Бонапарт. По следам Гулливера - Виктор Николаевич Сенча

и крестьяне, которые в чрезвычайной ситуации могли быть созваны в некие военизированные отряды. И они не созывались аж со смутных времен революции. Но час настал. Очередной час Жозефа Фуше.

Министры Наполеона от действий своего коллеги пребывают в некой тревожной прострации, ибо всем ясно, что созыв нацгвардии – очередная авантюра г-на Фуше. Особенно негодует военный министр Кларк[141], который требует разрешения Бонапарта. При чем здесь Фуше, если нет приказа Императора?!

– Вы ничего не понимаете! – бросает ему в лицо Фуше. – Мы теряем время! Разве Император не сделал бы то же самое?! Всю ответственность я беру на себя…

Будучи уверены, что в случае чего им всем не сносить головы, министры в ужасе утираются батистовыми платками. А по улицам городов северных провинций под барабанный бой уже маршируют нацгвардейцы, готовые по первому сигналу броситься в бой.

Но Фуше идет дальше. Командующим всей этой полулегальной братией министр полиции назначает генерала Бернадота, которого, вопреки воле Хозяина, возвращает из ссылки. Но Фуше ничего не боится, ибо понимает: важен результат. И твердо уверен: он, этот результат, не заставит себя ждать. Этому ловкому авантюристу в который раз крупно повезло: укрепленный Антверпен удалось отстоять, англичане потерпели тяжелое поражение. Фуше победил!

Стефан Цвейг: «Впервые с тех пор, как у кормила правления стоит Наполеон, осмелился один из его министров самостоятельно поднять знамя войны, распустить паруса и взять собственный курс, и именно эта самостоятельность спасла Францию в роковую минуту. С этого дня Фуше повышается в ранге и вырастает в собственных глазах».

Письменный стол Наполеона в Шенбруннском замке завален рапортами, донесениями и откровенными кляузами, направленными против министра полиции. Надо же, штатский министр созвал национальную гвардию и ввел в стране военное положение. Разве такой не заслуживает если не смертной казни, то, по крайней мере, отставки?

Реакция Императора потрясла министров его кабинета больше, чем действия Фуше.

– А что вы делали, когда господин Фуше формировал национальную гвардию, пытаясь предотвратить нашествие англичан? – высказал он Камбасересу. – Я вижу, что в чрезвычайных ситуациях вы, уважаемый, не сумели воспользоваться своими высокими полномочиями канцлера. То, что было сделано министром полиции, должны были организовать вы, милостивый государь, и только вы! Легко прятаться за чужими спинами… Теперь понятно, что господин Фуше – единственный, кто понял опасность позорной бездеятельности, проявленной вами. Объявляю вам выговор, господин канцлер!..

Выговор канцлеру! Такого еще не бывало.

Реноме г-на Фуше резко подскочило. Риск был оправдан. Теперь ближе всех к Хозяину находился только он – Жозеф Фуше. Великий и ужасный человек по правую руку от Наполеона. Почти его тень.

* * *

И все же лучше бы ему этого не делать. Вонзившись челюстями в вожделенную плоть, разжать эти самые челюсти почти невозможно – они словно магнит для металла. Почувствовав себя на несколько дней императором, Фуше потерял голову. Именно тогда ему начали сниться странные сны – то ли кошмары, то ли сладкие грезы, в которых Бонапарт отправлялся в далекий Египет. Если у пьяного все на языке, у тщеславного – в его несбыточных снах. Складывалось впечатление, что Паук стал жертвой собственных тенет, запутавшись в которых, можно было запросто лишиться не только рассудка, но и головы. И эта голова была отравлена чрезмерной дозой непомерного тщеславия.

Едва все утихомирилось, как во Франции было объявлено о новой волне мобилизации: на этот раз якобы из-за предполагаемой высадки англичан – теперь уже на юге, в районе Марселя. В Провансе, Лангедоке, Пьемонте, Париже – всюду бьют барабаны и маршируют отряды самообороны… Вперед, на врага! Императору – виват!..

Но Император и в этот раз не при делах. Отчеты и донесения идут исключительно в адрес министра Фуше. Разве не он отвечает за мобилизацию национальных гвардейцев?

И вот, когда все готовы сразиться с коварными бриттами, сабли наточены, а пистолеты заряжены, вдруг выясняется, что… англичан нигде нет. Ни на севере, ни на юге, ни слева, ни справа… Испугались и ушли? Да-да, кричат одни, у британцев не выдержали нервы. А были ли они вообще, засомневались более осторожные. Фуше готовит восстание, утверждают третьи; да и вообще, пытаются убедить они остальных, у этого министра явно что-то с головой: нельзя мутить людей без видимой причины. Озадачен и сам Бонапарт: неужели этот неугомонный Дон Кихот в самом деле свихнулся? В любом случае зарвавшегося министра следовало осадить.

– На кой черт нужна эта мобилизация? – пишет Император своему министру полиции. – Почему действуете без моего приказа?! Вы что себе позволяете?!

Вот он, хлыст от Хозяина. Безжалостный и жесткий. Впрочем, по своему обыкновению, Бонапарт не забывает и о «прянике»: 15 августа 1809 года граф Фуше в парадном зале Шенбрунна получает очередной титул – герцога Отрантского. Со всеми приличествующими титулу регалиями – лентой через плечо и герцогским гербом.

С гербом придворные геральдисты чуть-чуть перемудрили: в центре его была изображена золотая колонна, вокруг которой обвивалась змея. В глубине зала негромко хихикали. Змей вокруг Золота – это ли не подлинная сущность герцога Отрантского?..

* * *

Но душа уже окончательно отравлена. Фуше хочется настоящего подвига. Не мелкой интрижки или тайной победы, но чего-то настоящего и громкого. Такого, чтоб о нем заговорила Европа!

Подвиг не бывает легким. В сущности, это всегда драма, рождающая Героя. И этот герой в своей борьбе зачастую даже может погибнуть. По крайней мере, должен быть к этому готов – на то и подвиг. Поэтому главное для Героя – не дать себя убить, если имеется желание водрузить на чело лавровый венок. Воображаемые лавры не давали Жозефу Фуше покоя. Он уже давно был готов к Подвигу, но никак не находил применения своим необузданным страстям. Мученье длилось до тех пор, пока затянувшиеся переговоры с Туманным Альбионом не зашли в тупик. Континентальная блокада сделала свое дело: строптивые британцы были готовы уступить. Правда, как они намекали, желательно на своих условиях. Вокруг этого многие месяцы и ломались копья.

Фуше – этот великий импровизатор и интриган – словно был рожден для трудных переговоров. По сути, на тот момент именно министр полиции Империи являлся главным переговорщиком Бонапарта. И когда благодаря его стараниям и, конечно же, золоту были найдены промежуточные мостки в лице банкиров-посредников (без этих в таких делах никак!), в последний момент подвел сам Наполеон, приказавший прекратить с англичанами все связи.

– Мы не будем больше никого уговаривать, – вынес вердикт Император. – Англичане сами запросят пощады…

– Безусловно, запросят, – согласился с Бонапартом Фуше. Однако министр полиции не сказал главного: на это потребуются годы.

Именно тогда