Книга 7. Дорога в бесконечность - Юлиана Суренова

- Ну, ничего себе!

То, что снизу Мати приняла за арку, оказалось чем-то куда более величественным, а главное - огромным.

- Беседка… - прошептали ее губы.

Действительно, это сооружение более всего напоминало именно беседку, вернее, ее половину. Высокие, точеные колонны легко поддерживали бледно-желтый, выгнутый в сторону неба диск луны. Между колоннами стояли огромные, выше самого рослого из караванщиков, подставки под жаровни с огненной водой - увеличенные копии тех, которые возвышались в святая святых храма оазиса - зале священного талисмана.

Только эти подставки были пусты. Как и вазы для цветов.

"Жаль, - она на мгновение представила себе, как было бы красиво, просто сказочно, если бы ночью, в самый черный ее миг, все вокруг зажглось ярким пламенем огненной воды. Диск луны озарился бы, и… - Ничего, - она с силой сжала веки, прогоняя навернувшиеся на глаза слезы сочувствия и грусти. - Я все исправлю. Все будет хорошо, - ее пальцы пробежали по гладкому прохладному мрамору колонны, - все будет хорошо, милый мой край, любимый, единственный! Я вернулась. Я здесь, с тобой. Ты вновь засверкаешь, прихорошишься, помолодеешь, став солнцем земли, центром мечты…" Она миновала арку-беседку, на мгновение задержавшись под куполом луны, словно прося благословения у небесной странницы и, получив его, вздохнула полной грудью, расправила плечи, откинув голову чуть назад.

"Ну вот, можно идти дальше…" - теперь она знала, куда, видя возвышавшийся в конце широкой пальмовой аллеи прекрасный белоснежный дворец - ледяной дом повелительницы снегов среди зеленого бархата чудесного знойного сада.

"Не ледяной, нет, - глядя на высокое, легкое строение со множеством беломраморных колонн, причудливой высокой анфиладой и сверкавшими в свете солнца стенами, она лукаво улыбнулась, - лунный дворец! - кому, как не ей, было знать разницу, понимать: - Тот мертвый, а этот живой. Тот растает, когда придет пора пробуждения спящих вечным сном, а этот будет существовать всегда, пока есть земля, небо, солнце. Когда исчезнут снега, не будет повелительницы пустыни. Но госпожа сновидений, владычица луны будет все так же любима. Даже еще сильнее.

Потому что не останется страха, и люди, живя чудом наяву, захотят видеть сказку и во сне, чтобы всегда хранить в груди это чувство вновь обретенного счастья… - она блаженно вздохнула, потянулась, зевнула: - Как же здесь прекрасно!" …И потекла жизнь, легкая, как скользившее по небу облако-пушинка - одно-единственное на всем лазурном небосводе, появившееся, казалось, только затем, чтобы время от времени девушка, опускаясь на сладкую зеленую траву аккуратно подстриженной садовником-невидимкой лужайки, могла сквозь приопущенные ресницы любоваться его полетом, наблюдая, как оно медленно превращалось то в птицу, то дерево в цвету, то в прекрасный дворец.

Мати не приходилось ни о чем заботиться. Стоило ей захотеть пить - и тотчас прямо перед ней возникал кубок с водой, которая, пока она подносила сосуд к губам, превращалась в красный как кровь гранатовый сок, или зеленоватый, освежающий травяной настой, или горячий наваристый бульон. Когда она хотела есть - ей не приходилось даже звать своих призрачных слуг. Они сами угадывали ее желания и, являясь прежде, чем их позовут, призрачными духами расстилали рядом со своей госпожой белое кружевное полотно скатерти, на котором, по мановению руки, возникали именно те яства, которые она хотела отведать.

Так было вчера, так продолжалось сегодня, и Мати ничуть не сомневалась, что ничего не изменится и завтра. Она могла с рассвета до заката просидеть в одной из похожих друг на друга как две снежинки высоких и просторных снежных полях - залах дворца, ни о чем не думая, просто наслаждаясь тишиной и покоем, могла на закате подняться в точеную башенку, так искусно скрытую среди деревьев-великанов, что ее было невозможно увидеть снаружи - прекрасное тайное убежище, нужное даже там, где не от кого прятаться - и остаться там на всю ночь, чтобы читать в ярком свете круглолицей луны один из того множества свитков, которыми было заполнено все вокруг от подвала башни до самого шпиля. И в каждом свитке была сказка, о которой Мати никогда прежде и слышать не слышала, причем каждая последующая - интереснее предыдущей.

Порой, когда ей все надоедало, она набирала мешочек всякой снеди - фруктов, ягод, орехов - и отправлялась в лес кормить крошечных остроухих зверьков, которые брали угощение из ее рук, а самые смелые и вовсе забирались на плечи, осторожно цепляясь за складки одежды крошечными когтистыми лапками и забавно дергая длинные черными усиками. Иногда они вытягивались в струнку, внимательно оглядывая все вокруг, словно стражи, охраняющие ее покой. Эти зверьки были такие забавные, что Мати порой, выходя на рассвете, как она думала - всего на один миг, оставалась с ними до полудня, а потом не замечала, как приходило время заката…

А еще было море… Море, ненавистное и презренное, которое со страшной силой манило к себе ее душу и сердце, влекло, доносясь и в сад, и в залы дворца настойчивым рокотом - криком. Его постоянный гул молил, просил, приказывал, порой - заполнял собой все, не давая покоя. И тогда, сама не своя, она неслась к лестнице, бежавшей с вершины горы вниз, на берег моря, пересекала беседку, даже не замечая ее, однако, ступив на первую же ступеньку, останавливалась, чуть наклоняла голову, начиная освобождаться от власти наваждения.

"Подожди-ка! - говорила она себе. - Почему я делаю то, чего не хочу? Мне нужно на берег? Нисколечко! Скорее - наоборот, хочется быть где-нибудь подальше от него!" - и, решительно поворачиваясь спиной к звавшему ее морю, она, гордо откинув назад голову, начинала вышагивать по пальмовой аллее, все дальше и дальше углубляясь в сад.

Но однажды, остановившись так же на первой ступени, она сказала себе совсем другие слова:

"А почему, собственно, я не могу спуститься вниз? Это ведь мой мир, весь, целиком, и берег тоже. И вообще, что такого в море страшного? Если бы оно по-настоящему хотело меня убить, то сделало бы это. Проще простого. Даже без помощи духов, демонов и кого там еще. Я бы и сама утонула. Потому что не умею плавать", - она ничуть не стыдилась признаваться в этом. Зачем караванщице умение плавать, если почти вся ее жизнь проходит в снежной пустыни, где вода под толстым слоем льда, и даже если в нем будет трещина, провалившийся замерзнет быстрее, чем успеет утонуть. В тазу же не захлебнется даже младенец, конечно, если его не зададутся целью утопить. Ведь именно так в некоторых караванах избавлялись от проклятых детей.

Обоженная холодом воспоминаний, Мати, зябко поежившись, нервно дернула плечами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});