Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией - Ольга Власова

Постепенно, в 1970-е гг. беседы все больше и больше занимают Лэйнга. Выходят «Узелки», «Беседы с Адамом и Наташей», а также маленькая книжечка «Ты любишь меня?», где вперемешку со стихами мы читаем диалоги. Лэйнг двигается от коллизий семейных отношений в «Узелках», от иллюстраций непонимания и неведения, к полноценному и доверительному общению в «Беседах с Адамом и Наташей». В этих книгах больше нет теории, а есть лишь непосредственные картинки человеческого общения.

Интерес к межличностному взаимодействию был магистральным для Лэйнга интересом, объединяя все его ипостаси: теоретика, исследователя и практика. А как психиатр-исследователь Лэйнг был не менее талантлив, чем теоретик. Он умел организовывать, умел выдавать интересные гипотезы и выкладываться на эксперименте. Два его центральных исследовательских эксперимента – исследование семей шизофреников и изучение межличностной коммуникации – привели к ощутимым и значимым результатам. На основании совместного с Филлипсоном и Ли исследования межличностного взаимодействия был разработан опросник, на основании совместного с Эстерсоном исследования семей шизофреников – выработана теория происхождения шизофрении, наделавшая в свое время так много шума. Оба эти исследования стали значимы и для самого Лэйнга: первое подтолкнуло интерес Лэйнга к непосредственному общению и его коллизиям, второе способствовало развитию социальной и политической теории шизофрении, которая впоследствии нашла свое отражение в статьях и выступлениях «Политики переживания».

Однако исследования для Лэйнга были интересны, во многом, не на выходе, а в процессе. И здесь в нем говорил не только исследователь, но и терапевт. Ипостась Лэйнга как психотерапевта – ипостась немаловажная. Уже не раз отмечалось, что Лэйнг не сформировал никакой психотерапевтической школы или направления. Очень трудно описать и сущность его подхода. Да и сам он не написал по психотерапии ни одной книги и лишь несколько статей. Во всем он предпочитал спонтанность, избегая строгих схем и четкой приверженности методу.

Практика в жизни Лэйнга всегда определяла его теорию. Его первые книги были написаны на основании его клинического опыта: «Разделенное Я» рассказывала о реальных клинических случаях, «Здоровье, безумие и семья» и «Межличностное восприятие» были построены на основании проведенных в клинике исследований. Его нельзя было назвать исключительно теоретиком. При всей глубине его работ он так и не смог достигнуть стихии чистой теории. Его нельзя назвать исключительно практиком, поскольку его критика господствующей парадигмы психиатрии всегда указывала на высокий уровень рефлексии. Он так и функционировал между практикой и теорией.

В каком-то смысле Лэйнг был феноменологически ориентированным психотерапевтом, предпочитая отбрасывать четко определенные наработки и ориентируясь на спонтанность. У него был талант. Все, кто знал его, говорили, что он всегда был естественным и открытым, и это подкупало его собеседников. С ним было приятно поболтать, общение с ним было легким и позитивным. Этим талантом он пользовался в практике психотерапии.

Многие пациенты Лэйнга говорили о том, что благодаря его естественности и ненаигранности они чувствовали себя собой, они раскрывались, они доверяли ему, как никому другому. Лэйнг блестяще умел устанавливать контакт. Майлз Гроф описывает свое впечатление от лекции Лэйнга в Нью-Йорке в начале 1980-х гг.:

Когда я вспоминаю Лэйнга, в моей памяти всплывает картина того, как он отвечал тем людям, с которыми говорил. Когда ему задавали вопрос, прежде чем ответить на него, он подходил и становился перед тем человеком, которому он отвечал. <…> Он приближался к краю сцены или даже спускался в аудиторию, чтобы стать перед задавшим вопрос. До того времени, да и после того моего вечера с Лэйнгом, я никогда не видел, чтобы на конференции кто-либо вел себя подобным образом. Я говорю „моего вечера“, поскольку, даже несмотря на то что я не задавал вопросов, у меня было такое чувство, что я общался с ним один на один. Именно такое впечатление он производил, и я предполагаю, что у всех его собеседников возникало такое чувство, хотя я не знаю, было ли у них оно более выраженным.

Лэйнг не смотрел в глаза человеку, которого он слушал или к которому он обращался. Он всегда опускал глаза и щурил их, будто смотрел в микроскоп. Так он соприсутствовал, и теперь мне кажется, что, если бы он смотрел прямо в глаза человека, которого он слушал или с которым он говорил, возможно, он бы вторгался в его личное пространство. С другой стороны, его физическая близость, казалось, восполняла то, что обычно делает взгляд. Так Лэйнг мог входить в доверие без вторжения, приближаться без доминирования. Я ощущал, что он ограждал или даже защищал тех людей, которых слушал. Казалось, он молился перед ними.

В своей совокупности его манера взаимодействия включала отведенные глаза, физическую близость и позицию лицом к лицу перед человеком, с которым он говорил. Но, как известно, целое – это больше, чем сумма частей. И у меня не получится полностью описать это присутствие Лэйнга. Я могу лишь сказать, что он мог всецело присутствовать с каждым человеком, притом что таковых было множество. Он умел переключать это внимание с одного высказавшегося или задавшего вопрос на другого так, чтобы не возникло ощущение, что он оставил предыдущего собеседника[499].

Точно также Лэйнг вел себя и на сеансе психотерапии. Он был прост и не усложнял ситуации других. Однако за всей этой простотой стояла определенная философская позиция. Лэйнг отличался от многих других психотерапевтов философской укорененностью того, что он делал. Если другие владели техниками и путем их последовательного применения достигали предполагаемого эффекта, то для Лэйнга главным было именно онтологическое обоснование ситуации, развитие человека в процессе психотерапии, проработка им своих экзистенциальных проблем. Поэтому, безусловно, Лэйнга можно назвать экзистенциально ориентированным психотерапевтом. «В каком-то смысле, – говорил он, – психотерапия – это прикладная теология, прикладная философия, прикладная наука. Ее тактика и стратегия предопределены и дозволены тем, как мы представляем себе, кто мы такие, как и чего мы хотим и не хотим, жаждем и боимся, на что надеемся и от чего приходим в отчаяние, какими должны стать наше поведение и наш опыт в процессе и в итоге»[500].

В силу указанного теоретические поиски Лэйнга всегда привносили в его практику что-то новое. Его увлечения Востоком, коммуникативными теориями, практиками рождения и перерождения сразу же изменяли его технику в терапии. Лэйнг, надо признать, всегда использовал методы все и сразу, и поэтому определить методологически направленность его подхода вообще невозможно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});