Ты будешь моим - Кэти Эванс

моим. Он поднял меня и усадил на гладкую деревянную стойку у входа.

– Хочу поцеловать, – он сунул руки под мои ягодицы, – свою прекрасную жену.

По всему моему телу пробежали волны счастья и любви. Я запустила пальцы в его взъерошенные волосы и начала пожирать его губы, как и он мои. Внезапно, словно по расписанию, проснулся Рейсер и громко заплакал. Мы оторвались друг от друга и побежали к нему, но перед этим Ремингтон поцеловал меня за ухом со словами:

– Покорми его, а потом покормишь меня.

– У меня есть хорошая идея, что тебе предложить. Тебе понравится. Так что заметано.

– Вот и отлично, – произнес он, направляясь на кухню, а я вынула нашего сынишку из колыбельки.

– Больше, чем отлично! – крикнула я в ответ. – Когда пойдешь в спальню, захвати колыбель.

Я быстро опустилась на край кровати и сдернула блузку, спустила бюстгальтер и прижала бурно сопротивляющегося младенца к груди, одновременно глядя на часы, чтобы вовремя поменять грудь.

Вскоре к нам присоединился Реми, поставивший колыбель с моей стороны кровати, и принялся ходить из стороны в сторону по комнате.

Мой лев явно пребывал в нетерпении.

Между нами пробежал мощный ток сексуального желания – которое копилось на протяжении сорока дней. В своем воображении я трахала Ремингтона тысячи раз, и он тоже, судя по тому, как он пожирал меня глазами каждый день.

Я кормила Рейсера, а Рип пристально наблюдал за мной. За это время он съел один персик и два яблока и снова начал мерять комнату шагами, глядя, как я кормлю нашего сына грудью, а потом расстегнул пиджак, а следом и рубашку. В его глазах светилось неудержимое желание. Я тоже жаждала его ласк. Никогда в жизни я не испытывала такого сексуального голода. Мы, спортсмены, привыкли быстро восстанавливаться, но невозможно было быстрее восстановиться после родов, поэтому нам приходилось сдерживать свои порывы. Рейсер такой замечательный малыш! Он хорошо кушал и спал по расписанию. Мне казалось, он понимает, что папа у него особенный. И старается облегчить мне жизнь. А если и не понимает, то мы ему поможем. У нас ведь всегда будет выбор. Мы принадлежим друг другу, мы хозяева своей жизни, мы счастливы, как и все люди вокруг нас.

– Ты закончила? – почти ревниво спросил он хрипловатым голосом, подходя ко мне и вытаскивая рубашку из брюк. Вел он себя последнее время как настоящий собственник. Каждый день, каждую ночь он прижимал меня к себе и говорил, что я принадлежу ему. Но произнося это, он не понимал, что тем самым подтверждает, что он тоже принадлежит мне. Нельзя владеть чем-то, не отдавая что-то взамен, даже если речь идет, например, об автомобиле.

Пока я кормила сына, мы слушали музыку, ставили любимые песни друг другу и Рейсеру. А сейчас Реми распахнул рубашку, явив великолепные кубики пресса, а потом подошел и положил руку на грудь, которой я только что кормила малыша. Он обхватил рукой меня за шею, наклонился и поцеловал.

По всему телу у меня прокатилась волна желания, и после того, как Рейсер перестал сосать грудь и задремал, Ремингтон откинулся на кровать и посмотрел на меня тяжелым от желания взглядом. Мои губы пульсировали от его поцелуя.

– Помнишь, как ты спросил меня про семью, сказав, что никогда не скучал по своей, так как у тебя ее не было? – прошептала я, протягивая руку и сжимая пальцами его подбородок. Мне нравилось, что его губы были тоже припухшими от наших поцелуев. – А теперь тебе и не надо скучать, ведь у тебя есть семья. Ты сам ее построил, Ремингтон. Ты самый настоящий глава семьи. Знаешь что? Твоя семья с тобой не потому, что так сложилась судьба, или вас связывают кровные узы, или потому что у них нет другого выбора. Мы с Рейсером с тобой, потому что любим тебя. И мы сами тебя выбрали. – Я посмотрела в его голубые глаза. – Я сама тебя выбрала.

Все еще прижимая сына к груди, я протянула руку к прикроватной тумбочке и вытащила сложенный конверт:

– Я написала тебе письмо.

С озорной улыбкой он протянул руку за письмом, но я спрятала его за спину, лукаво улыбаясь.

– Я отдам его тебе только в обмен на то, старое.

– Нет, – ответил он, ущипнув меня за нос.

Я рассмеялась.

– Вот ведь жадина! Отдай немедленно! – продолжала настаивать я.

– Что ты там написала? – спросил он, поднимая брови.

– Ты сможешь его прочитать, только если отдашь мне старое письмо, которое я писала, когда была до смерти напугана, а вместо него ты получишь это новое, которое я написала сейчас, когда твердо знаю, что принадлежу тебе.

Его глаза сверкнули при моих последних словах. Он нехотя вытащил мое старое письмо из тумбочки, и я быстро выхватила его – я не хотела, чтобы он вспоминал, как я бросила его, ведь теперь я никогда его не оставлю.

– Можешь прочитать новое письмо в любое время, – сказала я, поднимаясь и направляясь к колыбельке. Он следил за мной сверкающими глазами, а потом кивнул и положил письмо на тумбочку. Он не стал его читать, а смотрел, как я укладываю Рейсера, дожидаясь, когда я устроюсь рядом с ним на кровати. Он протянул руку к плееру, к которому уже были подключены наши наушники. Когда мы вернулись из муниципалитета, я сказала, что не прочь послушать композицию «С этого момента» Шании Твейн и Брайана Уайта, и теперь нашу комнату наполнила музыка.

Сердце мое затрепетало, когда я повернулась, чтобы посмотреть на него. Мне так безумно хотелось до него дотронуться. Он прижал кулаки к бокам и сделал глубокий вдох, голубые глаза его блестели от желания, и через секунду мы уже рванулись друг к другу с противоположных сторон кровати. Я в мгновение ока сбросила юбку, а он – рубашку, мы буквально впились друг в друга взглядами.

Я избавилась от одежды быстрее его, забралась в постель и проползла по ней, чтобы помочь ему снять брюки. Резким движением он схватил меня за затылок и прижал свои губы к моим так крепко, словно не целовал меня целую жизнь. По моему телу побежали искорки, а мы,