туннелю расходился гул, дрожь, сбрасывающая пыль с потолка. Тьма стала такой густой, что почти ослепляла.

— Железные Руки, оружие к бою! — отдал приказ Аттик. Его наполнило уверенное предвкушение. — Сейчас мы увидим нашего врага.

Гул нарастал, превращаясь в пронзительный вой. Природа мерцания вновь изменилась. Мгновения, во время которых врата находились в материальном мире, становились всё реже, короче, непостояннее. В войне побеждали осколки времени, в которых барьер был лишь иллюзией, воспоминанием о стене.

Воспоминание угасло. С резким треском рассеивающейся энергии врата исчезли. Путь в купол был открыт.

Как и путь наружу.

Аттик не стал ждать, пока появится враг. Он был вынужден лишь отвечать на его действия с самого возвращения с налёта при Хамартии. Довольно. Капитан вошёл под купол, держа руку на спусковом крючке болтера.

Пространство было заполнено грязным сиянием, ослабленным отблеском луча, ударившего в символ. Пол был гладким и лишённым чего-то примечательного, за исключением примерно пятидесятиметровой ширины террасы в центре. Внутренние стены покрывали руны, отличавшиеся от внешних большим размером и сложностью. Они являлись источниками света, однако бледневшего по сравнению с тем, что возникало в центре купола. Оно появилось как тонкая полоса в воздухе, тянущаяся к террасе от вершины свода. Линия, корчащаяся и дёргающаяся, словно схваченная молния. С каждым движением она оставляла за собой подобие, копию. За несколько коротких мгновений чёрная дрожащая сеть охватила всё центральное пространство, и продолжила расходиться, меньшие нити множились, пересекались, образуя всё более зазубренные очертания.

Быстро просканировав помещение, Аттик не обнаружил укрытий. Брони Железных Рук будет достаточно.

— Построиться дугой, — отдал приказ капитан. — Держите врата в центре. Они наши. Пусть ничто не пройдёт. Приготовьтесь к концентрированному обстрелу того, что появится перед нами.

Дрожь застыла. Лишь тогда Аттик понял, что смотрит не на паутину, а на грани треснувшей, расколотой реальности. Раздался рёв горна, сначала долгий и глубокий, а затем всё нарастающий от скорбного страха до полного удовольствия воя. Грани треснули и раскололись, падающие обломки рассекли материум. За хрупкой пеленой реальности их ждали глубины, бездны безумия.