Крепость Серого Льда - Джулия Джонс

— Ты знаешь, что Колодезь ведет историю кланов?

Райф кивнул.

— В Колодезе постоянно слышишь старые песни, давно позабытые в других местах. А если твой отец хранитель источника, ты получаешь доступ в Чертог Знания, где хранятся древние свитки, и знание проникает в тебя само собой. Даже если мозги у тебя дырявые, как старая овчина, в голове кое-что застревает, хочешь ты того или нет. Ведуном у нас был Рури Колодезь, дядя вождя и самый ученый человек во всех клановых землях. Он знал, хитрец, как пробудить ребяческий разум, и рассказывал нам о великих вождях, о битвах и заключении мира, о поединках, где оба противника падали замертво. Он вкладывал историю в наши головы, а мы и понятия о том не имели. Каждую ночь после охоты он пел нам своим волшебным, всеведущим голосом.

Адди помолчал, припоминая. Снова начался снегопад, и большие белые хлопья опускались вниз, как перья. Где-то теперь журавли?

— Забавно, как они держатся в памяти, эти песни. Ты можешь забыть, как звали твою первую овчарку, и глаза твоей матери, а какая-то чушь сорокалетней давности остается, будто ее каленым железом выжгли.

— Что же тебе так запомнилось? — неожиданно для себя спросил Райф.

Адди медлил. Жар костра, как щит, ограждал его от огня.

— Одна старая песня.

— Она про меня?

— Может быть. Ты сказал кое-что, и я ее вспомнил.

— Спой ее мне.

— Певец-то из меня никудышный.

— Просто скажи слова.

— Ладно. Я вижу, ты не успокоишься, пока не услышишь. — И Адди заговорил своим хриплым голосом:

Того, кто преступил обет,Вернее нет.Когда все рушится вокруг,Он держит лук.Когда вползает в крепость мгла,Он как скала.Когда сам дьявол в мир грядет,Он в сердце бьет.

В наступившем молчании снегопад усилился. Снег ложился Райфу на волосы и на воротник орлийского плаща, но Райф утратил чувствительность к холоду. Ему казалось, будто он сделан из камня. Это просто слова, говорил он себе, но знал, что это неправда.

Он понимал их смысл — почти понимал. Они лежали на краю его понимания, как тонкий птичий крик колеблется на грани слуха. Они озаряли темные места его памяти и оживляли картины, мелькающие позади глаз. Дрей, сжимающий в кулаке клятвенный камень; Садалак со стрелой; рыцарь-Клятвопреступник, шепчущий «мы ищем».

Райф моргнул, и картины погасли. Адди смотрел на него с выражением, в котором страх смешивался с покорностью.

Райф, очнувшись от столбняка, стряхнул с себя снег.

— Расскажи мне про Ров, Адди.

Овчар, смирившись, поглядел по сторонам, убедился, что никто их не слышит, и стал говорить:

— Здесь земля тонкая. В Глуши, на пустошах и во Рву земная кора еле держится. Каньоны, морозобоины, газовые гейзеры, горячие источники — это все слабые места, и Ров из них самое большое. Он глубок, очень глубок. Говорят даже, что он доходит до самого стыка миров. До серого места, где между жизнью и смертью всего один шаг. В Колодезе кое-что знают об этом, но древнее знание большей частью забыто или хранится за семью печатями. Так и с братьями: они знают ровно столько, чтобы бояться.

Адди помолчал и оперся на камень натруженными руками.

— Мы об этом не говорим. Тут мы точь-в-точь как кланники — прячем дурное поглубже. Меня спрашивать без толку. Я человек маленький — прежде пас овец, теперь их ворую. Откуда мне знать о темных грядущих днях?

Адди взглянул на Райфа, и тот встретил его взгляд, не дрогнув.

— Ты спрашивал, почему братья отправляют мертвых в Ров, — окончательно сдавшись, продолжал Адди. — На это я могу ответить. Чтобы закрыть его, вот почему. Они верят, что если накидать туда побольше тел и пролить побольше крови, то Ров останется закрытым. Что там внизу, я не знаю. Невинным душам вроде новорожденных младенцев дозволяется этого не видеть, для того им и вынимают глаза. Танджо — иное дело, он посрамил Траггиса. Ему полагалось выиграть состязание и доказать, что ты лжец. Он потерпел неудачу, а братья слишком уж распалились, вот Траггису и пришлось послать его в Ров. Мы живем на суровой земле, и уважают у нас только суровых. Траггис обрек Танджо на худшую из казней — отправил его вниз живым и без век, способных заслонить человека от таящегося там ужаса. — Рука Адди потянулась к поясу, к несуществующей ладанке со священным камнем.

Райф сделал вид, что не заметил. Некоторые вещи должны оставаться между человеком и его богами.

— А что, думают братья, случится, если Ров откроется?

— Представь самый страшный свой сон, сделай его вдесятеро страшнее — и это будет только начало.

Это Райф нашел вполне понятным.

— Но ведь Ров — не крепость, — заметил он.

— Верно. — Адди сразу смекнул, о чем речь. — В песне сказано ясно: «крепость».

— Ты говорил, есть и другие слабые места?

— В Глуши их полным-полно. Ров, конечно, больше их всех, но это еще не значит, что он уступит первым.

— Зато будет всех страшнее.

Адди только хмуро усмехнулся в ответ.

Аш. Это с нее все началось. Райф запрокинул голову, подставив лицо снегу. Оба они с Аш потерпели поражение, и теперь тьма рвется наружу. Стих, прочитанный Адди, предполагает, что этому можно помешать, но чтобы сделать это, надо сначала найти наиболее слабое место. «Мы ищем», — сказал рыцарь. Может быть, они искали то же самое?

Райф смахнул снег с лица. Кожа вокруг глаз уже слегка онемела. Он кланник, простой кланник. Не ученый рыцарь и не искусный сулльский следопыт. С чего Адди взял, что он, Райф, тот самый человек?

«Мы способны быть чем-то большим», — сказал Адди, но Райф не хотел, чтобы эти слова оправдались.

Услышав, что к ним кто-то поднимается, Райф велел себе: успокойся. Он подумает об этом после, когда стемнеет.

Адди снова возился с мясом у костра. Подозвав к себе Райфа, он нарочито громким голосом спросил:

— Может, чаю выпьешь?

— Адди! Дюжина Зверей у тебя? — донесся снизу голос Мертворожденного.

— У меня, — с облегчением отозвался Адди. — Лезь к нам, мы как раз ужинаем.

Уродливое лицо Мертворожденного показалось над краем утеса. Он запыхался и сильно вспотел.

— Некогда, Адди. Атаман меня совсем загонял. Не знаю уж, что ты сделал на этот раз, парень, но спорю, что ничего хорошего. В полночь ты должен явиться к атаману в пещеру — один.

28

ПЕРЕГОВОРЫ В МОЛОЧНОМ КАМНЕ

Странное все-таки место Молочный дом, думал Брим, идя по его нижним коридорам с тяжелым блюдом в руках. Другие круглые дома — это большей частью большие сводчатые чертоги, соединенные широкими переходами и лестницами, а Молочный построен, как лабиринт. Его белые коридоры разбегаются во все стороны, и один ничем не отличается от другого — того и гляди, заблудишься.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});